23
Слева — башня, справа — башня, сзади — холодная и шершавая стена, вдоль которой Януш медленно продвигался в надежде найти потайной ход...
Так, ничего на обнаружив, дошёл он почти до правой башни, как вдруг в стороне, где кипел сейчас штурм, в очередной раз ударила пушка — судя по грохоту, самая большая и ужаснейшая из них. Вздрогнула под ногами земля, сверху посыпались мелкие камешки. Следом докатился восторженный рёв атакующих. «Видно, ядро обрушило часть стены», — догадался юноша. Словно в подтверждение над головой его встревоженно закричали ромеи, и в направлении главных ворот торопливо пробежало множество подбитых железом ног.
Едва дождавшись, когда наверху стихнет шум, Януш осторожно двинулся дальше, но не успел сделать и нескольких шагов, как вдруг увидел то, что искал: в торце уже близкой башни темнел едва различимый контур двери. Вначале юноше показалось, что кто-то провёл углём по стене несколько прямых линий или просто треснул от времени камень, но когда подобрался ближе, понял, что не ошибся: потайной ход всё-таки существовал. Позабыв об осторожности, ещё до конца не веря, Януш подскочил к двери, и тут его ждал ещё больший сюрприз: она была приоткрыта.
Дверь!
Была!
Приоткрыта!
Несмотря на охватившую его радость, янычар не смог сдержать презрительной усмешки: проклятые убийцы так торопились оторваться от преследователей, что забыли запереть за собой дверь.
Ну что ж, сейчас посмотрим, чего вы стоите в ближнем бою!
Януш надавил плечом, и каменная плита неожиданно легко подалась внутрь, словно приглашая войти. Ошалев от такой невероятной удачи, он едва не бросился в открывшийся узкий проход, но в последний момент разум всё-таки возобладал: в одиночку не следовало соваться туда.
Тут он вспомнил про анатолийцев...
Пока бежал назад — более всего страшился ромейской стрелы или пули, могущих помешать его мести, но стена молчала, и он благополучно добрался до выстроившихся за рвом солдат. Их количество за это время значительно увеличилось. Судя по всему, они с минуты на минуту собирались идти на приступ и лишь ожидали команды снующих вдоль строя командиров. Но Януш опередил их своим криком:
— Сюда! Скорее! В башне — потайной ход! Быстрее, пока греки на закрыли его!
И тут же пришла в движение, сломалась неровная линия холодно поблескивающих в тумане щитов. Возбуждённо загудели в первых рядах, кто-то уже перебирался через ров, а Януш, вдруг испугавшись, что дверь действительно закроют, кинулся обратно к башне. И снова с замиранием сердца ждал выстрела со стены. Но и на этот раз обошлось...
Когда оглушённый собственным сердцем, готовый убить всякого, кто осмелиться встать на пути, он примчался к потайной двери, проход за ней был всё так же мёртв и тёмен.
Пройдя, несколько шагов в полном мраке, Януш едва не споткнулся о крутые, ведущие вверх ступени, и уже забираясь навстречу неизвестности, удовлетворённа но услышал за спиной радостные крики анатолийцев. Башня сразу же наполнилась бряцаньем оружия и топотом.
Впереди призывно маячил плат предрассветного неба. Ещё немного, и взгляду янычара открылась широкая и прямая как ромейский меч площадка, прикрытая справа мощными каменными зубцами. Слева — межстенная пропасть и нависающая громада внутренней стены. Недалеко от выхода облачённый в панцирь простоволосый воин прилаживал меж зубцов ручную пищаль. У ног — неосмотрительно снятый шлем, горка каменных пуль и тлеющий фитиль.
О, теперь Януш мог наконец дать выход своему гневу и ненависти!
В два прыжка подскочил он к ромею — тот ещё успел обернуть к нему посеревшее от ужаса лицо — и саблей отмахнул по голове. Скрежетнув панцирем по камням, несчастный осел вниз...
Навстречу Янушу уже торопились закованные в латы фигуры.
— Тревога! Турки прорвались на стену! — кричали они. Но фигур, как успел отметить янычар, было совсем немного: четыре или, может, пять — не больше. И лишь где-то далеко у соседней башни густо темнело людьми.
Ну что ж, по крайней мере у него есть время разделаться с этой четвёркой!
Янычар решительно сошёлся с первым и, саблей отбив обрушенный сверху удар меча, вонзил ятаган в незащищённое доспехом бедро противника. Вонзил, дёрнул на себя и тут же хватанул саблей по его шлему. Орущий от боли воин рухнул на колени, а Януш, ногой спихнув его в межстенный проход, уже сшибся с другим...
Из башни тем временем выскакивали первые анатолийцы. Ромей, видимо, поняв, что обречён, дрался с отчаянной решимостью. Но Януш был быстрее: изловчившись, он саблей выбил у противника меч, и следом — резкий выдох, хлёсткое, возвратное движение руки — рубанул ятаганом в область шеи. Веером брызнула кровь. Мелькнули мертвеющие, заведённые к небу глаза, и воин тяжко грохнулся об камни площадки.
Эти смерти только распалили янычара. Он жаждал ещё большей крови. Резать, резать проклятых греков, как свиней!
Но разделаться с остальными ему помешали заполнившие площадку анатолийцы: они мгновенно оттеснили Януша от оставшихся ромеев и, как он ни пытался сопротивляться людскому потоку, закружили и повлекли к спускающейся в межстенный проход лестнице. Оглянувшись, он успел ещё увидеть, как над бешеным водоворотом тюрбанов, рук и сабель блеснули было и тут же исчезли несколько длинных ромейских мечей...
Тем временем со стороны соседней башни подоспели другие защитники. Смертельным клином вонзились они в толпу анатолийцев, разя и сбрасывая их со стены, но переломить ситуацию уже были не в силах: турок с каждой минутой становилось всё больше и больше. Они выбегали из захваченной башни, они лезли через стены и гремящим, нескончаемым потоком стекали по крутым каменным лестницам вниз — в ещё хранящий ночные тени проход...
24
Через какие-то мгновение жестокая сеча кипела по всей сухопутной линии стен. И внизу уже шёл бой: казалось, что в узком ущелье беснуется, бьётся о высокие каменные берега железная, звенящая, лязгающая река. Над нею колыхались флаги, копья, бунчуки. Плыл едкий пороховой дым...
А растревоженным, крикливым чайкам с небесной, уже пронзённой первыми солнечными лучами высоты почудилось, что давно ожившая, пугающая, день и ночь штурмующая город суша, поднялась вдруг тяжёлым, тёмным валом и в отчаянном порыве перехлестнулась, наконец, через стены. От одной большой воды до другой... Кое-где, правда, под золотыми с чёрными орлами стягами ещё теснились закованные в железо островки, о которые разбивалась, дробилась и оседала назад пёстрая волна атакующих, но и эти островки быстро таяли под их бешённым напором. То тут, то там над башнями внешней стены поднимались и хлопали на ветру тяжёлые красные полотнища — флаги султана. Бешеным рёвом встречали турки каждый такой флаг.
Когда слепящий диск солнца показался наконец над городом, внезапно дрогнули и распахнулись внутренние ворота: через них спешно пронесли кондотьера Джустиниани — одного из главных организаторов обороны. Случившиеся рядом защитники из-за плеч несущих его телохранителей успели заметить и бледный как воск лоб, и безвольно повисшую руку. И кровь — пятна благородной крови на серых камнях. Следом прибежали чёрные от усталости солдаты. Они-то и помешали закрыть за кондотьером ворота, крича что-то про предательскую, пробившую его латы пулю и турок, которых уже невозможно остановить.