Узют-каны - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Стрельцов cтр.№ 65

– Вы ещё нас догоните. Пока дохромаю, – отклонил Спортсмен предложение и, опираясь на девушку, заковылял по дороге к пасеке, бубня. – Видишь, Марусенька, какие люди бывают? Пошутили – говорит. Только начальник варежку распахнёт, сразу сердце в пятки и правда побоку. И водку свою отдал. Подхалим несчастный. Будто его собственная. Моя водка, кому хочу – тому и наливаю!

– Всё равно бы нам не поверили, – урезонивала Маруся. – Он правильно дураком прикинулся.

– Ты его не защищай! – дулся Спортсмен.

– А ты не ворчи, – парировала Маруся. – Молчун нам жизнь спас. Кстати, как его на самом деле зовут?

– Молчун он и есть. Лизоблюд. Хотя без него там… туго бы мне пришлось. Ты-то знаешь, что за тварь мы шлепнули?

– Мертвеца, – холодно ответила Маруся. – И давай больше не будем об этом. У меня до сих пор мурашки по коже.

– Может, он живой был? Без сознания? Пришёл в себя. Вцепился. Помощи просил? А мы его… того. С перепуга. Некрасиво.

– Ты совсем чокнулся? Он убить тебя хотел! И меня тоже! Он всех бы нас… В него же стреляли. А он опять… А какая рана? С такой не живут! Вспомни его лицо. И эти слепни…

– Оно конечно. Но как-то в голове не укладывается, что труп мог ожить. Мы же не в фильме про зомби, в конце концов?

– Сам себе не веришь. Так как Командир поверит? Умоляю, не надо больше. И так тошно.

Они шли, обнявшись, по пыльной, местами заросшей сорняками дороге. Молчаливые кедры лениво обмахивались ветками-веерами. Заходящее солнце обещало скорую прохладу. Всё закончилось. Труп, или что там было, превратился в мерзкие, но безобидные кусочки. Ночь обещала отдых. Но Маруся знала, что уснуть будет проблемой – жёлтая яичница и скрюченные пальцы с когтями влезут в мозг и выскребут разум.

– Автомат жалко, – сокрушался Спортсмен. – Может, передохнём чуток?

По пологому склону спустились к реке, и он долго умывал потное лицо. Потом сунул голову в воду и держал там, насколько хватило дыхания; вытащил, посвежевший и, размазывая капли по небритому подбородку, рассмеялся, тряся головой и брызгаясь. Провёл ладонью по мокрому ёжику прически:

– Как заново народился! Хорошо. Маруська, не хмурься. Всё будет океюшки. Хочешь, помогу? – и не дожидаясь ответа, наклонил её голову над водой и принялся брызгать в лицо.

Девушка визжала, отфыркивалась, ругалась по-шорски и вдруг почувствовала, как усталость покидает, уходит из нутра в мышцы. Ничего больше не давит, не беспокоит.

– Отпусти, дубина! – наконец она вырвалась и утёрлась косынкой, убирая со лба намокшую чёлку.

– И губки повеселели, щёчки порозовели, глазки побляднели, – улыбаясь, шутил Спортсмен, на что Маруся толкнула его плечом.

– Простите, гражданин начальник, больше пошлить не буду, – состроил тот обиженную физиономию, – нате вам сигареточку и не забижайте старого пошляка.

– Старого дурака, – поправила Маруся и взяла сигарету.

– Не такого уж старого, – ухмыльнулся Спортсмен. – Мне ещё жениться зараз треба.

– Кто за тебя пойдёт? – всплеснула руками девушка.

– Кому-нибудь да пригожусь, – Спортсмен положил голову ей на колени, – тебе, например?

Маруся, смеясь, легонько стукнула его по голове:

– Вставай, жених одноногий! В путь пора.

– Ой-ой, ещё одну шишку посадила, – гримасничал Спортсмен. – А в тайге ЗАГСы бывают? А то уже бьют, а ещё не расписаны…

Они поднялись на взгорье и шагали мимо трухлявых ульев.

– Вот если бы под каждый положить по лимонке! – мечтательно протянул Спортсмен.

– Командир тебе положит… Тихо! Кто-то там есть, – Маруся кивнула на сторожку.

Постояли, прислушались, вгляделись.

– Показалось или как? – не вытерпел Спортсмен. – Так и будем тут торчать?

– Давай осторожно. Вроде бы в окне что-то мелькнуло.

– Может, зверь какой?

– Однажды к Анчолу росомаха влезла. Всё испакостила, разрыла… Там же продукты! Жди здесь!

Маруся легко, козочкой, вспорхнула на ступеньки, выставила перед собой ружьё, толкнула дверь в сторожку, пытаясь рассмотреть в сумрачном помещении пакостливого зверя. Спортсмен доковылял только до первой ступеньки, когда услышал не то всхлип, не то сдавленный крик. Фигура девушки внезапно исчезла из дверного проёма. На её месте возник грязно-рыжий верзила с уродливым носом, пистолет казался игрушечным в его самоуверенном кулаке:

– Не рыпайся, фраер! – гаркнул он.

– Это ещё кто такой? – рассматривая направленное на него оружие, словно именно ему задавал вопрос, Спортсмен поднял руки.

– Подгребай в хату!

– Лучше вы к нам, – оскалился Спортсмен.

– Сыч, Газон! – рявкнул рыжий. – Помогите гостю!

Сбоку, из-за угла, выбежали двое. Толик успел лишь повернуть голову, как один ударил его под дых, другой обрушил кулаки на затылок…

…Скользя над пенящимся потоком реки, Шурик смотрел вниз на перекаты. «Лечу!» – недавно кричал толстяк. Он тогда смеялся над его восторгом. Но сейчас ощутил головокружительное состояние полёта. Казалось, теперь он всегда, когда захочет, сможет так же просто оторваться от земли и скользить над ней, давая отдых натруженным ногам. Очень удобно: если мама пошлёт в магазин за хлебом – не надо спускаться по лестнице или ждать лифт. Вышел на балкон и быстренько слетал… Это после. А сейчас Шурик с удовольствием поменял бы живописные перекаты и ощущение левитации, пусть даже и мнимой, на стаканчик горячего кофе и свежую тёплую постель. И чтобы мама, как в детстве, подошла, пощупала лоб, спросила о чём-нибудь пустяковом. Остро, до боли меж рёбер, захотелось домой, ждать упомянутый лифт и всё такое. Пришло ясное понимание своей ненужности здесь, над холодной водой, болтающимся листом на ветру; в тайге, выслушивающим гавканье Ивана, и вообще – на этой обречённой, тупиковой планете; в стране, пропитавшейся кровью, враньём и насилием. «Не такой уж я конченый человек, – размышлял Сашка. – Просто так воспитан». Как? Он не знал, но понимал, что хватит с него беспросвета – от пьянки к пьянке, от порока до чувства вины. Только Песня! Его Песня! Теперь он знает, как её петь!

Возродившимся после похмелья он и попал в объятия встречающего его Молчуна. Курили, пока Балагур и сникший Иван одолели переправу. Шагали молча, даже Борис не острил, Командир не ругался, а для Молчуна лишнего не славословить было привычным состоянием, хотя за последние дни ему пришлось говорить больше, чем за пару предыдущих лет.

На подходе к пасеке умылись у реки, попили, выкурили ещё по одной сигарете. Бортовский поворчал насчёт выпавшей ему доли и пустого желудка, и раньше всех припустил по взгорью к мрачноватой, сумрачной избушке. Похолодало. Ожили комары. Отмахиваться стало лень. Шурик механически отметил, что вредные насекомые атакуют его больше, чем кого-либо. Может быть, из-за прильнувшей к вискам крови? Он всегда волновался, когда сочинял, подбирал под звучащую в голове музыку слова, отбрасывал лишнее, но уже успевшее понравиться, припасая на потом. Столкновение с внезапно остановившимся афганцем вывело его из полутранса. Чётко прозвучали слова: