— Позвольте несколько вопросов, мисс Гардинер? Не беспокойтесь, всё в рамках приличий.
По крайней мере, он к ней не лез и не пытался лапать за коленку.
— Извольте, к-к-капитан.
Кэмерон откинулся на стуле.
— Со слов сэра Фрэнсиса я знаю, что вы сирота, но не расскажете ли о своих родителях?
— Отец англичанин. Для работы во французском банке он приехал в Лотарингию, где и встретил мою мать.
— Она француженка? Теперь ясно, почему у вас чистейший французский выговор.
— Да. (Откуда тебе знать, что он чистейший?)
— Я бы решил, что девушка из Лотарингии знает и немецкий. До германской границы там недалеко.
Эва опустила ресницы.
— Немецкий я не учила.
— Вы прекрасно блефуете, мисс Гардинер. С вами я бы не сел за карты.
— Леди не играют в карты. — Каждый нерв взывал к осторожности, но Эва была расслаблена. Она всегда расслаблялась, почуяв опасность. Когда на утиной охоте она стояла в камышах — палец на спусковом крючке, дичь замерла, дробь готова вылететь из ствола, — сердце ее билось абсолютно ровно. Вот и сейчас оно замедлило свой ритм. — Вы спросили о родителях? Мы жили в Нанси, отец работал, мать занималась домашним хозяйством.
— А вы?
— Училась в школе, на полдник приходила домой. Мать учила меня французскому и вышиванию, отец — английскому и утиной охоте.
— Какая культурная семья.
Эва ответила милой улыбкой, вспоминая вопли, площадную брань и злобные стычки, происходившие за тюлевыми занавесками. Она обучилась притворной светскости, хотя жизнь в ее доме была весьма далека от аристократической: нескончаемые крики, битье посуды, отец обзывает мать транжирой, а та визжит, что его опять видели с какой-то официанткой. В этом доме девочка быстро приучилась по стеночке выбираться на улицу, заслышав первые раскаты грома на семейном горизонте, и исчезать, точно призрак в ночи. Она умела все видеть, все взвешивать, оставаясь незамеченной.
— Да, детство мое было весьма познавательным.
— Извините за вопрос: вы всегда заикались?
— В детские годы этот изъян был еще з-з-заметнее.
Язык ее вечно спотыкался о звуки. Но все остальное в ней было без сучка и задоринки.
— Странно, что хорошие учителя не помогли вам его одолеть.
Учителя? Видя, как она, едва не плача, натужно мучается со словами, наставники просто переадресовывали вопрос другому ученику. Многие считали ее косноязычной дурочкой и даже не останавливали сорванцов, дразнивших ее: «Давай, скажи свою фамилию! Г-г-г-г-г-гардинер…» Некоторые смеялись вместе с классом.
Нет. Эва приструнила заикание диким усилием воли: в своей комнате часами читала стихи вслух, заставляя трудные согласные выскакивать без запинки. Помнится, она минут десять сражалась со вступлением к «Цветам зла» Бодлера — на французском ей говорилось легче. Бодлер признавался, что в написании «Цветов зла» его вели гнев и терпение. Эва прекрасно его понимала.
— Что стало с вашими родителями? — спросил капитан Кэмерон.
— В девятьсот двенадцатом отец умер от остановки сердца. (Остановил его мясницкий нож в руке обманутого мужа.) Мать, встревоженная ситуацией в Германии, решила перевезти меня в Лондон. (Матушка бежала от скандала, не от бошей.) В прошлом году она скончалась от инфлюэнцы, упокой Господь ее душу. (Злобной, вульгарной, безудержной матерщинницы, швырявшей чашками в дочь.)
— Мир ее праху, — сочувственно поддакнул капитан, но Эва ни на секунду не поверила в его искренность. — Теперь о вас. Сирота Эвелин Гардинер, свободно владеющая английским и французским (может, все-таки еще и немецким?), работает в конторе моего друга сэра Фрэнсиса Голборо, убивая, видимо, время до замужества. Девушка симпатичная, но старается не обращать на себя внимания. Что это, застенчивость?
Вопросительно мяукнув, в гостиную ступил кот. Эва позвала его к себе на колени и стала почесывать ему горлышко.
— Вы пытаетесь меня обольстить, мистер Кэмерон? — Улыбка превратила ее в шестнадцатилетнюю девушку.
Вопрос обескуражил капитана. Весь красный от смущения, он выпрямился на стуле:
— Мисс… и в мыслях не было…
— Тогда зачем вы здесь? — в лоб спросила Эва.
— Чтоб оценить вас. — Восстановив самообладание, Кэмерон вновь скрестил вытянутые ноги. — Я уже давно за вами наблюдаю — с тех пор, как впервые переступил порог вашей конторы, притворившись, будто не знаю французского. Позвольте говорить откровенно?
— А как мы говорили раньше?
— Не верится, что вы бываете откровенны вообще, мисс Гардинер. Слышал я ваши отговорки от нудной работы. А нынче вы беззастенчиво солгали, объясняя свое опоздание. Что-то насчет приставучего кэбмена. Вы никогда не тушуетесь и сохраняете ледяное спокойствие, однако великолепно изображаете смущение. Опоздали-то вы вовсе не из-за любвеобильного извозчика. Перед входом в контору вы четверть часа разглядывали плакат о наборе в армию. Я засек время, наблюдая за вами из окна.
Настала очередь Эвы напрячься и покраснеть. Она и впрямь разглядывала плакат, на котором в строю пехотинцев, один к одному крепких и бравых, зиял пробел. «Тут еще есть место для ТЕБЯ», гласила надпись. «ВСТАНЕШЬ В СТРОЙ?» Нет, — горько и безмолвно ответила Эва. Ибо в том свободном пространстве мелким шрифтом было написано: «Место зарезервировано для годного к службе мужчины». Так что она не могла встать в строй, хотя в свои двадцать два года была вполне годна к военной службе.
Кот мяукнул обиженно, когда ласка стала чересчур уж крепкой.
— Ну что, мисс Гардинер, смогу я получить честный ответ, если задам вам вопрос?
И не мечтай, — подумала Эва. Лгала и изворачивалась она так же естественно, как дышала, и занималась этим всю свою жизнь. Лгала, лгала, лгала, сохраняя невинное личико. Уже и не припомнить, когда последний раз она была с кем-то абсолютно искренна. Ложь гораздо легче суровой беспощадной правды.
— Мне тридцать два, — сказал капитан. Лицо в глубоких морщинах делало его старше. — По возрасту для фронта я не гожусь. Но у меня другая работа. В нашем небе немецкие дирижабли, в нашем море немецкие подлодки. Нас атакуют ежедневно, мисс Гардинер.
Эва яростно кивнула. Две недели назад потопили «Лузитанию» — соседки-пансионерки проплакали все глаза. Эва не проронила ни слезинки и, вне себя от гнева, только жадно читала газетные репортажи.
— Для предотвращения возможных атак нужны кадры, — продолжил капитан Кэмерон. — Моя задача — подыскать людей с определенными навыками. Например, владеющих французским и немецким. Умеющих лгать. С виду простодушных. Храбрых сердцем. Отыскать и пустить их в дело — разузнать, что против нас замышляют боши. По-моему, в вас есть потенциал, мисс Гардинер. И потому я спрашиваю: вы желаете постоять за Англию?