Отгоняя мысли о ней, я вошла в свою комнату. Завтра — в Рубе. По правде, ехать туда совсем не хотелось. Эва уверяла, что нужно переговорить с ее знакомой, которая может что-нибудь знать, но ведь я уже все выяснила у своей тетки. Розу отправили рожать в какой-то южный поселок, потом она перебралась в Лимож, где искала работу. Вот туда-то я и хотела поехать, а Рубе и сомнительная знакомая Эвы меня ничуть не интересовали.
Я присела на край кровати. В груди моей теплилась надежда, которой одарил жуткий час в обществе тети Жанны. Да, всеми силами я старалась себя убедить, что Роза могла уцелеть, и все равно противная мыслишка не давала покоя: твои родители правы — ее нет в живых. Иначе она, кого я любила как родную сестру, она, так боявшаяся одиночества, уже давно нашла бы способ дать знать о себе.
Но ведь все родные от нее отвернулись и, сплавив рожать ублюдка, умыли руки… А я знала Розин характер, гордый и вспыльчивый. Она бы никогда не вернулась в родительский дом, из которого ее вышвырнули.
И вполне понятно, почему она не поделилась своими бедами со мной. С какой стати? В нашу последнюю встречу я еще была девчонкой, которую нужно опекать, а не посвящать в свои неприятности. И потом, к позору постепенно привыкаешь. Не уверена, что я бы решилась написать Розе о своей Маленькой Неурядице, даже если б у меня был адрес. Встреться мы лицом к лицу, я бы, наверное, поплакала у нее на плече, но доверять такое бумаге — все равно что черным по белому расписаться в своем бесчестье.
Если Роза жива, она, может быть, и сейчас в Лиможе. Со своим ребенком. Мальчик у нее или девочка? — подумала я и тихонько рассмеялась. У Розы — ребенок! Я посмотрела на свой относительно плоский безобидный живот, одарявший меня попеременно тошнотой и усталостью, и глаза мои заволокло слезами.
— Ох, Роза, — прошептала я. — Как же мы так напортачили?
Да нет, напортачила я одна. Роза нашла свою любовь в облике продавца книжного магазина, участника Сопротивления. Наверное, такой парень мог ей понравиться. Интересно, этот Этьен блондин или шатен? Какой цвет волос достался ребенку? Что стало с Этьеном после ареста, жив ли он? Видимо, нет. Столько народу сгинуло, мы только начинаем понимать ужасающий размах потерь. Скорее всего, парень погиб, и Роза, если жива, осталась одна. Брошена, как в том прованском кафе.
Ненадолго, Роза. Я приду к тебе, клянусь. Я не сумела спасти своего брата, но еще был шанс спасти ее.
— И тогда я, возможно, пойму, что делать с тобой, — сказала я своему животу.
Я не хотела этого ребенка, я не знала, как мне быть. Но в последние дни тошнота внесла полную ясность: больше не выйдет просто игнорировать ситуацию.
За окном уже спустилась тихая и теплая французская ночь. Я забралась в постель, глаза мои слипались. Не скажу, успела ли я провалиться в сон до того, как дикий вопль распорол ночную тишину.
Он буквально сбросил меня с кровати. Сердце мое колотилось, во рту пересохло, а вопль все не стихал. Кричала женщина, и крик ее был полон ужаса и муки.
Я пулей вылетела в коридор, где увидела Финна, босого, в майке. Открывались двери других номеров.
— Что происходит? — выдохнула я.
Не ответив, Финн шагнул к двери между нашими номерами — единственной, из-под которой виднелась полоска желтоватого света. Вопль рвался из этой комнаты.
— Гардинер! — Финн задергал дверную ручку, и крик мгновенно осекся, словно кому-то полоснули ножом по взбухшему горлу. А я отчетливо услышала щелчок взведенного курка. — Гардинер, я вхожу! — Финн со всей силы саданул плечом в дверь.
Противно взвизгнули сорванные гвозди, хлипкая задвижка отлетела, свет из номера пролился в коридор. Эва высилась башней, седые космы ее растрепались, глаза напоминали бездонные ямы. Увидев Финна, из-за спины которого выглядывала я, она вскинула «люгер» и нажала собачку.
Я заорала и, повалившись на пол, свернулась клубком. Однако боек ударил в пустой патронник. Финн вырвал у Эвы пистолет, после чего она отхаркнула грязное ругательство и попыталась выцарапать ему глаза, но шотландец отбросил «люгер» на кровать и схватил ее за костлявые запястья. Финн обернулся ко мне, я с изумлением увидела, что он абсолютно спокоен.
— Пока кто-нибудь не вызвал полицию, разыщите ночного портье и уверьте его, что все в порядке, — сказал он, не выпуская Эву, матерившуюся на французском и немецком. — Нам ни к чему среди ночи искать другую гостиницу.
— Но как же… — Я не могла отвести глаз от пистолета, валявшегося на кровати.
Она стреляла в нас. Только сейчас я заметила, что руки мои крепко обхватили Маленькую Неурядицу.
— Скажите, ей привиделся кошмар.
Финн посмотрел на Эву. Ругаться она перестала и лишь хрипло, прерывисто дышала. Глаза ее невидяще уставились в стенку. Она явно пребывала неведомо где.
Услышав возмущенное брюзжание, я обернулась и увидела заспанного хозяина гостиницы.
— Ради бога, простите, — сказала я по-французски и поспешно прикрыла дверь, скрывая странную живую картину. — Бабушке моей приснился кошмар…
Медоточивые речи на корявом французском я, заскочив в свой номер, подкрепила горстью франков. Наконец хозяин отбыл, и я осмелилась заглянуть в соседнюю комнату.
Финн усадил Эву в углу, откуда хорошо просматривались дверь и окно. Он накинул одеяло ей на плечи, а стул развернул так, чтобы она могла привалиться затылком к стене. Присев на корточки, он тихонько с ней разговаривал; потом медленно положил фляжку с виски ей на колени.
Эва что-то пробормотала. Мне послышалось имя «Рене», и я вся покрылась мурашками.
— Его здесь нет, — успокоил Финн.
— Эта тварь во мне, — прошелестела Эва.
— Я понимаю. — Рукояткой вперед Финн подал ей «люгер».
— Вы с ума сошли? — просипела я, но он остерегающе вскинул руку.
Эва молчала, мутный взгляд ее перебегал с двери на окно. Изуродованные пальцы вцепились в пистолет.
Я попятилась в коридор, когда Финн встал и, шлепая босыми ногами, пошел к выходу. Потом он тихо притворил дверь и сильно выдохнул.
— Зачем вы отдали ей пистолет? — прошептала я. — Окажись он заряжен, кто-то из нас уже был бы трупом!
— А кто, по-вашему, вынул патроны? — Финн смерил меня взглядом. — Я делаю это каждый вечер. Она меня костерит, но возразить не может, поскольку в мой первый рабочий день чуть не отстрелила мне ухо.
— Ничего себе!
Финн глянул на дверь.
— Теперь все будет нормально до самого утра.
— И часто с ней такое?
— Время от времени. Что-то на нее находит. То запаникует в толпе, то примет за взрыв грохот рухнувших лесов. Предсказать невозможно.
Я отметила, что руки мои все еще прижаты к животу. Маленькую Неурядицу я всегда считала не чем иным, как досадной помехой, однако, увидев пистолет, первым делом прикрыла ее. Я опустила руки, меня всю трясло. Уже давно я не чувствовала себя такой живой, когда ощущаешь каждую свою жилку, каждый волосок, каждую клеточку.