Вчера они не так чтоб сильно пытали жирного убийцу. Нельзя было сильно – все же Торк в этом деле не мастер, не было необходимых приспособлений, и допрашиваемый при излишнем усердии мог окочуриться. Да и не нужно было усердствовать – Шуас довольно быстро признался, что убил мальчика и расчленил его тело, а о большем его не спрашивали. А потом о Шуасе, по понятным причинам, забыли… и теперь Варинхарий Гаттала не мог понять, зачем он снова приперся к преступнику. После такого-то дня.
Должно быть, от усталости и перенапряжения у него что-то сдвинулось в голове. А ведь он, без сомнения, самый разумный человек из собравшихся в гостинице. И наиболее осведомленный о происходящем. Лучше, чем Гордиан, который годы провел в пограничье. Гордиан Эльго, конечно, многое знает о степняках, но вряд ли в его крепость сведения поступают в том количестве – и качестве, – как в ведомство, где служит Варинхарий. Сам бы Гаттала никогда не задумался, как свары между степными племенами могут отразиться на делах королевства Михаль, которое со Степью не граничит. Пока не граничит. Но те, кто знают больше него и мыслят глубже, сказали – надвигается нечто большее, чем набег нескольких племен, оголодавших из-за того, что случилась в степи засуха и нету больше пригодных пастбищ. Грядет нечто, что может сотрясти основы Союзной империи – а это Михаля касается напрямую. И Варинхарий честно отправился отрабатывать свой нелегкий шпионский хлеб, собирая сведения о будущем нашествии.
Не только ему – всем сколько-нибудь разумным людям было понятно: нанести серьезный урон империи степняки могут, лишь объединившись. Но годится ли Бото на роль правителя всей Степи? Бото, о котором говорят, что он выкалывает глаза тем, кто осмеливается смотреть на него в упор, а тем, кто улыбается в его присутствии, отрезает губы? Если бы речь шла о представителе цивилизованного народа, Варинхарий бы твердо сказал – нет, но степняки на это смотрят по-другому. К тому же, при всей своей жестокости, Бото щедр, он часто устраивает пиры, не копит добычу, но раздает воинам оружие, а жены подвластных ему вождей расхаживают в платьях из шелка, захваченного в купеческих обозах. И за ним пойдут многие. Уже пошли. Те, кто отдавал приказы Варинхарию, получили сведения – у Бото под началом не менее шести тысяч отборных воинов. Не так уж много, если сравнить с имперской армией. Но кочевники имеют обыкновение таскать за собой в походы семьи, и в отличие от представителей тех же цивилизованных народов, их бабы, подростки и старики вполне способны вступить в бой. И вступают, когда есть необходимость. Так что первоначальное число увеличивается вдвое. А когда Бото двинется в поход, к нему примкнут родовые кочевья, не имеющие сильного вождя, но желающие своей доли в грабеже. Всего примерно около двадцати тысяч боеспособных всадников. Может, и больше. Варинхарию было поручено проверить точность этих сведений. Но он не успел.
Не успел.
Так какого ж демона он, вместо того чтоб попытаться уйти из проклятой гостиницы под покровом ночи, приперся в этот подвал?
Потому что в Степи он один от кочевников не скроется. А со своими здешними спутниками – тем более. Надежда одна. Подход пограничников. У Бото не хватит сил ударить по всем крепостям оборонительной цепи – да и зачем ему? Достаточно прорвать оборону двух-трех гарнизонов, а потом орда хлынет потоком… нет, это я отвлекся. Да, надежда на помощь… Но надежда это исчезающе мала. Даже если имперцы станут преследовать этот передовой отряд кочевников, они, скорее всего, придут на наше пепелище.
Но после того, как Варинхарий перемолвился с Азатом, которого намерен был отправить оборонять гостиницу вместе с остальными, парень сказал ему нечто такое, от чего в голове михальского шпиона забрезжила некая смутная идея. Насколько она смутная – и совершенно безумная, – он и сам сознавал. А чего еще ожидать после такого дня? И если б он еще немного промедлил, позволил себе подчиниться голоду и всепоглощающей усталости, то никуда бы не пошел. Но Варинхарий привык использовать все возможности, которые ему предоставляла жизнь. Даже самые безумные. А михальцы к тому же не отвергают того, что в иных странах считается запретным. Или вовсе несуществующим.
Он кликнул с собой Саки – не потому, что опасался идти в одиночку. Но в гостинице было уже совсем темно, а в подвале вообще хоть глаз выколи. Поэтому он велел слуге прихватить светильник. Саки, при всей своей обычной болтливости, так притомился, что задавать вопросов не стал, а поволокся вслед за хозяином. Огонек мигал в его руках, пока Варинхарий отпирал дверь подвала – ладно, хоть не уронил, еще пожара здесь не хватало…
И так они очутились средь тьмы, смрада и брения.
Саки поставил лампу на бочку, и в тусклом свете Варинхарий увидел преступника.
Шуас лежал на полу, связанный, в замаранной рубахе. Сутки назад, когда Торк его обрабатывал, он сломался довольно быстро и проскулил то, что Варинхарий предполагал от него услышать. И вид у него был прежалкий – а кто бы, признаться честно, не был жалок в его положении? Он молчал, когда Гаттала вошел в подвал, и Варинхарий подумал, что убивец без сознания, иначе тут же принялся бы просить о милости, как делал это в конце допроса.
Но тут Шуас поднял голову, и михалец озадачился. Преступник смотрел не умоляюще, а даже с каким-то злобным удовлетворением. Свихнулся тут, в темноте и одиночестве?
– Ну что, – голос хриплый, надтреснутый, но такой же злой, как и взгляд, – они пришли?
– Кто?
– Не придуривайся, интендант. – Шуас закашлялся-заперхал. – Тут… слышно.
Неужто эти клятые степняки визжали так громко? Хотя… конечно. Аж уши закладывало. Впрочем, неважно.
– А ты что радуешься, урод? Нас положат, так и тебя в живых не оставят, им-то ведь все равно. Или доволен, что не один сдохнешь? Так ведь мы еще живы.
– Это… ненадолго… а ведь говорил же вам, придуркам… это все, чтоб вас спасти.
Похоже, все-таки спятил. Или нет? Видывал Варинхарий сумасшедших, мутный у них глаз. У этого – нет. Хотя может ли человек в здравом уме сотворить то, что он сотворил? Ведь что-то такое нес он еще до начала допроса.
– О чем ты?
– Пить дай… а то больше ничего не скажу.
Похоже, и впрямь не скажет – голос совсем сел. Просто не сможет.
– Саки, тут есть что глотнуть? – Гонять слугу наверх не хотелось.
Саки без особой радости пошарился по подвалу, и усилия его были вознаграждены – помимо бочки с солониной, на которой стоял светильник, обнаружилась и поменьше, с пивом. Подломав крышку, Саки поначалу от души приложился сам. Затем обнаружил на полке какую-то щербатую миску, черпнул, поднес Шуасу. Тот выхлебал пиво с жадностью, потом зашептал:
– А ты ведь не зря пришел… ты ведь понял, а… что еще можно… что можно исправить…
Варинхарий хотел было спросить: «Ты о чем?», но вместо этого сказал:
– Выйди-ка, Саки, подожди за порогом.
Вчера, когда его допрашивали, Шуас все подтверждал – да, да, убил, расчленил, разбросал… Но он ни словом не обмолвился, зачем он это сделал. А Варинхарий не спрашивал. Для чего? Безумные убийцы творят свои злодеяния, чтобы потешить извращенную натуру, вот и весь сказ. Но, видно, брошенные преступником слова о том, что он хотел всех спасти, как-то засели в памяти и теперь не к месту вылезли.