Он подмигивает и лезет в мою машину, не снимая своего дебильного рюкзака.
– Без этого никак! Ты впервые в Вегасе? Обалдеть! Профессор пошел в разгул! Сестренка тоже здесь?
– Дома. С родителями.
– Мужик! – хвалит Форти и открывает банку темного пива; оно пенится и течет по его пальцам. – Эта кабала не для меня: обеспечивай их, ублажай, делай им детей и пляши всю жизнь под их дудку… Ну уж нет, мне и одному хорошо. К черту любовь!
Он ржет и рыгает на весь салон.
– Не любовь Любви, конечно, ты понимаешь. Обожаю сестренку. Она – моя опора. Знаешь, сколько от нее сегодня сообщений пришло?
Я выдыхаю и считаю до двух. Не помогает.
– Ты ответил?
Мотает головой:
– Мы же двойняшки. Она и так все чувствует. Дунем?
Скурившаяся эгоистичная свинья! Мучитель моей Лав!
– Не хочется.
Я слышал, это обычная практика (и, по-моему, весьма гуманная), когда у беременных врачи удаляют один плод, если он мешает развиваться второму. Один умирает, чтобы другой выжил. Ничего личного – просто биология. Я спасу мою Лав. В отличие от других ее парней, которым не хватало мужества прикончить Форти, у меня есть яйца. Я смотрю, как тот, уткнувшись в телефон, перелистывает – смакует – ее сообщения. Только когда ей плохо, когда ее снедают тревога и страх, он чувствует себя любимым.
Надо обладать силой духа, чтобы спокойно делить с другим сначала матку, а затем – день рождения. У Лав она есть. У Форти – нет.
– Глянь, какие буфера. – Он причмокивает и показывает на старшеклассницу, которая ищет туалет на заправке. – Прихватим с собой?
Убил бы его. Прямо здесь и сейчас. К сожалению, пока не могу.
Завожу мотор. Девочка скрывается за дверью. Она в безопасности. Мы трогаемся. Молчание длится недолго.
– Ты с сестренкой – моя опора! – снова заводит Форти. – Заботься о ней, понял? Понял меня? Потому что если обидишь ее, ты труп!
Я еще крепче сжимаю руль.
– Ты хороший брат.
– Я лучший, мать твою!
Он вытаскивает пакетик из кармана, насыпает порошок на ладонь и занюхивает. Я сворачиваю на магистраль. Форти даже не спрашивает, куда мы едем, продолжая разглагольствовать о том, что никогда не женится, а будет жить со мной и с Лав – сам себе подписывает смертный приговор. Мотор равномерно гудит, машин на дороге все меньше, яркие огни Вегаса все дальше. Живой труп разлагается и смердит на весь салон. Он анти-Лав. Рыгает и заявляет, что отоваривается исключительно в «Ральфс».
– Нормальный магаз – полно всякой жрачки. Без понтов. Ведь что такое еда – просто сырье для говна. Ни больше ни меньше. Мы едим, чтобы не сдохнуть. И нам, слава богу, не надо, как пещерным людям, выслеживать мамонтов, а потом тащить домой волосатую добычу, пока ее не обсидели мухи.
Он трет нос и мотает головой.
– Теперь все просто: приходишь, берешь тако, отваливаешь бабки и жрешь. Выпендрежники вроде моих родителей устраивают из еды культ. Хрен вам! Просто жратва: проглоти и высри. Нечего звать гостей и строить из себя гребаного гурмана! В конце концов, срем-то мы все в одиночку, за закрытой дверью…
Нюхает снова. Вышвырнуть бы его сейчас из машины, но он настолько непрошибаем, что, боюсь, просто отскочит от дороги, как мячик, и запрыгнет обратно.
– Я бы заточил тако, – заявляет Форти и вдруг решает позвонить Лав.
Меня охватывает паника. Руки потеют и соскальзывают с руля. Вру, что мы в ссоре.
– Да? Тогда лучше не стоит. – Он опускает стекло, расплываясь в довольном оскале, точь-в-точь как взлохмаченный пес, ловящий свежий воздух открытой пастью. Его обрадовала новость о нашей размолвке. Ему хорошо, только когда другим плохо. Особенно когда плохо Лав.
Форти продолжает хвастать своими похождениями в Вегасе, завираясь и путаясь, однако ни капли не смущаясь. Мне хочется ударить по газам, чтобы скорее уже закончить эту пытку, но жизнь научила меня уважать правила дорожного движения. Форти несет что-то про минимальные ставки и шлюх, которые готовы спать с ним бесплатно, – сплошное беспросветное вранье, словесный понос. Жалкий, одинокий, никому (даже самому себе) не нужный неудачник!
Когда на горизонте наконец показывается мотель «Клоун» – атмосферное местечко в предгорьях Невады, неподалеку от старого кладбища, – где я планирую прикончить этого несчастного ублюдки, я с облегчением выдыхаю.
– Приехали.
Форти радостно хлопает по своему рюкзаку и заявляет, что уже бывал здесь. Кто бы сомневался! Я видел это место лишь на фотографиях, и вживую оно меня ни капли не разочаровало – это тот самый «Дикий, Дикий Запад», который я мечтал увидеть. Вывеска с улыбающимся клоуном, бело-голубое старомодное здание, суровые горы, заброшенное кладбище – все будто прямиком из фильмов Тарантино. Судя по отзывам в Интернете, в холле выставлены сотни кукол клоунов, но я, скорее всего, их не увижу. Надо поскорее заканчивать.
Форти наконец заткнулся, отложил рюкзак и теперь рассматривает себя в зеркале заднего вида.
– Хорошо, что мы сюда приехали. Обожаю клоунов.
Еще бы! Он сам как клоун: с мясистым красным носом, всклокоченной копной сальных волос, жирным пузом, выпирающим из зеленых шорт, – ночной кошмар, преследующий и мучащий Лав. Мерзкое чудовище, которое ей приходится любить, как детям приходится терпеть клоунов, хотя все мы знаем, что они не добрые весельчаки, а жуткие толстые старики со зловещими ухмылками на размалеванных лицах.
– Форти, посмотри в Интернете, есть ли у них свободные места.
– Старина, нам непременно надо здесь что-нибудь снять. Это будет бомба. Точно! Так и назовем – «Бомба». Что-то вроде «Одиннадцати друзей Оушена», скрещенных с «Пилой». Жертвами будут клоуны, а злодеями – туристы, эдакая сладкая парочка, которая держится за ручки и все время обнимается.
– Класс, – говорю я. – То есть клоуны – жертвы.
– Да. Значит, наши голубки сюда приезжают, и девица такая: «Ненавижу клоунов», а парень ей: «Я тоже». Они жалуются администратору мотеля, а потом достают из чемодана взрывчатку и разносят тут все к чертовой матери.
– Форти, ты посмотрел, есть ли свободные номера?
Он игнорирует мой вопрос и вздыхает:
– В прошлый раз я был здесь с Лав и Бредом-Бредом-Драндулетом.
Делаю вид, что впервые об этом слышу. На самом-то деле я и привез его сюда только потому, что Лав пару месяцев назад выложила в «Инстаграме» старую фотку из прошлой жизни, когда она употребляла наркотики, носила кольцо в языке и подводила глаза снизу, а не сверху. Они остановились здесь по пути на безумный фестиваль «Горящий человек», привлеченные гигантскими рекламными щитами «Бесплатный Wi-Fi» и «Всё для байкеров». Форти тогда исчез вместе с машиной и объявился только через месяц, естественно, ни перед кем не извинившись.