– За счет заведения. Шеф-повар только прочитал про вас в «Голливуд репортер».
Чертов Голливуд! Богачи тут вообще ни за что не платят.
Форти благодарит ее, вынимает соломинку из бокала и пьет через край.
– Она принесла его мне. Улавливаешь, старик? Мне, а не тебе. Про тебя тут никто не знает.
– Да пошел ты!
Он советует мне унять эго и начать налаживать связи. Говорит, что я зря пренебрегаю Барри Штейном и что мне следовало бы научиться лизать задницы нужным людям. Утверждает, будто я не знаю, как это – раз за разом получать отказ и начинать все сначала.
– Пятнадцать гребаных лет я шел к успеху! Делал себе имя. Зарабатывал репутацию. Пятнадцать лет катался по студиям и рассказывал о своих задумках продюсерам и директорам. Они улыбались, говорили, что им все нравится, но проходила неделя, другая – и ничего. Тишина.
Форти кипит от ярости, вспоминая старые обиды. Дай нытику мороженое, он сожрет его и продолжит стонать.
– Посмотрим, как теперь запоет Майло! Да?
– Позвони сестре. Она места себе не находит.
Форти отмахивается:
– Да брось! Все с ней нормально. И с родителями тоже.
Приносят сандвичи. Он накидывается на еду, я к своему не притрагиваюсь.
Форти не прошел тест. Я сделал все, что мог. Пора разорвать мучительные отношения, убивающие Лав. И сделать это придется мне, потому что именно я заварил эту кашу, потакая желаниям жирной эгоистичной гниды.
Я пока не знаю, как отправлю его на тот свет, но действовать придется очень осторожно, потому что убийц богачей ищут гораздо старательнее, чем рядовых граждан. Для начала надо заставить его удалить нашу переписку, чтобы на меня не пало подозрение.
– Форти, советую почистить почту, а то, не дай бог, кто-нибудь взломает аккаунт, и тогда вся правда всплывет наружу.
Он смеется, давится сандвичем, отхлебывает пива.
– Сразу видно неопытного… Давай нанимай адвоката. Только не забудь приготовить кучу денег. И поставить крест на карьере в Голливуде, потому что никто не захочет связываться с мелочным сутягой. Тут таких не любят.
Я говорю, что ничего подобного не имел в виду и просто забочусь о его репутации:
– Журналисты обожают такие скандалы, и взломать почту им ничего не стоит.
Он кивает:
– Я тебя понял.
Официантка приносит тарелку с жареной сладкой картошкой – «просто так».
– Хороший совет. – Форти отрывается от экрана. – Только он из арсенала законника, а не писателя. Мы могли бы замутить с тобой что-нибудь вместе, но я не хочу иметь дело с сутягой. Терпеть их не могу. Ты же ведь не такой, да, старик?
У стойки другая официантка флиртует с начинающим писателем, который, похоже, пытается трахнуть ее и закончить свой сценарий уже не первый месяц. Он просит заменить гарнир на гуакамоле. Она отвечает, что тогда придется доплатить еще два доллара. Жизнь несправедлива. Негодяй пьет коктейль за счет заведения, а честному трудяге приходится раскошеливаться.
Форти вытирает губы, отодвигает тарелку и пускает в ход тяжелую артиллерию.
– Сестренка меня очень любит.
– Я знаю.
Он приглаживает жирной рукой и без того сальные волосы.
– У тебя есть Лав. Не будь жадной свиньей. Не в деньгах счастье. Без любви богатство и слава – пустые черепки.
Я напоминаю, что вся его семья сейчас в сборе и очень за него переживает. Он смотрит на меня пустым взглядом – злосчастный, несчастный неудачник.
– Рей и Дотти обожают всякие мероприятия, даже разыскные. Ну и семейка у меня, да?
Форти знает: для них он паршивая овца. И никогда не прекратит им мстить. Я говорю, что они любят его, но ложь настолько очевидна, что мне даже неудобно. Теперь уже не выяснить, что было первопричиной: его мерзкая эгоистичная натура или ошибки воспитания. Ясно одно: если я не избавлюсь от него, то у нас с Лав нет будущего. Он разрушает не только себя, но и все вокруг.
Заглядываю в чек, плачу наличными (если чему меня жизнь и научила, так это осторожности).
– Я еду в Вегас, писать новый сценарий, – заявляет он, не вынимая изо рта зубочистку, когда мы выходим на улицу.
Подгоняют его машину, огромную и черную.
– Форти, ты врешь.
– Да, вру. Хотя для интервью сойдет, как думаешь?
– А что мне сказать твоей семье?
Опять тот же пустой взгляд. Он знает, что сестру родители любят больше. Но так часто бывает. Многие дети просто не обращают внимания, Форти же свихнулся на этом. Готов спорить, он сидел с таким лицом на всех праздниках, когда Лав доставалось хоть на чуточку подарков больше или когда мама обнимала ее на секунду дольше. Форти считает, что ему недодали любви. А рядом с ним росла сестра, которая получала столько любви, что сама стала воплощенной любовью.
– Пусть мама еще пару дней понервничает и поголодает. Мы ведь не хотим, чтобы она разжирела, да, старина?
Вот урод. А я еще ему сочувствовал…
– То есть не говорить им, что ты в порядке?
– Пусть привыкают, я уже не ребенок. – Он сплевывает. – А слушай-ка, старина, поехали вместе в Вегас. Замутим новый сценарий, покруче «Мальчишника».
Ничего мутить с ним я больше не собираюсь.
– Нет, спасибо, – говорю я.
На заднем сиденье в его машине замечаю целый пакет наркоты – реально целый пакет. Он поднимает ладонь, я даю ему пять. В следующий раз, когда мы встретимся, моя ладонь сожмется на его горле.
42
Сто тысяч часов спустя я подъезжаю к Вегасу. Огни города мерцают на горизонте, как дискотечные стробоскопы в «Тусовщиках». Наконец-то я у цели.
Когда я сообщил Лав, что, судя по всему, Форти в Вегасе, она удивилась и не поверила:
– Джо, мы с ним двойняшки. У нас психическая связь. Я бы почувствовала, если б он взялся за старое.
– Даже лучший локатор порой барахлит, – возразил я, складывая рубашки в один из ее черных чемоданов.
Она присела на кровать.
– Поехать с тобой?
– Нет, сам разберусь.
– Строишь из себя образцового самца?
Напоследок я трахнул ее как следует и отправился на Голливудский бульвар докупать недостающие элементы для моего костюма Капитана Америка – не супергероя, конечно, а рядового парнишки из Вегаса: спортивную майку с эмблемой «Индианаполис колтс»
[16] и бейсболку.
И вот я уже почти на месте. Черт возьми, это Вегас! Вегас! Он ярче, чем показывают в кино, и уродливее, чем я ожидал. Каждый дорожный знак воспринимается как угроза: «Последнее казино на 20 миль», «Последняя заправка». Торможу на обочине. Натягиваю майку, надеваю бейсболку. Маскировка готова. Теперь я среднестатистический американец.