Париж в настоящем времени - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 36

– Не дрейфь! – сказал он сам себе вслух. – Соберись!

Это сработало. Даже если кто-то придет, он будет в норме. Но никто не приходил, давая ему время подумать. В ранней утренней дымке все вокруг подернулось серым, и стремительно бегущая река, мощная и не знающая препятствий, стала образцом для его мыслей.

Кого они будут искать? Трое свидетелей, несомненно, подумают, что он был выше и тяжелее, чем на самом деле. Как детишки воображают чудовищ, как мореплаватели рассказывают небылицы о гигантских морских чудищах, так и свидетели, скорее всего, наделят Жюля недюжинной силой и размерами – у страха глаза велики. То, что он убежал от молодых полицейских, даст основания предположить, что лет ему гораздо меньше, учитывая, что он смог напасть на троих юнцов и быстро убил двоих из них. В тот вечер дождь намочил ему волосы, они потемнели, прилипли к голове. И еще поверх пиджака на нем была надета яркая непромокаемая куртка шафранового цвета, купленная в Швейцарии много лет назад. Цвет у куртки был незабываемый. Ее изготовили на японской фирме, а цветовосприятие японцев несколько отличается от европейского. Он редко надевал этот дождевик, но вчера вынул из шкафа, послушавшись прогноза погоды. Значит, первым делом он обернул курткой один их шлакобетонных камней, которыми в ветреную погоду подпирали двери, чтобы не закрывались, а сверху обвязал нейлоновым лодочным шпагатом, который и за несколько лет не разложится. Потом оделся, взял щетку, вышел на причал и стал его подметать. Подойдя к краю, он незаметно уронил куртку с грузилом в воду, а там, под причалом, метров двадцать глубины, да и течение сильное и стремительное. Он еще помахал щеткой на случай, если где-то вдалеке затаились дорожные камеры.

Вместо рослого и крепкого, темноволосого мужчины от тридцати до пятидесяти в яркой желто-оранжевой куртке из лодочного домика выйдет на улицу мужчина невысокий, лет семидесяти с жесткими русыми с проседью волосами. Покидая место, знакомое ему уже более полувека, он будет одет в синий блейзер. Этот блейзер тоже пришелся кстати, поскольку был пошит из немнущейся материи. Производитель хвалился, что можно засунуть этот блейзер в термос (если найдется подходящий по размеру), залить горячей водой и оставить на неделю, а потом достать, и он будет совершенно как новенький – хоть сразу надевай. Зачем совать одежду в термос – вот вопрос, но слово не воробей: хотя блейзер и побывал в реке, он выглядел так, словно был тщательно выглажен и стал для Жюля важным элементом маскировки. Преображенный таким образом, Жюль будет похож на кого угодно, только не на человека, устроившего побоище на мосту, но, конечно, он им останется.

Он осмотрел себя, прежде чем одеться. На руках и плечах нашел синяки, но лицо осталось чистым, ни глубоких ссадин, ни порезов на теле не оказалось, так что крови он не оставил. И волос не оставил – они у него частенько выпадают, когда голова сухая, но вчера слиплись от дождя. Он ничего не потерял ни на мосту, ни на аллее, все его вещи при нем. В его возрасте синяки исчезнут недели через две, не раньше, но под одеждой их не видно. На дороге, ведущей к лодочному домику, камер нет. Жюль лично убедился в этом, потому что часто парковался у баржи дольше положенного, но так и не получил ни одного штрафа, значит наблюдение не велось. Зато, конечно, камеры имелись по всей округе, и если бы кто-то отследил и по косточкам разобрал именно его приходы и уходы, то стало бы очевидно, что прошлым вечером он домой не возвращался, все время оставался здесь, а верхняя одежда – не та, в которой он пришел. Но в Париже миллион жителей, и пути их – это спутанный клубок из миллиарда нитей. Надо быть невероятным гением и обладать исключительным везением, чтобы сфокусироваться именно на его передвижениях, особенно учитывая его несходство с человеком, описание которого дадут свидетели. Теперь нужно просто неспешно и спокойно идти по Парижу, как ни в чем не бывало, купить газету, почитать ее за завтраком в кафе и сесть на поезд домой. Труднее всего – не дрожать и не дергаться, а если уж не получится, то делать это незаметно для окружающих.

* * *

Жюль очень устал, пока добрался домой, потому что шел пешком до станции «Л’Этуаль», чтобы сесть там на региональный поезд линии «А», следующий в западном направлении. В Сен-Жермен-ан-Ле пришлось купить поесть, и теперь с бутылкой пива и сэндвичем он сидел на террасе. Солнце сначала выжгло облака, а потом испарило туман, поднимавшийся от Сены, бегущей далеко внизу.

Казалось, совсем недавно молодая семья из трех человек поселилась в этом чудесном жилище. Жена была жизнерадостна, проворна, изящна, как статуэтка, и соблазнительна, но самое замечательное в ней было то, как она проявляла любовь к своему ребенку. Это чудесное зрелище навсегда запечатлелось в памяти Жюля. Созерцание Жаклин и Катрин стало смыслом его жизни, определило ее. Жюль знал, что люди образованные, из последних сил избегающие банальности, высмеяли бы его за то, что он считает свое дитя ангелом. А он снова и снова невинно и радостно сообщал об этом. Холодное презрение робота, которое однажды последовало за этим, подстегнуло его нанести ответный удар.

– Вам это кажется трюизмом? – поинтересовался он.

Безмолвный ответ был ясен как день.

– И вы считаете, что ангелы – постыдный плод средневекового воображения? Тогда давайте оговоримся заранее. – Человек, к которому он обращался, был юристом. – Предположим, что ангелов не существует. Но мы имеем неопровержимые доказательства того, что тысячелетиями люди верили в непорочные и благословенные создания – в посредников, приближенных к Богу. Так что же, по-вашему, питало их распаленное воображение? Откуда взялась сама идея? Что послужило им образцом? Разумеется, дети! И когда родитель называет свое дитя ангелом, он обращается к всемирному источнику вдохновения. Сначала появились дети, а у мира, при всем его многосмыслии, действительно особое к ним отношение. И это самое точное и оригинальное описание, которым человек льстит папским ангелам, ассоциируя их со своими детьми. Так почему же вы так желчно реагируете на нечто столь прекрасное и удивительное, даже если это не так?

В младенческие годы Катрин даже Шимански был еще довольно молод, а его дети недостаточно повзрослели, чтобы стать ужасными. Жюль тогда мог пробежать пятьдесят километров и проплыть двадцать почти с олимпийской скоростью. Ему была пожалована новая университетская должность, и он часто пробуждался посреди ночи, чтобы записать приснившуюся музыку. Летом они путешествовали по Средиземному морю налегке и задешево, загорали и прекрасно отдыхали почти всегда у самого моря. Когда Катрин чуть подросла, они отправились на Атлантическое побережье Жиронды. Осенью Париж становился величественнейшим городом на земле. Жаклин надевала серый костюм от Шанель, купленный специально, чтобы читать в нем лекции. При виде ее у студентов захватывало дух. И как известно, во время ее занятий они целый час могли просидеть, ни разу не шелохнувшись.

Насколько он мог припомнить, жизнь его была близка к идеальной, но потом она медленно стала рушиться – вначале совсем незаметно, а теперь ее почти не стало, осталось всего несколько лет затрудненного дыхания, беспокойного сна, пока его тело неизбежно и предсказуемо не развалится. Но хотя бы одно, последнее дело он все-таки совершит. Для Люка. Такова была его цель, его последний рывок, усложнившийся теперь до чрезвычайности.