– Ты слышал о Цицероне? – искренне удивился я.
– Да. Кто-то рассказывал мне, что был такой спикер римского парламента. Мог кому угодно языком мозги «запудрить», – мимоходом прокомментировал знаток ораторского искусства. – Так вот! Ребята выскочили на второй тайм как разъярённые тигры из разбитой цирковой клетки. Лица пылают жаром, глаза безумно сверкают сумасшедшим огнём! Только судья свистнул – хлопцы, как с цепи сорвались! Дёрн так и летел из-под копыт… то есть из-под бутс.
Тренер киевлян потом вполне серьёзно обвинял Игнатьича, что тот в перерыве накачал нас допингом, то есть каким-то сильнодействующим синтетическим стимулятором. Глупый! Он и представить себе не мог, что талантливое науськивание – это наилучший в мире естественный стимулятор! И никаким сверхсовременным анализатором его не определишь и не обнаружишь!
Киевляне просто опешили от тех «космических» скоростей, которые мы им предложили. Они занервничали и, не поспевая за нашими форвардами и хавбеками, стали их сносить и сшибать как кегли в боулингклубе. За что, в конце концов, и поплатились. Арбитр, несмотря на свою неуместную мягкость, «напихал» почти всей столичной команде «горчичников», а одного особо ретивого защитника «наградил» красной карточкой.
Мне думается, что судьбу матча решил наш первый ответный гол, который фактически деморализовал киевлян. Нашего крайнего форварда, Колю Лисинчука, свалили с ног в пределах штрафной площадки. Да так грубо и бесцеремонно, что в результате жёсткого падения у него кровь пошла носом! Однако судья постеснялся проявить суровое беспристрастие и зафиксировал нарушение за пределами штрафной площадки. Взамен очевидного пенальти был назначен банальнейший штрафной удар. А грубиян-защитник вместо заслуженного удаления получил лишь порицательную жёлтую карточку. И эта явная несправедливость, до глубины сердца возмутившая меня, не должна была остаться безнаказанной. И меня вовсе не смутила стенка из семи игроков, которую арбитр не удосужился отодвинуть даже на семь полных метров. Я разбежался и ударил по мячу не только изо всех сил, но и ото всей моей широкой души. В результате мы размочили счёт, судье же пришлось вводить в игру новый мяч, а киевлянам – менять вратаря и центрального нападающего.
– Не понял, – в полнейшем замешательстве пролепетал я. – А при чём тут центральный нападающий?
– Да что же тут не понятного, Василий?! – удивился моей бестолковости сказатель. – После моего удара мяч, по иронии судьбы, со страшной силой полетел прямо в того самого костолома, что покалечил Колю Лисинчука. (Однако по тону Степана я догадался, что это случилось отнюдь не по воле случая) Как ни странно, но у стоппера оказалась на удивление отличная реакция. Он резко отпрянул в сторону – и с убийственной силой боднул головой стоящего рядом с ним в стенке центрфорварда. Конечно, он сделал это без злого умысла, а скорей инстинктивно, спасая от удара своё личико. Но своей дубовой башкой защитник свернул нападающему челюсть и выбил ему несколько передних зубов. Дополнительную силу зубодробительному улару придало то, что мяч всё же зацепил «котелок» костолома и срикошетил в перекладину над головой голкипера. Вратарь даже руки не успел поднять! А «пузырь», отскочив от штанги, сокрушительно шандарахнул голкипера по затылку – и отлетел в сетку ворот. Ни центрфорвард, ни вратарь продолжать игру были уже не в состоянии. Первому необходима была срочная челюстная операция, а у второго случилось тяжёлое сотрясение мозга. Защитник же оказался куда более стрессоустойчивым и твердолобым, чем его хлипковатые товарищи. Ему перевязали голову, и он опосля, как раненный партизан, носился по полю с окровавленной повязкой.
Тренер киевлян обозвал меня убийцей, маньяком, живодёром и садистом. Он поклялся, что приложит все свои усилия, чтобы меня пожизненно дисквалифицировали и запретили приближаться к футбольному полю ближе чем на пятьдесят метров.
Тем не менее, арбитр проигнорировал протесты неврастеника и, извлёкши из сетки мяч, затрусил прямиком к центральному кругу. Но оказалось, что мяч после моего удара разошёлся по шву, и его торжественно отправили на заслуженный отдых. Игру продолжили уже новым мячом.
Тогда киевский тренер в резкой форме приказал вернувшемуся на поле «партизану» опекать меня лично. Но несмотря на все его старания, мне раз за разом удавалось освобождаться от назойливого прилипалы. Получая мяч, я выверенным пасом в разрез отправлял наших нападающих в острые прорывы. И в течении последующий пяти минут Лисинчук дважды реализовал свои выходы один на один с вратарём. Счёт сравнялся!
Наставник киевлян буйствовал у кромки поля, осыпая «партизана» весьма скверными и грязными словами. Лучше б он этого не делал. Парень совсем потерял голову и, когда я попытался прорваться к воротам соперника, откровенно лягнул меня по ногам сзади. Я рухнул как подкошенный гигантской косой и мой страдальческий вопль семикратным эхом отразился от трибун стадиона. Мне выпал прекрасный случай показать высочайшее актёрское мастерство, корчась и извиваясь в мучениях на изумрудном газоне. Если б судья не удалил защитника с поля, то тяжкие угрызения совести терзали бы его до конца жизни.
Я ещё с минуту для приличия постонал, пока массажист замораживал хлорэтилом мои пострадавшие ножки. Затем встал и приготовился выполнять штрафной удар, назначенный арбитром где-то в двадцати мерах от ворот. Позже мои товарищи говорили, что мой лик исказила ухмылка иезуитского палача, которому подбросили сверхурочную работу. Физиономии игроков, выстроившихся в стенку, стали бледнее их белоснежных футболок. Я долго и тщательно устанавливал мяч, а потом неторопливо отошёл метров на семь-восемь. Брови мои грозно нахмурились и с вдохновением серийного потрошителя я начал мой смертоносный разбег. Стенка рассыпалась ещё до того, как моя нога коснулась «пузыря». Навряд ли можно было бы сказать, что удар у меня получился всесокрушающей силы. Однако голкипер даже не шелохнулся, а только лишь проводил глазами летящий в девятку мяч.
Теперь мы заслуженно вышли вперёд в счёте, а до окончания матча оставалось почти что совсем ничего. Киевляне, подгоняемые истерическими воплями своего наставника, попытались отыгрываться, чтобы перевести игру в овертайм. Но мне посчастливилось перехватить мяч, и я долго-долго «тягал» его по всему полю, дожидаясь желанного финального свистка. Но арбитр не без основания опасался, что если он возвестит о конце встречи, то киевский тренер тут же удавит его своими костлявыми лапами. А киевляне, в надежде завладеть мячом, хватали меня за футболку, за трусы и за все выступающие части моего тела. Но все их лихорадочные действия так и не увенчались успехом. И тогда киевляне всей гурьбою набросились на меня – и футбол обратился в настоящее регби. Наконец, судья, не выдержав этого безобразия, остановил игру и назначил штрафной в сторону ворот киевлян. По дёргающимся губам и векам арбитра, я понял, что если я буду тянуть время, то тут же заработаю жёлтую, а может и красную карточку. Чтоб не портить никому настроение, я быстренько установил мяч и отбежал назад метров этак на десять. Хорошенько разбежавшись, я ударил по нему что было мочи. До ворот было метров сорок, а может и того больше. В голове крутилась глупая мысль, что если я и не попаду в ворота, то забью мяч так далеко, что его принесут только к ужину. И хотя мне казалось, что «пузырь» летел слишком высоко и чуть-чуть в сторону, но, видно, ненароком я немножечко подкрутил его. Перелетев через чересчур вышедшего вперёд вратаря, мяч за его спиной круто юркнул в ворота. После этого продолжать игру уже не было никакого смысла.