Под небом Лузитании. От пришествия до полуночи - читать онлайн книгу. Автор: Василий Костовинский cтр.№ 18

– Но хоть какое оно на вкус, это элитное вино? – не унимался я.

– Да так себе. Кисляк кисляком! – пренебрежительно махнул рукой гигант. – Хотя иногда попадался «крепляк» не хуже херсонского «Рубина» или «Беломицина». (Прим. «Беломицин» – народное название крепленого вина «БIле мIцне») С тех пор я вина больше не употребляю. У меня на него появилась стойкая, непроходящая алегрия. (Alegria – радость, веселье. порт.)

– Аллергия, – быстро поправил я Степана.

– Теперь пью только пиво, – не замечая поправки народного депутата, продолжал рассказчик. – Сейчас я работаю в другой дорожно-строительной фирме. Платят не так хорошо, как у Фернанду. А всех украинцев Магельяеш по истечению срока контрактов поувольнял. Остыл он к нашему брату. Правда, рассчитал всех по-честному, до эскудо! Только Оксана и Виталий остались работать у него в доме. А гранд-патрон набрал в свою фирму бразильцев. Они хорошо пели, танцевали ламбаду и самбу для гостей на летней сцене в его саду. Но работали не очень-то и усердно. А как только шеф их легализовал, они как тараканы разбежались по крупным городам. Работают теперь в разных барах, кафе и ресторанах официантами, барменами, музыкантами и танцорами.

Потом Фернанду набрал африканцев не то из Анголы, не то с Кабу-Верды. Теперь они танцуют для гостей патрона в боевой раскраске и с копьями наперевес вокруг огромного полыхающего огнища. И дико завывают. Я иногда звоню Виталику, чтобы узнать свежие новости.

Степан не очень уверенным движением откупорил последнюю бутылку и, в этот раз, не спеша, смакуя, «выцедил» ее содержимое.

Внезапно тишину зала кафе разорвал резкий оглушительный звук. Нечто подобное я слышал только один раз в жизни. Двадцать лет назад мы с кумом на маленькой яхте в Черном море попали в жесточайший шторм. Неожиданно налетевший шквал со звуком пушечного выстрела разорвал в клочья наш грот парус.

Воздух наполнился удушающим газом с омерзительным запахом, который разъедал глаза и серьёзно затруднял дыхание.

Степан густо покраснел, повернулся к окаменевшему англичанину, у которого глаза стали больше, чем его очки, и виновато по-русски произнес:

– Простите, сэр! Нервы совсем ни к черту стали!

– Понэмай! – вдруг, по-русски ответил джентльмен. Он бросил на столик крупную банкноту, подхватил под руку свою теряющую сознание супругу и, на негнущихся ногах, быстро поволок ее к выходу.

Оставшихся посетителей, словно ветром, сдуло, и кафе в мгновение ока совершенно обезлюдело. Лишь обслуживающий персонал испуганно выглядывал из-за стойки раздаточной. Через открытую дверь кухни я увидел, что повару стало плохо, и официант отчаянно пытался привести его в чувство. Ошалевший поваренок суетливо бегал по кухне, распрыскивая во все стороны аэрозоль дезодоранта.

– Ну, Степан! Ты сегодня нанёс непоправимый, катастрофический ущерб португальской туристической индустрии! – подметил я, когда запах «иприта» немного рассеялся.

– Это пиво во всём виновато! – уныло пробубнил Степан. – Меня после него всегда пучит.

– А ты не пробовал пить пиво чуток поменьше? – укоризненно спросил я.

– Пробовал! – горестно вздохнул гигант. – Всё равно пучит!

– Идём отсюда! – скомандовал я и потащил Степана за руку к выходу. – Сматываемся, покуда нас не обвинили в заговоре и злонамеренном умысле! Вспомни теракты в Токийском метро!

Мы вышли из кафе и побрели к обрывистому берегу реки Дору. На западе сквозь серую дымчатую пелену с трудом пробивалось неяркое зимнее солнышко. Внизу над речной водною гладью тихо клубился непроницаемый зыбкий туман. А в густых ветвях кедров и елей раздавались звонкие голоса певчих птиц. И мне почудилось, будто не сумеречный декабрь кряхтя подходит к концу своего пути, а жизнелюбивый май трезвонит весенними серебряными колокольчиками.

По крутому склону берега, мелодично журча, сбегал с уступа на уступ студеный, хрустальный ручеек.

– Как красиво сказано! – восторженно прошептал взволнованный Степан. – Кто это написал?

– Петрарка, – коротко бросил я, только сейчас осознав, что произнес эти стихи вслух.

– Петрарко, Петрарко… – задумчиво повторил Степан. – Я как-то встречал в Фамаликау Валерку Петрарко из Борислава. Но не думаю, что он смог бы такое сочинить. С ним, кроме как о бабах и о выпивке, не о чем было и поговорить.

Мы неспешно брели по пустынным аллеям под сенью гигантских деревьев, вдыхая полной грудью живительно-чистый лесной воздух. И, казалось, сама Природа-Мать вливала в нас неодолимую силу и надежду на то, что счастье всё-таки озарит своей доброй и щедрой улыбкой нашу серую иммигрантскую жизнь.

В просторных залах пиццерии «Селешты» (Прим. Seleste – небесная. порт.) было необычайно душно, шумно и многолюдно. И хотя в верхнем зале, где мы со Степаном облюбовали укромное местечко, никто не курил, сизая дымка, словно туман, неподвижно висела в тяжелом и спёртом воздухе. Черты лиц посетителей в дальнем конце зала расплывались и приобретали какие-то причудливые формы, как на полотнах постимпрессионистов позапрошлого века.

Только что я закончил мой скорбный рассказ, и Степан задумчиво почёсывал свой массивный затылок.

– И сколько же тебе не доплатила эта сволочь? – рассеянно спросил он.

– Если брать все положенные субсидии и выплаты, то мой бывший патрон не доплатил мне около 450 контушей, – печально ответил я. (Прим. 450 контушей – 2250 евро).

– Да за это убивать надо! – взревел возмущенный гигант. – А ты его через суд достать не пробовал?

– Увы, но это совершенно безнадежно, – кисло усмехнулся я. – Сеньор Паулу, несмотря на свою молодость, – тертый калач и отпетый проходимец. Согласно закону, он банкрот и, вообще, официально является безработным. На его многочисленных счетах в различных банках одни лишь нули. А все его имущество числится за родней. К нему имеют финансовые претензии многочисленные фирмы, компании и частные лица. Да и нет у меня времени добиваться справедливости, тем более, что я иммигрант. Не для того Паулу брал нас на работу, чтобы платить нам по-честному.

– Но ты хотя бы мог подстеречь его в темном местечке и разукрасить ему физиономию в счет неуплаченного долга, – заговорщически понизил голос Степан. – Хочешь, я подсоблю тебе в этом праведном деле?

– Зачем? У каждого человека своя правда, – философски заметил я. – Паулу бездумно тратил деньги на продажных женщин, пытаясь получить от них то, чего не могла или не хотела дать ему законная супруга. Мне ли его судить? По сути, он жертва уродливого родительского воспитания. Как-то Паулу мне со смехом рассказывал, как его отец, Сержиу, попал в Анголе со своим подразделением в окружение. Положение было безвыходное. В минуту отчаяния подавленный солдат пообещал, что если Господь Бог избавит его от неминуемой смерти, то он продаст лучшую корову из стада своего отца и пожертвует полученные деньги церкви. И свершилось чудо! Враг отступил, а оставшиеся в живых солдаты вдоль кромки болот незаметно выскользнули из смертельного котла окружения.