– Ну, да. Именно так я и хотел сказать. А вот фигура… – и на лице Степана появилось брезгливое выражение. – Кожа да кости! Беатрис возомнила себя великой балериной. В особняке была большая зеркальная комната, где она под музыку под руководством какой-то тощей ведьмы из Лиссабона дрыгала ножкой и вертелась волчком. Иногда у нее очень даже неплохо получалось, но до Анастасии Волочковой ей ещё расти и расти.
Я не поперхнулся кофе в очередной раз лишь потому, что давно перестал подносить чашечку к губам, опасаясь, что Степан в очередной раз поразит меня «бриллиантом» своего познания. Я еще не встречал в Португалии человека, который знал бы имя примы Большого театра. (Прим. В 2001-ом году Волочкова еще работала в Большом театре.) Так можно было и заполучить расстройство психики, причем в самой тяжелой форме. В Степане удивительным образом сочеталось невежество с «искрами» знания в самых неожиданных сферах.
– Беатрис худела, чахла и увядала от неразделенной любви, – продолжал, почесывая затылок, Степан. – А потом уехала лечить свою затянувшуюся депрессию в Швейцарию. Там она лазила по скалам, нюхала эдельвейсы, лечила нервы, созерцая прекрасные альпийские горные ландшафты. И, в конце концов, сорвалась с обрыва скалы и сломала себе ногу. Но клянусь, это уже не по моей вине. Это была уже её сугубо личная вина-а-а… а… а… Апчхи!!!
Исполин чихнул так мощно, что стоящие перед ним пустые бутылки из-под пива с перезвоном опрокинулись и гулко покатились к самому краю столешницы. Я молниеносно широко раскинул руки, не давая стеклотаре скатиться и упасть на жесткий плиточный пол. Зато салфетки, лежащие стопкой перед Степаном, резко взметнулись вверх и закружили над нашими головами дерзновенными революционными листовками.
– А тебе не кажется, что в здешнем кафе чересчур резкие и пронизывающие сквозняки? – посетовал богатырь и приподнял руку, чтобы вытереть рукавом предательски выступившие из ноздрей мокроты.
Но заметив мой осуждающий взгляд, Степан немного замялся, затем выловил порхающую в воздухе у виска салфетку и движениями врожденного аристократа привел в порядок свой чрезмерно промокший носик.
А посетители кафе начали наперебой подзывать напуганного официанта, чтоб побыстрей расплатиться и покинуть это излишне ветреное и крайне вредное для здоровья помещение.
Гигант невинно улыбнулся и потянулся за очередной бутылкой пива. Ещё одна пробка брякнула на уже солидную кучку своих подружек, и свежее пиво перекочевало из темной бутылки в желудок моего не слишком закомплексованного собеседника.
– О чем это я? – озабоченно спросил меня Степан, поднимая свои лазурные, затуманенные алкоголем очи.
– О вине Беатрис, – кратко напомнил я.
– Нет-нет! Вообще-то, вино было не Беатрис, а её папаши! Из-за вина я, собственно говоря, и погорел, – печально пробормотал Степан. – Неподалёку от нашего флигеля располагался огромнейший винный погреб с высоченными дубовыми бочками. Там Дон Фернанду хранил вина из урожая собственных виноградников. Конечно, нам перепадало из этих запасов на завтрак и ужин, а по выходным и праздничным дням и на обед. Но на нашу орду – это капля на рыло! Висел на дверях погреба такой вот простенький замочек «сим-сим откройся». И ребенок согнутым гвоздем откроет. Ну и стал я туда потихоньку наведываться. Из самих бочек брать было как-то стрёмно. Там везде стеклянные трубочки с заметками уровня. А в глубине погреба стоял старый деревянный стеллаж, такой пыльный и довольно ветхий на вид. Там все бутылки лежали в ячейках, причем наклоненные пробками вниз. Посмотрел я на эти грязные бутылки; наклейки какие-то выцветшие, буквы корявые, кое-где нарисованы дамы и кавалеры в допотопных нарядах. И все покрыто толстым-толстым слоем пыли. Ну, думаю, валяется тут всякий хлам, до которого у патрона руки не доходят, чтоб в мусор выбросить. Когда я работал в Тернополе на товарной станции, старые грузчики-алкаши научили меня сливать содержимое бутылок, не нарушая вида целостности пробки. Ну, чтоб было совершенно незаметно. Для этого нужны не очень-то и хитрые приспособления. И стал я тайком сливать вино из тех бутылок, а чтоб в глаза не бросалось, наполнял их дождевой водой из бочки, что стояла возле погреба. А потом еще и притрушивал бутылки серой мукой, что позаимствовал на кухне. И сам бы Шерлок Холмс со своим доктором-прилипалой не заметили бы подвоха!
Несколько месяцев я тайно наведывался в винохранилище, сливал vinho (Прим. вино. порт.) в пятилитровую канистру и радовал сотоварищей нежданным угощением. И все было бы хорошо, если б к Дону Фернанду как-то в воскресенье не припёрся его старинный друг из Франции. Такой себе старенький профессор в очочках, с усиками и бороденкой клинышком. Ну, вылитый тебе Троцкий! Патрон с ним так долго обнимался и целовался, будто бы они с пеленок не виделись! А потом Фернанду самолично вприпрыжку помчался в погреб. Смотрю, тащит одну из тех заброшенных бутылок. Стер муку с наклейки, пальцем в неё восторженно тычет и так радостно что-то рассказывает старому оппортунисту. Зашли они в главное здание усадьбы. С полчаса было тихо. А потом я услышал нечеловеческий рёв, от которого кровь в жилах стыла. Будто мумия Имен-Хотепа воскресла и восстала!
– Степан!!! – в дикой, звериной ярости орал Фернанду. И как он только догадался, что это моя работа? Не иначе, кто-то из критиков «заложил». Выскакивает из двери с тульской двудулкой в руках и, как резаный поросенок, визжит:
– Убью!!!
Да так истошно, что я и поверил! Без всякого сомнения, нашему патрону крышу снесло! Наверно, вода, которую я заливал из бочки в бутылки, оказалась насквозь протухшей. Лицо перекошенное, глаза – налитые кровью, из оскаленной пасти клыки торчат, и слюна капает! Ну, точь-в-точь кровожадный властелин вампиров граф Драчила!
– Дракула! – запротестовал я.
– Нет-нет! Ещё страшнее! – отмахнулся от меня Степан. – Ну, я и дал дёру! Мне ведь ещё ни разу не приходилось видеть Фернанду таким взбешенным. А этот альтурист хренов как шарахнет из обоих стволов мне в след!
– Альтруист, – несмело поправил я рассказчика.
– Ну и вот, результат на лице, – горько вздохнул Степан, не обращая внимания на мою реплику.
Я с тревогой осмотрел лицо своего собеседника. На нем, на первый взгляд, как будто всё было в порядке. По крайней мере, в лучшую сторону уже ничего невозможно было исправить.
– Ты хотел сказать: результат на лицо? – нервно переспросил я страдальца.
– Ну, не совсем, чтоб на лице. Я бы даже сказал, совсем не на лице, – болезненно поморщился Степан. – А вот две дробинки до сих пор в левой ягодице сидят. Теперь я приближение непогоды за 24 часа чувствую. Хорошо хоть не картечью стрелял!
– И чем же все это закончилось? – с нетерпением полюбопытствовал я.
– Да чем-чем… – Степан огорченно откинулся на спинку стула. – Ночью ребята вынесли мои вещички, и подался я искать счастье в другие края. Оказывается, я уничтожил коллекцию элитных вин, которую Фернанду всю жизнь собирал, а до него еще его дед и отец. Там были вина чуть ли не 300-летней давности! Но откуда же мне было знать?