Но тут нежданно, словно из-под земли, предо мной вырос грозный и несокрушимый Степан Тягнибеда. Он схватил бродягу за борта безрукавки и резко поднял его вверх, да так, что ноги цыгана конвульсивно задергались в полуметре от поверхности мостовой. Швы безрукавки предательски затрещали, но выдержали. Никогда мне еще не приходилось видеть, чтобы выражение ярости на человеческом лице так быстро сменялось гримасой цепенящего, панического ужаса. Богатырь встряхнул попрошайку с такой неимоверной силой, что нож вывалился из его одеревеневших рук и с жалобным звуком звякнул о мостовую. Степан ловко носком ботинка 47-го размера подфутболил отточенный до зеркального блеска нож цыгана. И тот, вращаясь волчком, улетел далеко-далеко в сторону. Ударившись о гранитный бордюр, нож отскочил и провалился между брусьями решетки водосточного люка. А гигант медленно приблизил свое суровое лицо к перекошенной физиономии бродяги и веско произнес:
– Спокойнее, парень! Наши уже в городе! Понял?
Даже не представляю, что понял попрошайка. Но он быстро-быстро закивал головою, жалостливо завывая как собака, которой ненароком отдавили хвостик.
Степан бережно поставил цыгана на ноги, нагнувшись, подхватил валявшуюся под ногами широкополую шляпу и нахлобучил ее на голову горемычному. Затем гигант взялся обеими руками за полы шляпы и резко потянул их вниз. И, если б не врожденная лопоухость парня, то точно натянул бы головной убор по самые плечи бедняги. Цыган буквально взвыл от боли, хватаясь руками за покореженные уши. А Степан по-отечески возложил свою могучую длань на макушку нищего, плавным движением развернул его на 180 градусов и солидным пинком под зад со словами «Не греши!» выдал ему путевку в жизнь праведную и безгрешную.
Мы оглянулись. Вокруг нас стояла безмолвная толпа горожап, и сотни настороженных глаз смотрели на наши скромные, но слишком уж примечательные персоны. Степан крепко схватил меня под руку, и мы быстро нырнули в самую гущу пестрой и многоликой толпы. Лавируя между бесчисленными прохожими, мы быстро уносили ноги подальше от сияющих витрин гостеприимного гипермаркета.
– Не хватало ещё, чтоб нас занесли в «Cadastro criminal» – процедил сквозь зубы озабоченный Степан. – Пойдем! Я знаю здесь одно тихое местечко, где можно неплохо поесть и выпить довольно-таки пристойного пива. (Прим. «Cadastro criminal» – список лиц, совершивших правонарушения. Иммигрантам, попавшим в список, отказывали в продлении визы.)
Мы торопливо петляли по извилистым улицам древнего города, украшенного причудливыми гирляндами и символами грядущего Рождества. Из-за серых облаков выглянуло робкое декабрьское солнышко и коснулось своими ласковыми лучами наших изборождённых невзгодами и печалями лиц. И тепло его животворных лучей, глубоко проникая в натруженные тела, будто бы очищало наши грешные души от скверны и накипи прожитых лет. Даже не верилось, что всего лишь час назад город утопал в бурной пучине обильных дождевых вод. Казалось, все бури, горести и напасти остались где-то там – далеко-далеко позади. И с Рождеством в нашу серую и угрюмую жизнь войдут радость, благополучие, спокойствие и достаток. И впредь уже никто и ничто не омрачит нашего светлого и прекрасного будущего.
5. Меценат
За витринным окном, в тихих водах пруда, в ленивой сонливости дрейфовали неказистые пестрые уточки. Зеркальная водная гладь с холодным равнодушием отражала вечнозеленые кроны пихт и кедров, горделиво возвышающихся на пологих берегах рукотворного озера. И только печальная плакучая ива, склонив свои ветви над поверхностью пруда, с тоской разглядывала остатки своего некогда величественного, царственного одеяния. Утренняя буря сорвала с нее золотистое осеннее убранство, и она, словно нимфа, стыдливо пыталась прикрыть руками-ветвями свою восхитительную, грациозную наготу. С обрывистых берегов небольшого островка, посередине озера, с тихим журчанием срывался прозрачно-хрустальный поток водопада. Воздушно-ажурный пешеходный мостик, соединяющий этот крохотный клочок суши с северным берегом, позволял забредшим туда зевакам любоваться изумительным видом со смотровой площадки живописного островка. На дальнем берегу, спесиво выпятив сапфировую грудь, вальяжно разгуливал павлин, распустив свой изумрудный хвост среди невзрачных сероватых самок. По-видимому, пернатых выпустили из их укромного убежища, покуда установилась солнечная и безветренная погода.
В кафе, где мы присмотрели небольшой столик поблизости от окна, было покойно, тепло и уютно. Перед Степаном на столе стояла разнокалиберная батарея пивных бутылок с ярким разноцветьем всевозможных наклеек. Здесь было и светлое пиво, и темное, и бархатное, и крепкое, и безалкогольное. Часть бутылок Степан принес с собой, часть же заказал уже непосредственно здесь, в приютившем нас кафе. Прищурив глазки, он с пристальным вниманием исследовал надписи на этикетке одной из бутылок, а затем глубокомысленно промычал: «У-у-у-гу!». И, пристроив пробку между своими мощными челюстями, гигант резко повернул зелёненькую бутылочку вверх. Раздался металлический щелчок, и горлышко бутылочки появилось изо рта Степана уже откупоренным. Богатырь сделал несколько жевательных движений и небрежно выплюнул колпачок на средину стола.
– Main Gott! – в ужасе воскликнула почтенная пожилая дама, видимо немецкая туристка, сидевшая за соседним столиком. Она судорожно прижала к себе маленькую пушистую собачонку, будто опасаясь, что та может ненароком попасть между челюстями этого неотёсанного дикаря. Мне и самому стало не по себе, словно я засунул в рот зеленоватый лимон и откусил его добрую половину. Скулы свело нестерпимой болезненной судорогой.
– Ты что делаешь? Ты же повредишь эмаль. Считай, что кариес тебе теперь обеспечен! – наконец, выдавил я из себя.
Степан недоуменно поднял со стола пробку, внимательно осмотрел её со всех сторон, а потом бережно протянул мне на ладони металлический колпачок:
– Да чего ты зазря волнуешься! Погляди! Ни единой царапины нет! А ты что, их коллекционируешь?
– Нет. Я коллекционирую здоровые зубы, – раздраженно буркнул я. Похоже, Степан и слыхом не слыхивал, что такое кариес и под каким соусом его едят.
Исполин добродушно улыбнулся, показав два ряда безупречно ровных белоснежных зубов, а затем неспешно поднес покрытую испариной бутылку ко рту. Его кадык три раза дернулся, и пустая бутылка недовольно брякнула донышком о столешницу. Степан размашисто вытер рукавом губы и довольно крякнул на весь зал.
Дама с собачкой пересела на дальний край своего стола и стала поспешно доедать пирожное, запивая его большими глотками кофе с молоком.
– Ты так и работаешь у сеньора Педру? – поинтересовался я у гиганта.
– Педру? – удивился Степан. – Ах, нет! К несчастью, нет. Педру у нас был всего лишь мелкой сошкой, мальчиком на побегушках. А настоящим гранд-патроном является дон Фернанду. Вот это личность! Стройный, подтянутый, весь полон благородства и достоинства. Ну, настоящий тебе идальго!
Я чуть было насмерть не поперхнулся моим кофе, услышав такое заковыристое испанское слово из уст Степана, который и о существовании самой Испании узнал только проезжая через неё в Португалию. Я зашелся неудержимым душераздирающим кашлем. Воздуха катастрофически не хватало, сознание помутилось, на выпученных глазах выступили обильные крупные слезы.