Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - читать онлайн книгу. Автор: Найл Фергюсон cтр.№ 55

Однако истинная власть в Германии находилась не во Франкфурте, а в Вене, столице главного члена Союза. И в 1820-х гг. Ротшильды старались поддерживать отношения именно с австрийским двором — больше, чем с любым другим. Как мы видели, австрийцы нехотя позволили Ротшильдам выплачивать им британские субсидии на поздних этапах войны с Францией, предпочитая иметь дело с такими венскими банками, как «Арнштайн и Эскелес» ^[48], «Фриз и Кº» и «Геймюллер и Кº»; кроме того, они ожесточенно сражались за выплаты по французским репарациям. Только в партнерстве с франкфуртским банком Гонтарда братьям удалось провести мелкие платежи, которые должна была получить Австрия от России и Неаполя после заключения мира. Но Вене наличные деньги нужны были так же, как и другим государствам континентальной Европы, чтобы консолидировать огромный текущий долг и стабилизировать свою сильно обесцененную валюту. Хотя первый крупный послевоенный заем в 50 млн гульденов был — к досаде Ротшильдов — отдан «Англо-ганзейскому банку» братьев Пэриш в партнерстве с Бэрингами, Бетманами и Геймюллером, было очевидно, что при ежегодных издержках, превышавших 100 млн австрийских гульденов, Австрии понадобится больше денег. Прорыв наступил в 1820 г., когда Соломон совместно с Дэвидом Пэришем организовал два выигрышных займа на сумму в 45 австрийских гульденов (около 4,8 млн ф. ст.), — операция оказалась настолько выгодной, что, несмотря на вызванные ею враждебные замечания, Соломон принял решение остаться в Вене на более или менее постоянной основе.

Еще один удачный ход, который довершил превращение Ротшильдов в «банкиров Священного союза», был сделан в 1822 г., после займа, выданного России. Здесь, как и в Пруссии и Австрии, война породила острые финансовые и денежные проблемы. Государственные расходы в 1803–1815 гг. выросли почти вчетверо, как и обращение бумажных рублей, что неизбежно вело к инфляции и обесцениванию валюты. И несмотря на то, что Россия позволила Ротшильдам проводить выплаты субсидий и последовавшие выплаты репараций, вначале ее власти также обратились за помощью к другим: так, заем 1820 г. размещали банки Бэрингов и «Рейд, Ирвинг». Впрочем, успех конкурентов не слишком разочаровал Ротшильдов, поскольку русские на том этапе еще отказывались последовать примеру Пруссии и выпустить заем, деноминированный в фунтах стерлингов с выплатой процентов в Лондоне. Два года спустя русские, как до них австрийцы, поменяли мнение. Летом 1822 г. Натан выпустил заем на 6,6 млн ф. ст. — облигации пятипроцентного займа шли по 77, и он без труда продавал их по 80 и выше через своих лондонских брокеров, которыми руководил его зять Мозес Монтефиоре.

Таким образом, к концу 1822 г. Ротшильды могли по праву считаться банкирами Священного союза. Более того, когда князь Пюклер-Мускау впервые описывал Натана в письме к жене, он назвал его «главным союзником Священного союза». Несомненно, в одном отношении именно Ротшильды придали союзу вес. Когда австрийский император заметил своему посланнику во Франкфурте, что Амшель «богаче, чем я», он не слишком шутил. Корреспондент «Таймс» передавал из Санкт-Петербурга, что одно появление Джеймса Ротшильда на бирже вызывало рост котировок русских облигаций. Без финансовой поддержки, которую в особенности обеспечивал Натан, Австрии в 1820-е гг. труднее было бы проводить стратегию «надзора» за Европой. Политические критики такой стратегии это признавали. Натан карикатурно изображался страховым брокером Священного союза, который помогает предотвратить политический пожар Европы. В 1821 г. его даже угрожали убить за «его связи с иностранными державами, и особенно за помощь, оказанную Австрии, в связи с планами последней воспрепятствовать европейским свободам».

Конечно, основатели Священного союза пришли к выводу, что лучший способ предотвратить новые революционные потрясения в Европе заключается в политике «сдерживания», направленной против Франции, первоисточнику революции начиная с 1789 г. В то время как позже, в 1830 и 1848 гг., такая стратегия себя оправдала, в 1820-е гг. от нее пришлось спешно отказаться, так как стало очевидно, что политический порядок, установленный в Вене, может быть опротестован почти повсеместно. Когда радикально настроенный студент Карл Занд убил в Мангейме Августа фон Коцебу, мелкого литератора, известного тем, что он был агентом русской службы, убийство послужило для Меттерниха предлогом для закручивания гаек во всем Германском союзе. Подобно убийству племянника короля, герцога Беррийского, в Париже в феврале 1820 г., одна смерть не стала предзнаменованием полномасштабной революции. Но мятеж в Кадисе в январе 1820 г., развязанный воинскими частями, предназначенными для отправки в Южную Америку, представлял собой реальную угрозу, поскольку привел не только к восстановлению королем Фердинандом VIII конституции 1812 г., но и к принятию полгода спустя той же конституции его дядей, Фердинандом I, королем Неаполя. «Эффект домино» продолжился в августе 1820 г. военным мятежом в Португалии. В марте 1821 г. восстали итальянцы в Пьемонте и греки по всему Ближнему Востоку. Окончившееся неудачей восстание декабристов в России в 1824–1825 гг. развивалось по тому же образцу: во главе беспорядков часто вставали разочарованные военные (ставшие жертвами послевоенных сокращений расходов на оборону) или тайные общества вроде итальянских карбонариев или испанских масонов. Более того, политическая нестабильность распространилась настолько широко, что Францию, бывшего изгоя, пришлось включить в состав контрреволюционной коалиции. На конгрессах в Троппау (октябрь-декабрь 1820 г.), Лайбахе (январь 1821 г.) и Вероне (сентябрь-декабрь 1822 г.) главным стал вопрос о том, насколько вновь образованной коалиции можно вмешиваться в дела других стран, чтобы предотвратить успех локальных революций. Неизбежно возникал и финансовый вопрос — по карману ли странам-участницам такое вмешательство. Поскольку Ротшильды помогали финансировать австрийскую интервенцию в Италию и французскую — в Испанию, они вполне заслужили того, чтобы их считали финансистами «реакции».

Однако, с точки зрения Ротшильдов, нестабильность Европы эпохи Реставрации служила не только источником новых, потенциально выгодных, операций; она также представляла угрозу стабильности финансовых рынков. Уже существующие ценные бумаги пошатнувшихся режимов резко падали в цене, когда встревоженные вкладчики спешили продать свои облигации. Даже успешная военная интервенция, ввергнувшая австрийский и французский бюджеты в дефицит, имела те же негативные побочные действия. С другой стороны, возникновение новых государств в тех регионах, где революции были успешными, также сулило новые выгодные операции в будущем. В особенности это касалось независимых государств в Бразилии, в бывших испанских колониях в Америке и в Греции; это привело к бесчисленным новым эмиссиям облигаций, поскольку новые режимы устремлялись на лондонский и парижский рынки капитала. По этой причине роль финансовой власти Ротшильдов была двойственной.

На Апеннинском полуострове дела развивались относительно прямолинейно: Ротшильды поддерживали политику Меттерниха «разделяй и властвуй», ссужая деньги различным монархическим режимам, имевшим его поддержку. Уже в декабре 1820 г. Меттерних писал Соломону из Троппау, намекая на выгодную операцию с привлечением 25–30 млн франков, связанную «с будущей судьбой Неаполитанского королевства». Вначале банкиры ответили положительно. «Даже нашим финансистам, возглавляемым Пэришем и Ротшильдом, — заверял Меттерниха австрийский министр финансов Штадион в Лайбахе в январе 1821 г., — не терпится поскорее увидеть, как наши войска форсируют По и входят в Неаполь». Тем не менее Соломон не выразил особого восторга, когда Меттерних и Нессельроде пригласили его в Лайбах, чтобы обсудить возможность займов, целью которых, очевидно, была оплата интервенции. «Мое присутствие здесь, — объяснял Соломон Нессельроде, — может способствовать многочисленным и, скорее всего, в высшей степени неточным газетным репортажам. Личности с низменными мотивами могут выяснить, что здесь обсуждался заем всемилостивейшим монархам; поползут слухи… что едва ли благосклонно воспримут на самом высоком уровне». Во-первых, перспектива нового займа для Австрии ослабит венский рынок, и без того поколебленный итальянским кризисом. Во-вторых, Ротшильды не имели желания предавать огласке свою роль в финансировании Священного союза. Вместо этого Соломон обещал Штадиону, что заем будет предоставлен Фердинанду I только после его реставрации — с тем, чтобы полученные доходы пошли на возмещение издержек интервенции для правительства Австрии. Одновременно он предложил Штадиону краткосрочные займы для финансирования наступления на юг генерала Фримонта. Как во время Наполеоновских войн, Ротшильды пользовались своей обширной банковской сетью, чтобы наличные деньги по разумным расценкам были доступны армии на марше. И, как прежде, одного из братьев — на сей раз Карла («младшего Ротшильда», по выражению Штадиона) — решено было отправить на место действия, чтобы убедиться, что все идет гладко. В марте 1821 г. Карл выехал из Вены в Лайбах для встречи с Меттернихом и неаполитанским королем в изгнании.