Примечания книги: Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 | Найл Фергюсон | LoveRead.ec

А. П. Чехов. Скрипка Ротшильда. Рассказ рекомендуется тем читателям, которые хотят представить, как жило подавляющее большинство европейцев XIX в.: в отличие от Ротшильдов в ужасной бедности.

Сюжет построен на том, что братья собираются в старом доме на Юденгассе в 1822 г., и Соломон безуспешно пытается выдать свою единственную дочь (которую неверно назвали Шарлоттой) за дворянина («герцога Таунуса»). Однако она влюбляется в Джеймса.

Для ясности я считаю Майера Амшеля и его жену первым поколением, его сыновей (и дочерей) вторым и т. д. См. Родословное древо.

Противником сохранения документов в библиотеке барона Карла фон Ротшильда во Франкфурте был Альфонс, сын Джеймса. Кроме того, он настоял на уничтожении документов, относящихся к выплате французских репараций в 1815 г., из опасений, что однажды ими могут воспользоваться, чтобы поставить под сомнение патриотизм его отца.

Французские документы были возвращены семье и находятся в архиве Ротшильдов в Лондоне. Есть надежда, что со временем также будут возвращены и австрийские документы.

Франкфурт был одним из 51 автономного города в составе Священной Римской империи (включавшей в себя 94 короля и принца, 103 князя и 41 прелата).

Закон был немного ослаблен в 1790 г., хотя евреям разрешили выходить лишь на променад.

Необходимо сделать замечание о произношении имени Майера Амшеля. На надгробном камне его имя вырезано древнееврейскими буквами как «Моше Меир, сын Аншеля, называвшийся Мейером Амшелем Ротшильдом». Три его ранних биографа употребляли написание «Мейер». Однако, в ходе своей жизни, он сам отдавал предпочтение варианту «Майер». Потомки, названные в его честь, также предпочитали такое произношение. Простоты ради во всей книге я называю его «Майером».

К 1785 г. коллекция принца была довольно обширна — каталог, составленный его библиотекарем Вегенером, занял 12 томов. Можно вспомнить апокрифическую историю, по которой Майера Амшеля изначально представил Вильгельму некий генерал по фамилии Эсторфф, а также вымысел о том, что Майер Амшель поразил принца искусством игры в шахматы (как считается, Вильгельм сказал фон Эсторффу: «Вы рекомендовали мне не дурака»).

Майеру Амшелю не пришлось одновременно выплачивать разницу между долей в доме «У грелки» и ценой дома «У зеленого щита». Покупка оформлялась в два приема, в декабре 1783 г. и в ноябре 1785 г. В каждом случае, по обычаю, вперед платилась треть суммы, а остальное делилось на 6–8 взносов, которые надо было делать через полгода.

До 1944 г. дом сохранялся более или менее в том виде, в каком его знал Майер Амшель. После смерти его вдовы дом постепенно ветшал. Его ждала судьба остальных строений на Юденгассе — срочный выкуп и снос. Он уцелел лишь благодаря решению семьи в 1880-е гг. сохранить его как памятник истории. Вместе с соседним домом, носившим название «У золотой арки» (с которым общим был не только погреб, но и крыша), дом «У зеленого щита» был полностью восстановлен и открыт для посещения. Кроме того, в нем размещались два благотворительных фонда Ротшильдов.

Имена детей Майера Амшеля (представителей второго поколения) претерпели противоречивый процесс трансформации в зависимости от национальной среды, в которой оказывались его сыновья. Так, Амшеля чаще называли Ансельмом, Саломона — Саламоном или даже Соломоном, Кальман после 1812 г. почти всегда называется Карлом, а Якоб, переехав в Париж, превратился в Джеймса. Во многих семейных частных письмах сестры и жены называются своими еврейско-немецкими именами, обычно в уменьшительной форме, хотя Еттхен стала «тетей Генриеттой» после того, как вышла замуж за англичанина. Ради простоты в книге приводятся те имена, которые встречаются чаще всего: Амшель, Соломон, Натан, Карл и Джеймс.

К счастью, никто не был убит, поскольку все население (в том числе и Ротшильды) бежало. К сожалению, как писала мать Гете своему сыну, это означало, что «когда пожар занялся, никто не мог войти в запертые дома, и не было евреев, чтобы погасить пламя».

Официально евреи не имели права пользоваться привилегиями лондонского Сити, хотя это ограничение на практике не препятствовало им вести там дела.

Типичный заказ представлял собой поручение «от господ Зихеля и Хильдесхайма, Франкфурт, для немедленной отправки, чтобы большая часть прибыла в авг., оставшаяся часть в сент., фирме „Вертхаймер и Кº“, Гамбург, с выплатой ¾ общей суммы, как только товар прибудет в Гамбург, оставшейся ¼ по прибытии товара во Франкфурт, векселя на Лондон на 2½ мес. без дисконта. Страхование осуществляется Н. М. Ротшильдом: 30⅓ шт. бархата… 54⅓ шт. вельвета… 30⅓ шт. синего бархата… 221⅓ шт. синего вельвета… 21⅓ шт. простого вельвета… 42⅓ шт. узорного вельвета… 42⅓ шт. простой плотной ткани… 33⅓ шт. плетеной тесьмы… 12⅓ шт. синей узорчатой плотной ткани новейших узоров… 30⅓ шт. белой стеганой ткани и сатина в полоску… 69⅓ шт. плотной ткани с рисунком… 24⅓ шт. желтой плотной ткани с рисунком новейших образцов… 24¼ шт. лондонской клетчатой ткани, новейших образцов и хорошего качества; 40 шт. бумазеи, в клетку и в полоску; 4 шт. тулинетта новой моды; 27⅓ шт. плотной ткани с рисунком по образцу».

Из письма Натана фирме «Соломон Соломоне» от 21 декабря 1800 г.: «Вспоминайте [меня] каждый день, когда будете пить его; вы найдете, что оно очень хорошо и дешево. М-р Харман дает страховку на 1 проц. ниже, чем вы».

После начала войны Натану пришлось спешно обновить свой паспорт, чтобы никто не поставил под сомнение его право жительства в Англии.

Более того, Натан снова обжегся с неудачной поставкой товаров в Россию — судя по всему, его товары захватили солдаты наполеоновской армии.

В то время по адресу, ставшему впоследствии знаменитым, находился трехэтажный дом (в ряду пяти таких же) в процветающем деловом квартале. Соседями Натана были хирург и страховой брокер.

Из-за того что в периоды между ярмарками, проводившимися в Гессене раз в два года, наличные были в дефиците, если бы английские векселя выставляли на аукцион за наличные, это понижало бы их цену. Именно поэтому брокеры покупали их в кредит, расплачиваясь с военным казначейством позднее, когда рынки становились более ликвидными.

В дополнение к установленным пошлинам и выплате 400 талеров на строительство церкви в Нойштадте Майер Амшель предложил заплатить еврейской общине такую же сумму, какую заплатил богатейший еврей в Касселе, главный поставщик двора Мозес Йозеф Бюдинг. Однако община потребовала, чтобы он переехал в Кассель на постоянное жительство. В конце концов вид на жительство, выписанный на имя Майера Амшеля, так и не пригодился, и после 1809 г. Ротшильды перестали выплачивать взносы в кассельскую общину. Это привело к продолжительному судебному разбирательству в период 1815–1829 гг. Разногласия были разрешены только после того, как Амшель согласился выплатить общине штраф в размере 2500 талеров.

Приближенные Вильгельма (служащие) все больше склонялись к приобретению неименных облигаций, так как с юридической точки зрения они считались более надежными, чем ссуды, выданные частным лицам; дополнительная гарантия виделась в том, что купивший такие облигации был одним из многих инвесторов; они были ликвиднее других форм ссуд. Кроме того, такие облигации были сравнительно анонимной формой инвестиций, что не позволяло посторонним судить об общем размере состояния курфюрста.

В то время брат Вильгельма был датским наместником Шлезвиг-Гольштейна, и вначале Вильгельм бежал в его замок Готторп. В апреле 1807 г. он переехал в скромный дом в Итцехо.

Необходимость бежать второй раз возникла, когда Дания заключила союз с Францией после захвата британцами датского флота.

В 1812 г. долги принцев были реструктурированы; после включения в них недоимочных процентов общая сумма составила 225 361 фунт, из чего принц Уэльский был должен 140 тысяч ф. ст., герцог Йоркский — 66 667 ф. ст., а герцог Кларенс — 20 тысяч ф. ст.

Натан предпринял первую пробную вылазку на рынок первоклассных ценных бумаг в июне 1803 г.

В одном случае капитан корабля, которому поручили перевезти бумаги, выбросил их за борт, когда его корабль обыскивали. Весной 1812 г. Джеймсу приказали получить в Лондоне пять свидетельств о праве собственности на 189 550 ф. ст. После этого он встретился в Дюнкерке с Карлом, и они вместе отправились в Париж, откуда Карл проследовал в Прагу. Курфюрст получил свидетельства только 20 мая. В конце 1812 г. Соломон взял еще одно свидетельство на 250 тысяч фунтов.

Общие активы компании составляли свыше 970 тысяч гульденов, 70 тысяч из которых были облигации различного вида, а 110 тысяч — другие ценные бумаги, в том числе заем, выданный сыну Вильгельма, в размере 10 тысяч гульденов, и вексель на принца Георга — принца-регента — на 127 784 гульдена.

Практически все 190 тысяч гульденов (за вычетом сумм, отложенных на подарки к свадьбам Карла и Джеймса) перешли, однако, его жене и дочерям.

Если верить легенде, школу Майер Амшель задумал, когда услышал, как бедный еврейский мальчик поет на улице в Марбурге: он убедил Гайзенхаймера принять его первым учеником в новую школу.

В XVIII в. гинея была главной золотой монетой, имевшей хождение в Великобритании, хотя денежным стандартом считался серебряный шиллинг (66 таких шиллингов чеканились из тройского фунта серебра). В 1717 г. цена монетного двора была установлена по курсу 21 шиллинг = 1 гинее. Однако в то время монетный двор перешел к новым монетам, фунту стерлингов (= 20 шиллингов), и Ньютон установил цену на золото в размере 3 фунтов 17 шиллингов 10 ½ пенса. Такая мера оказалась первым шагом к золотому стандарту: в 1774 г. серебро было фактически вытеснено, так как перестало считаться законным платежным средством для сумм, превышающих 25 ф. ст.

Операцию поручили Бетманам, очевидно, на худших условиях, чем ранее предлагали Ротшильды, что подтверждает устоявшееся предпочтение, какое оказывали в Вене признанным банкам.

Именно после этого оживления на рынке повысился размер прибыли в операциях по переводу субсидий Пруссии — с 0 до приличных 3 %.

Позже Херрис утверждал, что общая сумма, переведенная «одним пользующимся доверия посредником» в 1814 и 1815 гг., составляла 18 млн ф. ст.

Сводка, которую получил Натан, не сохранилась, хотя есть письмо с подтверждением известия из голландского источника, который находился всего в шести милях от поля боя.

Что характерно, Натан, который собирался разместить этих векселей на 3 млн ф. ст., обвинял Карла в том, что амстердамский рынок не испытывает к ним интереса.

Натан пришел в ярость, услышав, что Джеймс упал с лошади и получил травму; по его мнению, верховая езда была признаком дилетантизма.

Из 700 млн франков около 138 млн необходимо было потратить на воссоздание стратегических крепостей вокруг французских границ. Каждая из великих держав должна была получить от 100 до 139 млн франков в возмещение расходов на Сто дней; меньшие суммы предназначались другим членам антифранцузской коалиции. Вдобавок Франции пришлось выплатить значительные суммы частным истцам; после продолжительных судебных споров цифра общих выплат составила 240 млн франков. Кроме того, по Второму Парижскому мирному договору Франция возвращалась в границы 1790 г., а не 1792 г., которые были предусмотрены по Первому Парижскому мирному договору 1814 г. Следует отметить, что Франция ранее также потребовала возмещения убытков от Нидерландов, Австрии, Пруссии и Португалии, но суммы, о которых шла речь, были куда меньше.

Примерно в то время Джеймс предложил Дальбергу инвестировать 20 тысяч ф. ст. в британские ценные бумаги. Вскоре Джеймс и Соломон пригласили Дальберга к участию в мелкой спекуляции французскими ценными бумагами.

Амстердамский банк «Хоуп и К°» был основан в 1760-е гг. уроженцем Бостона Генри Хоупом и уроженцем Корнуолла Джоном Уильямсом. Вынужденный почти прекратить операции после французской оккупации Голландии, он впоследствии перешел под управление банка братьев Бэринг. Лабушер был служащим Хоупа, который женился на дочери Бэринга, и позже стал партнером Хоупа.

Адольф д’Эйхталь был внуком придворного банкира Баварии Арона Элиаса Зелигмана; он поменял веру и имя и переехал в Париж с сыном Луи.

Именно в то время еврейская община Касселя подала на Амшеля в суд за якобы неуплату пошлины за проживание.

Бэринг уже согласился выплатить союзникам авансом 165 млн франков в обмен на ценные бумаги на 246 млн по курсу 67; трудность заключалась в решении союзников в Ахене принять окончательную выплату 100 млн франков в виде ценных бумаг на 132 млн, которые Бэринг опрометчиво согласился купить по наивысшему курсу в 74.

В 1819 г. золото стоило 4 фунта и 6 пенсов, хотя сторонники золотого стандарта ориентировались на довоенные 3 фунта 17 шиллингов и У₂ пенса.

По окончательным условиям выпускались облигации пятипроцентного займа на общую сумму 5 млн ф. ст. Они должны были быть выпущены тремя сериями, и цена поднималась от 70 (2,5 млн фунтов) до 72,5 (1,25 млн фунтов), а затем до 75 (1,25 млн фунтов). Облигации на 1 млн ф. ст. из первой серии, по предложению Ротера, забирало правительство Пруссии. Выплаты по ним следовало произвести через 25 лет. Официально, как пишет Эренберг, никакой дополнительной комиссии не было; на деле Натан получал свои 4 %, хотя это «хранилось в тайне», чтобы избежать нападок из Берлина. В дополнение Ротшильды оставляли по меньшей мере на 1,5 млн фунтов облигаций у себя, получив большую прибыль в сентябре, когда котировки достигли пика в 83. Это объясняет, почему братья писали Ротеру такие признательные письма после подписания контракта: Соломон уверял его, что они с Натаном — его «самые искренние, вечные и верные друзья»; маловероятно, что он выражал бы такие чувства, если бы его вынудили отказаться от комиссионных.

У Ротшильдов не было трудностей в размещении большей части займа в крупных парижских и франкфуртских банках, хотя они были не такими щедрыми к своим конкурентам в Берлине. В сентябре 1818 г. облигации вначале выросли до 83, затем упали до 73,5 до конца 1819 г., а затем снова стали устойчиво расти. Слухи о новом займе в 1820 г., похоже, подсказали Ротшильдам продать свои пакеты, однако слухи оказались необоснованными. Более того, в 1824 г. облигации выросли до номинала (то есть 100).

Исаак Арнштайн и Бернгард Эскелес были потомками Самсона Вертхаймера, придворного банкира Карла VI. Сын Арнштайна, Натан, женился на Фанни Итциг, известной своим венским салоном.

В конечном счете австрийцам вернули в общей сложности 300 тысяч дукатов.

Трудность была в том, что ни ее сын от Наполеона, герцог Рейхштадтский, ни двое ее детей от второго мужа, графа фон Нейпперга, не имели права наследовать ее итальянские владения, которые после ее смерти переходили к герцогу Лукке.

Вначале Соломон предложил гарантировать заем в 42,8 млн гульденов по фактической цене всего в 67. Получив отказ, он предложил заем на меньшую сумму, всего на 12 млн гульденов, предложив заплатить «на 1,5 процента больше за оговоренную сумму, чем предлагает любой другой банк». Такую же тактику он применил, когда заем был выставлен на тендер: теперь Соломон вызвался дать на 0,5 процента больше наивысшей предложенной ставки. Австрийское правительство благоразумно выжидало, и в апреле 1823 г. сумело добиться значительно более выгодных для себя условий со стороны консорциума, возглавляемого Ротшильдами: заем в 36 млн гульденов был размещен с андеррайтингом в 82.

Меттерних подозревал, что эту инициативу поддерживает правительство Франции — по крайней мере, та его часть, которая выступала против интервенции. Однако британские обозреватели считали, что у Ротшильдов имеются собственные причины для «миролюбия».

Как министр финансов, а затем премьер-министр, Виллель преуспел в наведении порядка во французской финансовой системе, однако другие «ультрас», считавшие себя не такими «расчетливыми» (например, Шатобриан), его не любили.

Знаменательно, что ни один Ротшильд в Мадрид не поехал; вести переговоры доверили агентам, сначала Белину, а затем Реневье.

В 1807 г., после французского вторжения, португалький кронпринц Жуан уехал в Бразилию. В 1812 г., когда французов выгнали из Португалии, Жуан отказался покидать Бразилию и восхвалял ее «за достоинство, величие и подлинность королевской власти», равные Португалии в период после 1816 г., когда умерла его мать. Через шесть лет, когда Жуан VI вернулся в Португалию, его сын Педру стал бразильским императором и сохранил титул даже после августа 1825 г., когда была признана независимость Бразилии. В следующем году, после смерти Жуана, Педру, в свою очередь, передал португальский престол своей дочери Марии, хотя такое решение оспаривалось братом Педру, Мигелом.

Проще говоря, план, разработанный Натаном, заключался в том, чтобы Ротшильды, Бэринги и Лаффитт вместе провели конвертацию в обмен на экономию в первый год, которая получалась из этой операции (28 млн франков). Чтобы повысить привлекательность конвертации, Натан настоял, чтобы Банк Франции установил ставку дисконта в 3 %.

См., например, письмо Джеймса из Парижа Натану в Лондон от 25 января 1825 г.: «Министр сегодня сказал мне: „Месье Ротшильд, у вас репутация человека, который продает большое количество рентных бумаг“. Поэтому я должен соблюдать осторожность, чтобы не настраивать против себя правительство. Однако я думаю, что в понедельник или вторник, когда король должен произнести речь, я сумею продать [рентные] бумаги по более высокому курсу, чем сегодня, и выгадаю на этом, так как не предвижу значительного роста».

На самом деле Натан вмешался, чтобы поддержать рентные бумаги после отклонения закона о конвертации, который поднял волну продаж в Париже и Лондоне.

Из 26 зарубежных государственных займов на общую сумму 52,4 млн ф. ст., которые были выпущены в 1823–1826 гг., 16 не погашались в течение нескольких лет.

Удивительно! В то время Ротшильды еще боялись, что векселя, индоссированные ими, могли не принять.

См. ил. 10.7. Ее название на немецком представляет собой каламбур: буквально Musterreiter значит не только «Образцовый рыцарь», но также и «Рыцарь с образцами» (товаров).

Происхождение крика «хеп» объясняют по-разному: как акроним фразы Hierosolyma est perdita («Иерусалим пал»), как подражание блеянию козлов, что содержит намек на еврейские традиционные бороды. Такая же неблагоприятная реакция на эмансипацию евреев наблюдалась во многих немецких городах.

Позже Маколей повторил эти стихи в письме сестре:

…О таинственной парочке,

Хозяевах нашей судьбы, враче и еврее,

Если вашими заботами наглый клерк [Херрис]

Меняет тесный переулок на просторный парк,

…А вы, великая парочка, что рыщете в тенях Виндзора,

фавн и дриада рощи сознания,

Все, все вдохновляете меня; ибо пою я

о враче, о еврее, о маркизе и короле…

Но черный ручей… все течет,

Распространяя зловоние, как имя Херриса.

Заем был предназначен единственно для того, чтобы Бразилия получила возможность выплачивать проценты по уже существующему долгу. Джеймс «довольно откровенно признавал, что через два года эти люди ничего не заплатят»; но в ближайшей перспективе такой шаг повысил цену на бразильские облигации.

Очевидно, долг так и не был возвращен, поэтому драгоценности остались у Натана.

На самом деле Амшель угостил его роскошным обедом, на который также были приглашены ведущие фигуры франкфуртского дипломатического корпуса. В «Аугсбургер цайтунг» сообщалось, что «лестница, ведущая в банкетный зал, была устлана красным ковром и украшена венками из цветов и растений… На обеде присутствовали несколько самых выдающихся посланников Германского союза, а также иностранных министров. Гости наслаждались обедом, на который не пожалели расходов».

Из восьми купцов немецко-еврейского происхождения в Манчестере в 1806 г. только Натан сохранил принадлежность к своей вере.

В 1844 г. Нату пришлось «съесть кошерный обед», вследствие чего его очень тошнило. Он писал: «Придется выкурить гаванскую сигару за 14 су, чтобы облегчить желудок».

Вильгельм посещал синагогу дважды в день, а по вечерам изучал Талмуд.

Еще в одном распространенном анекдоте Ротшильд жалуется на уловки попрошаек, однако в ответ слышит: «Ты что, учишь меня попрошайничать?» Еще в одном попрошайка считает регулярную милостыню своего родственника наследственной собственностью. Иногда попрошайку ловят с поличным: он утверждает, что играет на фаготе, но у Ротшильда в буфете находится фагот, и он просит его сыграть; или он видит, как дочери Ротшильда играют дуэтом, и решает не беспокоить их попрошайничеством: барон явно переживает трудные времена, раз им приходится делить пианино.

«Такой маленький — а уже Ротшильд», — говорит один нищий другому, когда мимо них провозят ребенка в роскошной коляске или карете. Глядя на пышное надгробие Ротшильда, нищий восхищается: «Да, умеют они жить!» Анекдотов в таком духе великое множество.

Важной составляющей «еврейского вопроса», как его подчеркивали Ротшильды, было то, что еврейская община заплатила за свои права, чтобы на эти средства были выпущены облигации. Таким образом, отмена соглашения 1811 г. влекла за собой возмещение ущерба.

Экономические ограничения продлевали срок ученичества евреев и запрещали евреям торговать продуктами питания и дровами.

Монтефиоре к тому времени уже удалился от дел и занимался благотворительностью и делами еврейской общины.

Судя по нескольким сохранившимся письмам Каролины Соломону, больше всего она досадовала из-за его готовности угодить Натану и остальным. Всю свою любовь она сосредоточила на сыне Ансельме; возможно, это объясняет относительно холодные отношения, которые сложились у Ансельма с отцом.

Предполагалось, что Ханна будет присутствовать при рождении своего первого внука; но ее неудержимо влекло к колебаниям курса на бирже, вызванным революцией. Однако, несмотря на ряд «спекуляций», ей не повезло. Как она написала мужу: «Как видишь, я вернулась, не слишком много заработав». Через три года ее сын в письме выражал надежду, что она «отлично сыграла на повышение» во время «громадного скачка всех бумаг».

В 1836 г. Бетти сказала гостю, восхищенному ее домом: «Если бы вы видели отель Соломона Ротшильда (который находится по соседству), вы бы решили, что наш дом — просто конюшня, пристроенная к нему».

Любопытно, что страсть Ротшильдов к лошадям, судя по всему, началась с жен братьев. За исключением Джеймса, братья относились к лошадям исключительно как к средству передвижения из пункта А в пункт Б.

Они пришли в замешательство, когда Джеймс начал ездить верхом ради удовольствия.

На гербе Соломон сначала просил изобразить следующее: «В первой четверти — орел, дополненный по правую руку красным цветом; во второй четверти — на красном фоне леопард с поднятой правой передней лапой и смотрящий вправо; в третьей четверти — лев, стоящий на задних лапах; в четвертой четверти на бирюзовом поле рука, держащая пять стрел. В центре щита — красное поле. Справа изображение борзой, символа верности; слева изображение аиста, символа набожности и довольства». Щит, по мысли Соломона, увенчивался семиконечной короной и львом, стоящим на задних лапах. В Венском геральдическом обществе его замысел изменили. В последнем варианте на гербе оставили только орла и руку, держащую четыре стрелы; слева и справа изображений животных не было, а поле увенчивалось шлемом, трехглавой короной и еще одним орлом. Слегка отличался от него вариант, зарегистрированный Натаном в 1818 г.; герб состоял из «на бирюзовом поле льва, стоящего на задних лапах, обращенного анфас, держащего в правой передней лапе пять стрел остриями вниз; а навершие на венке цветов короны на червленом поле лев, отороченный горностаем, держащий между лапами пять стрел, как на центральном поле герба». Девиз Concordia, integritas, industria («Согласие, единство, усердие») был добавлен позже.

В «Луккских банях» описан бал у Соломона: «Такие звезды и ордена! Орден Сокола, орден Золотого руна, орден Льва, орден Орла — уверяю вас, был даже ребенок, совсем крошка, который носил орден Слона». Когда Маколей ужинал с «этим евреем» (то есть с Натаном), он «не видел ни одного пэра, ни одной звезды, разве что иностранный орден или два, которые я в целом считаю поводом заглянуть в свои карманы».

Стоит отметить, что внук Натана опустил префикс «де», когда получил титул пэра Великобритании, и его примеру последовали его потомки; поэтому сегодня среди представителей семьи есть как просто «Ротшильды», так и «де Ротшильды».

Натану также дарили картины его высокопоставленные клиенты. Так, князь Пюклер видел у него портреты Франциска I Австрийского, Фредерика Вильгельма III Прусского, Виллема I, короля Голландии, Жуана VI, короля Португалии, и российской императрицы Александры.

Картину «Семья У. Н. [так!] Ротшильда, генерального консула его величества императора Австрии при британском дворе» заказали в честь назначения Натана генеральным консулом Австрии. Хобдею заплатили за работу 1000 фунтов, а картина в 1821 г. выставлялась в Королевской академии живописи, а затем какое-то время висела в австрийском консульстве. Впоследствии ее перевезли в Ганнерсбери. Теперь ее можно видеть в главном зале банка «Н. М. Ротшильд и сыновья» в Нью-Корте.

Посетив Оксфорд в 1841 г., Ханна также нашла тамошнюю атмосферу менее терпимой: «Там слишком ортодоксально и хорошо себя чувствовать могут лишь протестанты… Во всех номерах отеля, в котором мы остановились, разложены Библии и другие религиозные книги… правда, обитатели вежливы и предупредительны».

Социалист-утопист Оуэн был знаком с Ротшильдами по крайней мере с 1818 г.

О горе родимой земли, о своих

Долгах и невзгодах подумай.

Во Франкфурте я короную тебя,

И Ротшильд значительной суммой

Тебя, как других государей, ссудит…

(Перевод П. И. Вейнберга)

Как позже заметил Джеймс, «в отношении Полиньяка меня еще за полгода предупреждали несколько человек. Однако я ничему не хотел верить. У меня было чутье».

Тревиль. Мемуары. Т. 1. С. 279: «Был на балу у Эстерхази; говорил со старым Ротшильдом, который был там с женой и маленьким еврейским денди — своим сыном. Он… предложил показать мне письмо, написанное его братом, и обещал предоставить мне любые сведения, какие я пожелаю; пожал мне руку и выглядел очень довольным».

Стендаль. Люсьен Левен. Кроме того, Левен не возражал против того, чтобы его сын вышел из семейной фирмы и сделал карьеру в армии или в политике, — ничего подобного Джеймс бы ни за что не потерпел.

Ханна (Париж) — Натану (Лондон), 24 августа 1830 г.: «Ты должен смотреть на это хладнокровно, милый Ротшильд. Все пройдет. Соломону и Джеймсу, как ты без труда догадываешься, не нравится падение, но они очень хладнокровны и не напуганы. Наше внимание настолько поглощено ценными бумагами, что ни о чем другом я не могу и думать».

По словам Лайонела, Оттингер выразился буквально так: «Доверие к нам уже не настолько высоко, и за последние полгода мы сильно упали в глазах общественного мнения; мы не найдем стольких последователей, если пожелаем разместить займы».

«Таймс», 4 августа 1836 г.: «Тот контракт был более вредоносным по своим пропорциям для подписчиков, чем для него, так как большая часть была распределена среди них, что в свое время послужило поводом для серьезных упреков в его адрес: в конце концов, он бросил своих друзей в очень трудном положении. Но на все обвинения он отвечал, что всегда был сторонником либерализма в отношениях с подписчиками при распределении пакетов… и что последовавшая революция, из-за которой операция оказалась столь невыгодной, была событием, которое он никак не мог предсказать».

Фредерик Вильгельм был женат морганатическим браком на Гертруд Фалькенштайн, разведенной жене прусского лейтенанта. В 1831 г. он возвысил ее до ранга графини фон Шаумбург, а позже — княгини Ганау. Когда курфюрст бывал во Франкфурте, пара и их пятеро детей регулярно «обедали по-семейному с их добрым деловым другом».

17 июля 1832 г. Томас Рейке записал в дневнике, что какой-то голландский брокер «вчера спрашивал Ротшильда… даст ли он авансом деньги за акции; старый еврей ему отказал со словами: „В такие времена я не даю авансом деньги никому… кто знает, что может случиться? Может быть, завтра вы умрете“. Так случилось, что бедняга в тот же вечер заболел холерой, а на следующее утро умер».

Существующие связи между домом Саксен-Кобургов и Ротшильдами объясняют, почему брак «нашей маленькой королевы» и Альберта вызвал поздравительное письмо от Ансельма, сына Соломона, своим лондонским кузенам.

Важнейшую роль сыграло недвусмысленное согласие французского правительства на два протокола от января 1831 г. и его отказ принять предложение Бельгии короновать сына Луи-Филиппа, герцога Немурского, или поддержать бельгийское сопротивление против территориальных условий протоколов. Само собой разумеется, с точки зрения Ротшильдов, прекрасной новостью стало то, что бельгийским королем был избран Леопольд Саксен-Кобургский.

Джеймс был против употребления грубых фраз «немедленно вывести войска из Болоньи» или «быстро вывести войска из Болоньи». «Я добьюсь, — писал он братьям, — чтобы оскорбительную фразу опустили». Надежда Джеймса на то, что австрийцы обсудят вопрос на международной конференции в Риме, оправдалась, однако войска вывели лишь в июле. Следовательно, очень важно, что Перье не сделал вывод войск поводом к войне.

Соломон заверил правительство Пруссии, что «он особенно заботится о добром имени своего банкирского дома, поскольку придает огромное значение тому, чтобы продемонстрировать правительству Пруссии, что консолидация ее государственного кредита и выполнение обязательств, взятых на себя его банкирским домом в этом вопросе, в его глазах имеют ценность большую, нежели соображения личной прибыли». Все это оказалось совершенно верным, несмотря на решение Натана послать Ансельма в Берлин, чтобы изменить условия сделки. В целом пятипроцентные облигации на сумму в 3 млн 809 тысяч 400 ф. ст., еще не оплаченные из займа 1818 г., необходимо было обменять на четырехпроцентные, выпущенные в том же объеме по курсу 98, за 2,5 года, начиная с марта 1830 г. до сентября 1832 г. Как понял Джеймс еще до заключения соглашения, эмиссионная цена, конечно, была завышенной, учитывая растущую политическую нестабильность во Франции, а комиссия в размере 1,5 % — слишком низкой. Однако любопытно, что он как будто считал предпочтительным, чтобы Ротшильды пошли на риск, размер которого он оценил довольно точно: «Худшим, самым худшим является то, что мы, скорее всего, потеряем 15 процентов, Боже упаси, что дойдет до 200 тысяч фунтов, что, вероятно, разорило бы кого-то [другого]».

Просроченные пятипроцентные облигации на сумму в 850 тысяч ф. ст. были, наконец, погашены в 1834 г.

Деньги были отложены на сооружение крепостей на франко-германской границе; судя по всему, идея займа принадлежала не Меттерниху.

Облигации пятипроцентного займа выпускались по курсу 94. Всего 11 млн франков были ассигнованы на выплату компенсации Турции; параллель с бельгийско-голландским «разводом» весьма разительна.

Обычно карикатуру датируют 1848 или 1849 г., но содержание намекает на события 1840 г.

Королевская биржа (которую не следует путать с Лондонской фондовой биржей в Кейпел-Корте) изначально была рынком коммерческих (товарных) векселей и обмена валюты, хотя во времена Натана там начали торговать и облигациями. Юго-восточный угол первого этажа официально отводили еврейским биржевым брокерам; они сидели за брокерами из Испании и Португалии.

Среди прочего братья решили забрать свои депозиты из Лондона и продать пакеты облигаций прусского займа 1818 г. Кроме того, они договорились совместно следить за тем, чтобы им хватало ликвидных средств для выплаты 9 млн гульденов по французским репарациям, размещенным у них Германским союзом, и с этой целью ежемесячно рассылать друг другу баланс. Неясно, действовали ли они в соответствии с этим договором, или он должен был просто стать выстрелом в сторону Натана.

Ансельму немедленно предоставили право на У₁₅ часть прибыли, хотя официально он не получал доли в капитале до 1828 г., когда на его имя в Парижском доме поместили миллион гульденов. Наследство его бабушки Гутле от Майера Амшеля поместили во Франкфуртский дом, хотя Гутле не имела статуса партнера и ее долю не включали в общий капитал для отчетности.

Однако в договор добавили условие, в котором оговаривалось: если прибыли Парижского, Франкфуртского, Неаполитанского и Венского домов превосходят прибыль Лондонского дома до такой степени, что 22,5 % от их общей прибыли больше 60 % прибыли Лондонского дома, в таком случае распределение прибыли возвращается к прежней системе: равные доли целого.

В 1848 г. Ротшильды угрожали отдать предпочтение Варбургам, но, судя по всему, в жизнь эту угрозу так и не воплотили.

Еще в одной апокрифической истории роли менялись: хитрый биржевой маклер вламывался к Натану в дом под видом пьяного, подслушивал щекотливые сведения и мчался назад, на биржу, где и получал огромную прибыль.

В 1840-е гг. газета «Рейлуэй тайме» ссылалась на «неприятный факт: „Таймс“ неизменно и систематически участвовала в прибылях от всех займов покойного м-ра Ротшильда». Карьера Алсагера закончилась катастрофой: он ушел из газеты после того, как в счетах обнаружилась большая «недостача». Вскоре после этого он покончил с собой.

Очевидно, свадьба в тот раз не была доведена до конца по причинам, которые становятся ясны из намеков. «Похоже, — со свойственной ему прямотой писал Джеймс, — красный король не позволит ему насадить птичку на вертел, несмотря на то что он поймал ее в силок». Лайонел выражался более деликатно: «До сих пор мне нечего сообщить, так как ты хорошо знаешь, что от сильного внезапного страха у молодых дам обычно начинается то, что с ними происходит регулярно. Могу лишь сказать, что она самая красивая во всех отношениях». Разные способы выражения прекрасно иллюстрируют разницу между поколениями; в то же время то, что оба мужчины сочли нужным высказаться на эту тему, доказывает, как мало тайн было между членами этой семьи.

Пришлось составить генеральные доверенности, чтобы старшие клерки могли действовать в отсутствие членов семьи, — редкое, почти беспрецедентное событие для того времени.

«Сначала я осмотрелся. Каждую минуту отворялась небольшая дверь и входил один биржевой агент за другим, громко говоря цифру; Ротшильд, продолжая читать, бормотал, не поднимая глаз: „да, — нет, — хорошо, — пожалуй, — довольно“, и цифра уходила. В комнате были разные господа, рядовые капиталисты, члены Народного собрания, два-три истощенных туриста с молодыми усами на старых щеках, эти вечные лица, пьющие на водах — вино, представляющиеся ко дворам, слабые и лимфатические отпрыски, которыми иссякают аристократические роды и которые туда же суются от карточной игры к биржевой. Все они говорили между собой вполголоса. Царь иудейский сидел спокойно за своим столом, смотрел бумаги, писал что-то на них, верно, все миллионы или по крайней мере сотни тысяч» (А. И. Герцен. Былое и думы. Ч. V).

Дом был снесен после смерти Карла Майера в 1886 г., а участок подарен городу Франкфурту.

Судя по всему, отец наложил на Ансельма некоторые финансовые ограничения — возможно, он хотел, чтобы сын «берег силы» для австрийских поместий, которые он когда-нибудь унаследует. В 1843 г., увидев привлекательный участок в Эммерихе в окрестностях Франкфурта, Ансельм вынужден был просить деньги у Джеймса. Он хотел выдать свою покупку за спекулятивное капиталовложение. Что характерно, в роли «казначея» для нового дома в Грюнебурге пришлось выступить Амшелю.

Несмотря на признание в «плохом мнении» о евреях в целом, Теккерей подружился с женой Энтони Луизой и женой Лайонела Шарлоттой после случайной встречи в 1848 г.

В конце 1849 г. Гейне послал ей экземпляр послереволюционного стихотворения, в котором содержится страстное обличение тех сил, которые подавили венгерское восстание. Было хорошо известно, что Ротшильды поддерживали спонсируемую Россией реакцию.

Скорее всего, Джеймс побывал на втором представлении, окончившемся провалом.

Ротшильды ссудили правительству Португалии 88 688 ф. ст. на 4 месяца — на выплату процентов по трехпроцентным облигациям. В качестве залога правительство передало «регентские облигации» по номинальной стоимости в 600 тысяч фунтов. После того как правительство не сумело вернуть 88 688 фунтов, Лондонский дом продал эти облигации, но португальское правительство заявило, что Ротшильды без необходимости тянули с продажей, чтобы собрать больше процентов. Окончательный вердикт (из-за некоторых формальностей) вынесли в пользу португальского правительства.

Что любопытно, Меттерних дал понять: он не возражает против тайного участия Ротшильдов в испанской операции в сотрудничестве с другими банками. Его волновало, что имя «Ротшильд», если его начнут публично ассоциировать с регентством Марии-Кристины, укрепит позиции последней. Предупреждения Бройля, высказанные Джеймсу, трудно примирить с его же речью 8 марта о займе, поддержанном Францией, направленном на то, чтобы встроить Испанию «в финансовую систему Европы, которая в данный момент образует нечто вроде республики, нечто вроде федерации, члены которой солидарны друг с другом и в определенной мере взаимно поддерживают друг друга». Когда его попросили объяснить, в чем конкретно будет выражаться поддержка Франции, он тут же изменил свое мнение.

По мнению Вильерса, Мендисабаль надеялся на «прилив щедрости» со стороны «Левиафана» (то есть Натана). Дипломатическая переписка доказывает, как мало контактов было в то время между Ротшильдами и Палмерстоном.

Лайонел — Энтони и Нату, 22 июля: «Здесь все смеются над их нерешительностью и непониманием, за кого они хотят выступить. Почему они не вмешаются как следует и не пошлют 50 тысяч человек; они окончили бы войну в три месяца, или почему они не предлагают послать каких-нибудь французских генералов? <…> Отвратительно наблюдать, как две такие державы, как Англия и Франция, боятся деспотического правительства». Лайонел имел в виду Меттерниха. Джеймс из Парижа — племянникам в Лондон, 11 сентября; он же — тем же, 25 декабря. Палмерстон выдвигал те же доводы, высказываясь против гарантированного займа вроде предложенного Вильерсом: «Люди скажут: если сторонникам королевы больше всего нужны деньги, заем поможет им встать на ноги, но Ротшильды не станут поддерживать военное искусство, боевой дух, ясность цели и здравый смысл, а без всего этого займы обогатят лишь еще нескольких генералов».

Из-за того что Банк Франции не имел права ссужать деньги напрямую, операцию необходимо было провести через посредников: Бэринг вначале выписал синдикату, в который входили Оттингер, Делессер, д’Эйхталь, а также Перье и д’Аргу, векселя на 48 млн франков на срок в три месяца и только потом предоставил банку необходимые средства.

«На троне Давида, когда его восстановят, будет сидеть финансовая династия, которую признают все европейцы и которой вся Европа подчиняется…»

«Он вполне серьезно говорил со мной о возвращении евреев на их родину… Страна, сказал он, обладает широкими природными возможностями; ей недостает лишь рабочих рук и защиты для рабочих; права на землю можно купить у Турции: деньги будут — помогут Ротшильды и все ведущие евреи-капиталисты; турецкая империя разваливается… за деньги турецкое правительство сделает что угодно».

За это замечание я благодарен профессору Дэвиду Лэндису.

Что характерно, построенной тогда больницей Майера де Ротшильда управляли исключительно Ротшильды; она функционировала под наблюдением сына Джеймса, Густава.

Конечно, первые псевдонаучные расистские определения «еврейской сущности» были придуманы антисемитами для того, чтобы обвинять евреев в измене или поднимать вопрос «смешанных браков». Из-за того что Ротшильды сохраняли приверженность иудаизму, на них нападали и более традиционными способами.

В силу своей косности представители австрийской власти отказались снести городские стены, чтобы облегчить сообщение между центром Вены и пригородами.

Как и в Англии, первые французские железные дороги в первую очередь были предназначены для доставки угля из угледобывающих районов; линия Сент-Этьен, построенная в начале 1830-х гг., была аналогом линии Стоктон — Дарлингтон, сооруженной на десять лет раньше. Но отсчет развития настоящей системы железных дорог — не только грузовых, но и пассажирских перевозок на паровой, а не на конной тяге — следует вести от строительства линии Париж — Сен-Жермен.

Прокладка линии «Правого берега» обошлась в 16,8 млн франков по сравнению с заложенной в проекте ценой в 11 млн, хотя она была значительно дешевле, чем линия «Левого берега».

Хотя кажется маловероятным, что данный памфлет вышел с согласия Ротшильдов, позже Ансельм утверждал, что «вульгарное оскорбление», направленное на Джеймса, «исходило изначально от одного презренного типа, которому наш Парижский дом вполне справедливо отказал в займе».

В основном Дернвель по-прежнему обвинял Джеймса в том, что тот подкупал политиков и прессу, чтобы получить концессию на строительство Северной железной дороги, и позволил себе более общую критику, связанную с финансированием железнодорожного строительства.

Естественно, их мать расценила то, что они выжили, «счастливым случаем» и благодарила Провидение. Согласно одному отчету, однако, Эвелина и ее нерожденный сын погибли в результате еще одной железнодорожной катастрофы, которая случилась два года спустя.

Общая протяженность построенных линий и цифры капиталовложений показывают, что самого низкого уровня экономика достигла лишь в 1851 г., через четыре года после финансового кризиса; используя уместную метафору, можно сказать, что произошел эффект «сорвавшегося поезда».

Когда Нат увидел Адольфа после революции, он нашел его «совершенно другим человеком, более положительного мужчину я не встречал — он не курит, не развратничает, не танцует».

По мнению главы республиканцев Гарнье-Пажеса, подстрекателем грабежа в Сюрене был местный торговец птицей Луи Фразье. Толпа разгромила птичник с фазанами и конюшню, кто-то вывел всех лошадей. Затем погромщики «топорами, металлическими прутьями и дубинками разбили мебель, зеркала и картины». Виновные в преступлении получили от 5 до 20 лет тюрьмы.

И Шлезвиг, и Гольштейн формально находились под сюзеренитетом Дании; такое положение гарантировалось Великобританией, Россией и Францией по договору 1720 г. Однако салический закон о престолонаследии применялся только к герцогствам, но не к Дании, поэтому отсутствие наследника по мужской линии снова ставило под вопрос будущее герцогств. Притязания Германии основывались главным образом на этнической идентичности. Гольштейн уже входил в Германский союз; в южной части Шлезвига говорили по-немецки. Датчане усугубили дело тем, что 21 марта Дания включила Шлезвиг в состав Дании. Ландтаг во Франкфурте, поощряемый националистическим временным парламентом, в ответ послал в Шлезвиг прусские войска. К ужасу франкфуртских националистов, 26 августа пруссаки подчинились давлению Великобритании и России и согласились на условия мира, по которому в герцогствах устанавливалось совместное датско-прусское правление.

Дядя Альберта, король Бельгии Леопольд, так испугался, что разместил 5 млн франков у Ротшильдов в виде «резерва на экстренный случай», если он лишится трона.

Джеймс пытался умаслить Кавура, послав своего агента Ландауэра с предложением дать ему «так много рентных бумаг по текущей рыночной цене, как я хочу». Кавур отказался, «но это дало мне представление о том, как делаются дела в большинстве европейских кабинетов министров».

Примечания книги: Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848 - читать онлайн, бесплатно. Автор: Найл Фергюсон

Онлайн книга - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Автор книги - Найл Фергюсон