– Мертвая говорит о своих мертвецах, – засмеялась она.
В последний раз повернувшись к своей девочке, она сказала ей:
– Ты еще нарвешь боярышник.
Мария придвинулась к Хесусу и уткнулась лицом в его грудь.
Он положил руку ей на волосы, упиваясь вневременьем часов любви.
Чуть подальше, в светотени деревьев, Петрус открыл несколько бутылок, прихваченных из подвала Алехандро. Каждый говорил себе, что завтра, возможно, умрет, и все знали то единственное, что любой живущий может знать о смерти.
– Она всегда приходит слишком рано, – сказал отец Франциск.
– Она всегда приходит слишком рано, – сказал Петрус.
Пора было выпить вино Йепеса.
– Как подумаю, что, может, придется с ним распроститься, – продолжил он. И с душераздирающим вздохом добавил: – Да еще с женщинами, вот ведь беда.
Перед самым рассветом к компании присоединились Солон, Густаво и Тагор, и они все собрались в центре галереи, окутанной темнотой и лунным светом.
– Вот и пришел час проститься с нашей культурой, – сказал Глава Совета.
Петрус допил последний глоток амароне и открыл новую бутылку. Бледное золото в стаканах мягко мерцало под луной.
– Вино Луары… это сочетание простоты и утонченности сводит меня с ума, – сказал он.
– Почти пустота, – пробормотал Алехандро, поднося стакан к носу.
Во рту вино приобретало кристалличность нежного камня, которая превращалась в белые цветы с легким призвуком чуть сладковатой груши.
– Камни и цветы, – с нежностью произнесла Клара.
На глазах у всех она быстро коснулась губами губ Алехандро.
Петрус поднял свой стакан и сказал:
– Когда я впервые приехал в Кацуру, сто тридцать восемь лет назад, – (Маркус и Паулус усмехнулись, вспомнив некоторые детали этого приезда, – он не обратил на них внимания), – я представления не имел, какая судьба меня там ждет. Довольно долго я задавался вопросом, на что может сгодиться никчемная белка, так и не нашедшая своих туманов. Потом я узнал, что именно эти качества превратили меня в инструмент судьбы, которая использует умных людей, чтобы осуществлять свои планы, но прибегает к глупцам, чтобы собрать их в нужный час.
– Мне было бы интересно узнать, что же такое глупец, – улыбнулся отец Франциск.
– Пьяница, который верит в истинность грез, – ответил Петрус.
– Какое прекрасное евангелие, – заметил священник.
В молчании они отдали должное последнему вину, а потом Паулус раздал всем по пузырьку отрезвляющего, и странная команда двинулась обратно в Нандзэн.
Долина деревьев шелестела неизвестными наречиями, и луна заливала светом дорогу из черных камней. Молчаливый и неподвижный в час, предшествующий заре, в боевом порядке выстроившись перед храмом, их ждал штаб армии туманов.
Мертвые мы или живые
Книга камней
Стиль
Петрус любил истории и сказки за ту власть, которая, как и вино, раскрывала в пробудившемся времени свободу грез, но его опьянял не только сам рассказ – он так же чутко реагировал на его форму, как и на утонченный сепаж
[43] вина. Красивая история, лишенная стиля, – это как петрюс в корыте, часто говаривал он Паулусу и Маркусу (которых это нимало не волновало).
Больше того, у него была слабость к французскому языку, к его нутряной силе и куртуазному кокетству, потому что корни и элегантность для текста то же самое, что аромат для вина, они придают очарование, исходящее из страсти к бесполезному, и тот неожиданный смысл, который всегда рождается из красоты.
Стратегия
Петрус ощущал себя до глубины души человеком и, осмелюсь сказать, французом. Пусть ему нравились искусство, свет и кухня Италии, сердце его было решительно отдано небрежной удали Франции.
Однажды дождливым днем тысяча девятьсот десятого года он присутствовал на матче в Англии, где французы противостояли англичанам в весьма любопытном виде спорта. Хотя в тот момент он смог понять единственное правило – следует загнать кожаный мяч в самый конец территории противника, – ему понравились перебежки и передачи, как очередной спектакль, свидетельствующий о таланте и изобретательности людей.
После окончания действа, во время которого французы походили на стайку балерин, противостоящих табуну запаленных першеронов, старик-англичанин, который жевал табак на трибуне рядом с ним, сказал: чума на этих французов, но такой поединок всякий хотел бы посмотреть – в чем и заключался ответ на вопрос, почему Петрус ставил французов выше всех прочих, не говоря уже об их вине, женщинах и дружелюбных крестьянах.
И вот двадцать восемь лет спустя, в час последней битвы, он интуитивно почувствовал, что война будет выиграна благодаря стратегии балерин.
Мы идем к грозе
Нандзэн, заря последней битвы.
Здесь собрались два десятка эльфов из разных домов, среди которых были единорог, бобр, зебра и черная пантера. Эльфам из центральных провинций редко представляется случай свести знакомство с их собратьями из теплых краев, но Петрус, Маркус и Паулус с радостью увидели старых друзей из Северных Ступеней, зебру и пантеру – те служили офицерами в армии, и им уже приходилось сражаться бок о бок. А вот люди держались настороженно рядом с огромной кошкой, хотя в основном их удивляло то, что большая часть штаба состояла из эльфиек. Правда, нынешние руководители принадлежали к мужскому полу, но в прошлом случалось, что незабываемые эльфийки становились и Стражами Храма, и Главами Совета, так что постепенное оттеснение женщин от ключевых постов теперь представлялось Солону и Тагору одним из явных предвестников упадка.
В центре эльфийского отряда единорог обернулась женщиной с белыми волосами, черными глазами и морщинистым лицом, но при этом высокой, атлетически сложенной и в целом отличающейся такой поразительной красотой, какую невозможно себе представить в ее возрасте.
– Мы готовы, – сказала глава штаба Солону и Тагору.
Они зашли внутрь храма, где их ждали Хостус, Кватрус и десять других помощников. Как и в первый раз, помещение, несмотря на вроде бы скромные размеры, смогло вместить их всех. Члены штаба и помощники стража расположились вдоль стен, а все та же группа заняла место в центре. Единорог села справа от Солона, а ее первый лейтенант, эльф-бобр, доложил о передвижениях армии. Все батальоны заняли свои позиции. Войска начнут действовать по последнему сигналу из Нандзэна, после чего каждая боевая единица сможет рассчитывать только на себя; но все они были размещены в стратегических точках, что обеспечивало им преимущество в большинстве решающих атак. В любом случае противник и представить себе не мог, что речь шла об уничтожении чая; а вот эльфы последнего альянса были, напротив, к этому готовы. Разумеется, солдат предупредили, что возвращение по фарватерам станет проблематичным; бобр добавил, что не нашлось ни одного, кто позволил бы себе выразить сожаление.