Черный гусар - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Соболь cтр.№ 5

— Спроси! — крикнул император. — Спроси — где он этому научился?

— Видел, — перевёл короткий ответ толмач.

— Врёт! Кто-то умный ему подсказал! Но — хорошо! Пусть встанет... И эти тоже...

Когда армяне поднялись, Павел Петрович подбежал к юноше. Тот, как и вчера, смотрел на него прямо, без малейшего страха. Император не привык к таким лицам. В детстве, помнилось ему, были рядом Порошин, Панин. Но те поучали, наказывали, сердились. Этот же...

— Спроси — чему улыбается?

— Рад видеть великого императора, — повторил юноша вчерашнюю фразу, но произнёс вдруг по-русски и достаточно чисто.

Павел Петрович оглядел армянина с подозрением. Не великан, но и не карлик; широкие плечи подчёркивает шарф, в несколько витков обхвативший талию; чёрные густые брови сходятся почти вплотную и — обрываются резко к мощному энергичному носу.

— Откуда знаешь язык?

— Долго ехали. Страна большая. Вокруг все говорят. Не выучить — много труднее.

— А эти что же?

— Я хотел, — коротко и с достоинством объяснил Ростом императору.

Павел Петрович отошёл, повернулся резко, вгляделся снова. Прожив четыре с половиной десятка лет, он так и не привык, чтобы ему радовались при встрече. Разве что Нелидова, но и та каждый раз о ком-то просила.

— Что-нибудь хочешь?

— Служить. В лучших войсках императора. Умею стрелять. Умею рубить. Дядя научил хорошо.

Павел Петрович чуть не хлопнул в ладоши, словно бы в детстве. Мальчишка не врал. Мальчишка в самом деле хотел только служить. Мальчишка в самом деле был очень хорош. Рыцарски хорош, вздохнул он, вспоминая мальтийских подвижников.

— Как думаешь? — обернулся он к Аракчееву. — Не взять ли его к нам, в Преображенский?

— Государь, — укоризненно начал тот. — Лучший полк вашей гвардии...

Павел Петрович бешено вытаращил глаза. Он любил в себе это чувство гнева и ярости и не пытался сдерживаться никогда, ни перед кем.

— Лучший? — завопил он, хватая воздух. — Лучший? Полк, где две тысячи только числятся и ни разу не видели строя?! При матушке моей, при Потёмкине он, может быть, и был лучшим. А в моей армии... — Перевёл дыхание и добавил, понизив голос почти до нормального: — И в моей армии он будет лучшим. Когда в нём будут служить только лучшие...

Аракчеев бледнел, но пытался настоять на своём:

— Согласно закону...

— Здесь ваш закон!!! — завизжал император совсем уже нестерпимо, ударяя себя в грудь сухим кулачком против сердца. Замахнулся было на втянувшего голову в плечи генерал-лейтенанта, но удержался.

Повернулся к армянам, сбившимся в кучку. Не разбирая слов чужого языка, они вовсе не поняли, к чему относится этот крик. Даже мальчишка перестал улыбаться, хотя испуга в его глазах Павел Петрович не обнаружил.

— Скажи, что могут идти, — кинул он толмачу. — Пусть возвращаются к себе и готовятся к выходу. Через год земли для них, для их людей будут выделены...

От дворца до нужного им дома мелики шли быстро и молча, прикрывая ладонями рот, спасаясь от жгучего ветра, бросавшего в лицо пригоршни колючего снега.

Только оказавшись в комнатах, скинув бурку, чоху, оставшись в одном архалуке, Джимшид прижал спину к голубоватым изразцам печки и обратился к племяннику:

— Что ты затеял, мальчик? Зачем тебе армия русского императора?

Ростом стоял у стены, прямой и напрягшийся, ждал, пока дядя задаст вопрос.

— Хочу быть сильным, — ответил он, не раздумывая.

— Ты и так не самый слабый парень в горах Арцаха. Муж моей сестры был бы доволен, увидев тебя сегодня. Зачем вольному человеку оставаться в этом сыром и холодном городе?

— О какой воле ты говоришь, дядя? Мне надоело кланяться каждому беку! Я не хочу больше прятаться от нукеров аварского хана! Не желаю ждать в страхе, когда к нам двинется очередной паша из Карса или мирза из Тебриза! Я хочу обладать настоящей силой. Хочу узнать, как сотни обращают в бегство десятки тысяч!

Фридон отнял от горячей печи ладони, повернул голову к Джимшиду:

— Может быть, мальчик и прав! Где ему ещё научиться сражаться?

Обрадованный поддержкой племянник мелика Варанды шагнул вперёд:

— Иосиф Эмин изучал военное дело в армии далёкого острова. Царь Ираклий тогда не поверил ему, потому что эти англичане уже помогали персам строить корабли на Каспийском море. Я буду учиться у русских. Мы все теперь будем под властью русского императора. И Грузия, и Карабах.

— Грузия — да, — ответил Джимшид медленно и не сразу. — Карабах — не знаю.

— Ты сам уже ездил сюда с посольством Ибрагим-хана, — напомнил ему Фридон. — Тогда Мирза Мамед Кулий просил императрицу Екатерину протянуть свои ладони и над Шушой.

— Из этого разговора вышло больше вреда, чем пользы. Кто-то сообщил Ага-Мохаммеду, и тогда он выступил из Тегерана. Персия рядом, Петербург — далеко. Если нам разрешили переселиться, надо как можно быстрее идти в Лори. Нужно будет поднять сотни семей. Мне потребуется помощь каждого человека, каждая рука, каждый палец! А этот глупец хочет затянуть своё тело в тесный кафтан унылого цвета и топтать площадь под стук барабанов!!!

Последние слова он выкрикнул прямо в лицо Ростому. Но тот не пошелохнулся. Так же стоял навытяжку, как солдаты гвардии императора Павла.

— О чём шумите, армяне? — послышался вдруг мягкий голос от двери.

Незамеченным в комнату вошёл Минас Лазарев, брат хозяина дома.

Семья Лазарянов-Лазаревых перебралась в Петербург из Новой Джульфы — армянской колонии в Иране. Туда вывел обитателей Карабаха ещё шах Аббас. В середине XVIII столетия Лазарь Назарович отправился на север, купил дом в Москве, в Артамоновском переулке, будущем Армянском, и занялся устройством шёлковых мануфактур. Сын его Ованес взял имя Иван и двинулся дальше, на запад. Поселился в Петербурге, хотя его промышленные интересы тянули на восток, к Уралу, в царство железа и меди.

Иван Лазарев был богат, знатен — получил титул графа Австрийской империи, — великодушен, образован и вместе с тем имел вкус к приключениям. Именно ему приписала легенда главную роль в истории алмаза «Орлов».

Якобы Ованес ещё в Иране купил огромный и безумно дорогой камень, когда делили добычу, захваченную Надир-шахом в Дели. Узнав, что Лазарев покидает страну, персы потребовали отдать драгоценность. Ованес сказал, что он уже продал алмаз, и спрятал покупку в — собственное же тело, в разрез на ляжке. Перебравшись в Россию, купец совершил обратную операцию, а камень продал Григорию Орлову. Цену алмазу определили в 450 тысяч рублей, и то, вероятно, продавец сбросил немало, рассчитывая на будущие милости от фаворита. Сам же камень Григорий Григорьевич поднёс императрице Екатерине.