Аракчеев показался из-за плеча.
— Назначишь время. Жду — всех четверых...
II
Император поднимался затемно, в четыре часа утра. С пяти работал над бумагами, с девяти объезжал город, с одиннадцати принимал вахт-парад, с часу обедал. Меликам назначили прийти в пять пополудни.
Странные люди встретили их на площади и повели кругом дворца к боковому ходу и дальше пустыми, длинными коридорами, передавая от одного к другому, обмениваясь тихо условленными, должно быть, фразами... Наконец, ввели в кабинет государя.
Павел Петрович сидел за зелёным столом, на зелёном же кресле. К нему учтиво склонялся знакомый уже человек. Худощавый, но страшной, должно быть, силы; голова его сворачивалась направо, будто в оттопыренное ухо неслышно нашёптывал кто-то, сидящий на крепком прямом плече. Джимшид с первого взгляда понял, кто этот наперсник, хотел перекреститься, но побоялся оскорбить императора.
Павел резко мотнул головой. Аракчеев выпрямился.
— Пусть докладывают своё дело!..
Мелики договорились заранее о порядке. Говорил Шахназаров, как старший по возрасту. Бегларян слушал, готовясь добавить упущенное. Толмач уже знал суть дела, потому переводил быстро и чётко, забегая порой вперёд:
— И просят ваше величество взять христианских князей Карабаха под свою высокую руку...
Переводчик закончил. Джимшид умолк ещё раньше. Павел вскочил с кресла и быстрыми шагами прошёлся по диагонали. В углу повернулся «направо кругом».
— Рано! — выкрикнул он. — Пока ещё рано!
Толмач не торопился передавать, ожидая, что изволит ещё высказать государь. Но мелики уже почувствовали недоброе и почти перестали дышать.
— Прадед мой посылал войско к Каспийскому морю. Мелик Исраэл Ори обещал военную помощь всех племён закавказских. Знаю, помню, что пока армия Петра пробивалась от Астрахани до Дербента, сорок тысяч грузин, армян, татар прикаспийских собрались у...
Павел Петрович запнулся и обернулся к дальнему углу комнаты. Там зашевелился незамеченный прежде меликами человечек. Виден был один белый парик, закрывавший лоб, виски и затылок. Упругая косичка торчала почти параллельно столешнице.
— Гянджи... — долетела едва слышимая подсказка.
— Да, — крикнул император, — именно там! Вместе мы хотели избавить вашу страну от угнетения турками, персами. Но европейские события не позволили государю продолжить путь и соединиться с ополчением вашим. Армии пришлось вернуться в Россию...
Он оборвался и ждал, пока толмач перетолкует его слова.
Джимшид слушал, согнув мощную шею, и мрачнел. Не поднимая головы, он бросил несколько слов. Переводчик смягчил, как умел:
— Всех наших вырезали потом янычары Абдулла-паши. Кто уцелел — погиб, когда с другой стороны пришли сарбазы страшного Надир-шаха...
— Невозможно! Невозможно было нам оставаться за Астраханью. Уже не одни шведы, а французы с британцами грозили нам, что станут заодно с Блистательной Портой... — Павлу Петровичу вдруг показалось, что он оправдывается, но он завершил упрямо то, что начал: — Невозможно нам было смотреть в три стороны сразу. Север, запад, юг... Откуда-то пришлось отвернуться...
Он не стал говорить, что после прутского поражения одна турецкая угроза могла заставить новорождённую империю забыть надолго о Закавказье.
— Полстолетия мы не могли заглянуть за Кавказские горы. Сколько сил мы тратили на европейские страны...
— Сколько наших людей погибло под саблями турок и персов, — буркнул, не удержавшись, Джимшид, но тут же показал толмачу — не переводи, не надо...
— Но теперь, думаю, иное дело. Покойная императрица обещала Грузии покровительство. Пятнадцать лет тому назад... — Павел Петрович подумал и поправился: — Шестнадцать лет назад подписан трактат о дружбе между Россией и Грузией. Царь Карталинии Ираклий просил государыню Екатерину оказать покровительство его несчастной стране. Но императрица смогла отправить через горы только два егерских батальона. Да и те пришлось в скором времени отозвать к Суворову на Дунай. Как после этого расправились персы с Тифлисом, всем ныне известно...
Император сделал паузу, словно бы приглашая присутствующих помянуть всех жителей несчастного города, замученных полчищами Ага-Мохаммед-хана.
— Теперь же посылаем к царю грузинскому Георгию полномочного министра и подтверждаем наше намерение защищать за горами Кавказскими единоверцев наших, а также иных, кто только выкажет расположение к короне российской. А чтобы доказать искренность наших побуждений, подкрепим посольство корпусом генерала Кнорринга. В том тайны нет.
Павел Петрович оглянулся на Аракчеева, тот мигом поднял со столешницы бумагу, относящуюся, очевидно, к предмету.
— Но силы наши не чрезмерны. И хватит их для охраны одной Карталинии. Тех двух царств, что подвластны ныне царю Георгию. Ссориться же с персами, турками сейчас прямого резона пока не видим. Вас принял тайно, чтобы не узнали о том ни в азиатских посольствах, ни в европейских...
Слушая толмача, Джимшид сжал кулаки, стиснул зубы. Императоры, падишахи, султаны забавлялись мудрёной игрой «ста забот», составляли замысловатые комбинации. Малым же народам надлежало покорно ждать, когда же придёт очередь то ли двинуться вперёд на одну клетку, то ли вовсе слететь с доски.
Но император продолжал говорить:
— Однако же, если вам, князья христианские Карабаха, и однородцам вашим нет больше мочи терпеть угнетения иноверцев... разрешаем — выйти в Грузию вслед известному нам уже мелику Абову...
Фридон шумно выдохнул и тут же, испугавшись своей оплошности, откачнулся за спину владетеля Варанды.
Павел Петрович оглядел напрягшихся меликов и — вдруг подмигнул им, хихикнул и, — развернувшись на каблуке, на одной ножке запрыгал в угол.
— Пиши! Быстро...
Над полувидимым столом снова качнулся парик.
— Статс-секретарю Коваленскому... Приложить все старания к тому, чтобы вышедшие из Персии медики поселились на землях грузинских на выгоднейших для себя условиях... Каковые им надлежит обсудить с нашим министром, тем же упомянутым Коваленским... Но им, князьям армянским, тоже надобно будет платить дань принявшему их Георгию. Деньгами, а также людьми, если вдруг нужда государства того потребует...
Только переводчик выговорил последнее слово, медики, не сговариваясь, бухнулись на колени, уперев руки и лбы в блестящий пол. Павел Петрович прыгнул в сторону:
— Здесь не Персия! — крикнул он возмущённо. — Здесь Петербург!
Аракчеев шагнул от стола, открыл было рот, хотел, может быть, позвать стражу. Но тут юноша, простоявший неподвижно все двадцать минут аудиенции, скользнул вдруг на одну линию с дядей и — припал на одно колено, приложившись о паркет с изрядной громкостью. Наклонил почтительно голову и застыл.