— Меня, наместника Самого Господа Бога, здесь, на этой грешной земле?! Да разве может быть богохульство страшнее?! — вскричал он, побагровев от злобы. Успокоившись, понтифик начал ходить по большому залу. — Вот что, — сказал он, подумав, — предайте этого негодяя Луку Варфоломеева анафеме. Чтобы каждый католик почёл за честь убить этого сына Антихриста!
Варфоломеев узнал об этом, после того как новгородские воеводы попросили его разорить Фирманен — местность в Швеции. Лука всё сделал быстро, со свойственными ему смекалкой и воинской сноровкой. Вражеское войско было разгромлено, город занят. Наутро обходя пленённых им воинов и священников, дрожавших за свою жизнь, атаман обратил внимание на одного высокого пастора, который смело смотрел на него, не опуская при этом глаз. Лука уважал достойных, храбрых людей.
Священник сказал, что все они верят в одного Бога — Христа. На что воевода возразил:
— Бог-то один, да молельщики неодинаковы.
После этого разговор оживился, атаман стал расспрашивать священника-католика, который подробно рассказал ему обо всём, в том числе и про анафему. Атаман долго смеялся.
— А вы напрасно смеётесь, господин, — предупредил его церковник, — теперь вас может убить любой наш человек, будь то знатный или крестьянин, и нигде не ждите покоя, даже в Новгороде, так как вы сделались личным врагом папы!
— Тогда мне всю жизнь придётся драться против всей вашей католической церкви, — сказал Варфоломеев, — и лично — против папы. А что покой, так его никогда у меня и не было, мне не привыкать. Но теперь его не будет и у папы! Не знаю, доплывём ли мы на ушкуях до Рима, но бед свеям-псам, чухонским предателям и прочим нехристям точно наделаем, и много!
Внимательно слушавшие его ушкуйники закричали:
— Пусть папа и нас предаст анафеме драться будем со всей вашей вшивой Европой до скончания века! А в Новеграде Великом мы не оставим теперь ни одного еретика-католика — всех вырежем!
Лицо воеводы при этом сделалось торжественно суровым. Он знаком заставил их замолчать и произнёс медленно, казалось бы выдавливая из себя слова:
— Я, Лука Варфоломеев, предаю их всех анафеме тьфу ты, ромейское слово! проклятию. А это значит, что на них теперь объявляется охота как на бешеных волков.
— А мы с тобой, воевода! Хоть в Студёное море, хоть в жаркое пекло к чёрту рогатому, хоть к его наместнику папе римскому. Узнает он, бродяга, что такое ушкуйник! — добавил десятник Прокопий.
— И ты хочешь, пастор, победить таких людей? — полюбопытствовал атаман, указывая на мужественные лица дружинников. — А с ним и Господина Великого Новгорода и Святую Софию? Да знаешь ли ты, что София и Новгород уже здесь?!
— Где? — с тревогой оглянулся пастор.
— Там, куда ступил новгородец, там и его священный дух, там и его земля! Понял ты, священник хренов? А где пройдёт он с мечом — там трава сто лет расти не будет! А начнём с тебя. Тем паче, что ваш бог — дьявол, разрешающий лить ни в чём не повинную кровь. А папа — его наместник и любит зариться на чужое. И вправду говорят: беден чёрт, что у него Бога нет. Вот и ступай к нему!
Священник прикусил губу. Он понял, какого беса выпустил из бутылки. Но он был человеком мужественным.
Господине, ты можешь меня пытать, сжечь, но я не покорюсь тебе, умру во славу Христову! — фанатично ответил священник.
Воевода по-новому, с уважением взглянул на католика и обратился к дружинникам:
— Этот может! — И добавил, смягчив тон: — Мы отпускаем тебя, отче, с миром, но чтобы на нашем пути ты не стоял!
— Неисповедимы пути Господни, — ответил уклончиво священник, — но я постараюсь держаться от вас подальше!
— И правильно! — просветлел воевода. — От нас свеям одни несчастья. Да, ещё подскажи своим братьям-святошам, что не будет им пощады! Так пусть убираются с земли Новгородской да и с Чухонской заодно, а не то... — Тут Лука многозначительно промолчал и чиркнул себе ладонью по горлу. — То, что ты услышал сейчас, будет всем вам, святошам, короткое Евангелие от Луки, — сказал он и добавил: — Лично вам и папе принесу я не мир, но меч!
И действительно, ушкуйники начали охоту на католических священников, объясняя это головке бояр тем, что открыл им швед-священник. Те не вмешивались, но в случае строгого запроса правителей западных стран ссылались на неподвластность им ушкуйников.
А для Прокопия через день было испытание: встретиться пусть не с чёртом рогатым, по с его слугами. Лука, узнав от верных чухонцев, что в лесу, недалеко от захваченного города, шалят то ли разбойники, го ли какая то нечисть, решил послать на разведку двух ратников. А кого? Да есть два неразлейвода — Прокопий и Смольянин, два удалых, недавно побратавшихся.
Смольянин был человеком отчаянным и в то же время чрезвычайно разумным. Друзья стали готовиться. К Прокопию подошёл крестьянин-финн и предупредил:
— Вы, господине, не ходите в тот лес.
— А что за беда мне будет с того? — лениво спросил десятник.
— Это настоящее пристанище зла, обитель тьмы. Сюда, в эту чащобу, ходят вешаться все наши пьяницы. Там лешие, кикиморы болотные и бесы справляют свои шабаши.
— Удалого пугаешь, чёрт лысый? — насмешливо заметил Прокопий. — Знай, настоящий новгородец не боится ни твоего божка, ни твоей чёртовой бабушки с дедушкой!
Два удалых друга, Смольянин и Прокопий, осторожно пробирались сквозь дебри, упрямо двигаясь к чёртову дому. Угрюмое, мрачное место всё-таки навевало нехорошие мысли.
— Да-а, — протянул Прокопий, — темноватенько тут у вас, господа чудь, да и с чёртом мне ещё не приходилось драться!
Вдруг, словно из-под земли, вылезло шесть человекообразных страшилищ с рогами и внезапными ударами дубинок ошеломили удалых.
Очнулся десятник в тесной хате без окон и дверей, слышалось лишь только монотонное, заунывное бормотание, то ли молитву читали, то ли отпевали покойника. Прокопий пошевелил руками — связан. Рядом без чувств валялся связанный Смольянин. Ушкуйник поёжился: жуть какая-то! Везде приходилось побывать, но только не в гостях у треклятого.
Изловчившись, Прокопий поймал конец сыромятной верёвки и начал потихоньку распутываться. Чудища снебрежничали — и напрасно! И вдруг к Гостинцу подошёл страшенный урод с головой медведя. Прокопий никогда раньше не встречался ни с чем подобным. Видел он, как старого бога Велеса новгородские кудесники рисовали в виде здорового человека с медвежьей головой, но это на картинке, а тут?..
Вдруг урод заговорил на чудском языке, который немного понимал десятник. Чудовище требовало рассказать, зачем они пошли в лес, а иначе — смерть.
— Ну, это ты зря сказал, старик, или, как ты себя величаешь, великий колдун, — ответил ушкуйник. — На Руси всегда между позором и смертью выбирали смерть, а ушкуйники — и смерть врагов.
— Да ты, удалой, я вижу, ничего не боишься, но смертушку примешь лютую, и не зараз, а долго будешь мучиться, — зло сказал старик-колдун.