Призванный хранить - читать онлайн книгу. Автор: Николай Буянов cтр.№ 102

Антон только махнул рукой: некогда. Время, как и ранее, растянулось в бесконечную ленту, воздух вдруг загустел, и пожухлая трава стала целеустремлённо хватать за сапоги. Колдовство, не иначе.

Ни одной лошади под седлом у коновязи не было: естественно, кто же оставляет на ночь осёдланную лошадь. Наплевать, решил он. Чай, не свалюсь.

Он взмыл на коня (и откуда сноровка взялась, чёрт возьми!), ударившись копчиком о твёрдый, как ребро дубовой доски, хребет, и крикнул:

— Царевич в опасности! Осман, прикажи проверить, не покидал ли кто из гостей крепость.

Воевода мгновенно подобрался.

— Думаешь, монгольский посол...

— Не знаю. Не выпускай никого за ворота!

— Подожди. — Осман уже торопливо опоясывался мечом. — Я с тобой!

— Нет, — остановил его Антон. — Я должен один, сам... Иначе случится такое, чего не поправишь.

Воевода помедлил мгновение. Потом нехотя кивнул, соглашаясь. По лицу было видно, что это далось ему нелегко: он привык подчиняться лишь своему царю — но это статья особая. И уж совсем ему было в новинку, что приказания в вверенной ему крепости отдавал какой-то молодой парень, почти мальчишка. Но ему всё же достало ума не перечить.

— Храни тебя Господь, — хмуро сказал он, на миг сжав Антону локоть. — Поторопись!

Ветер свистел в ушах. Дробно стучали копыта, и сердце одуряющими скачками неслось по дороге впереди коня. Белёсая дымка рвалась в клочья и разлеталась в стороны, поднимаясь вверх и тая, словно дым от сигареты: вот-вот над вершинами гор должно было появиться солнце. Как же он ненавидел сейчас это солнце! Оно вероломно, с истинно восточным коварством, вдруг переметнулось в стан врага — там, в этом стане, под защитой земляных валов, стрел и катапульт, сидели, потирая лапки от удовольствия, твёрдый и узкий конский хребет, готовый в любой момент сбросить с себя седока, и глубокие рытвины, готовые в любой момент кинуться под копыта, стреножить и насесть сверху, и редкие деревья вдоль обочин, готовые в любой момент умереть от старости и упасть на дорогу, как в кинобоевиках про Гражданскую войну, и многочисленные горные ручьи и речушки, нарочно выстлавшие своё дно скользкими округлыми камнями...

И верховодил всей этой кодлой однорукий и многоногий бандит, убийца, промышленный шпион и растлитель малолетних по кличке Время.

Время, которого не было. Время, которое окутывало липкой паутиной и швыряло ветер в лицо. Подбрасывало булыжники под ноги коню и подталкивало в спину солнце, заставляя его поскорее всплыть над горизонтом. Солнце означало свет: не мог же убийца стрелять в темноте.

Даже такой мастер, как Асмик.

Конный переход. Расстояние, которое преодолевает всадник за день, если его лошадь будет идти шагом. Приблизительно семь-восемь километров в час...

Он летел, безжалостно настёгивая коня плетью (Осман в последнюю секунду сунул в руку), и уже знал, что не успеет. Взойдёт ненавистное солнце, осушив влагу на порыжевшей траве, распахнётся ущелье, и его встретят на дороге спешившиеся воины в алых плащах, склонённые над мёртвым царевичем. И будут они исполнены тихой, до белого блеска в глазах, нестерпимой ярости на самих себя: не уберегли... Могут и зарубить, не разобравшись. А чуть в стороне, у обочины, будет лежать мёртвая Асмик с луком в руках. Больше одного раза ей выстрелить не дадут, не дадут и уйти... Впрочем, она и сама не уйдёт, этот гад запрограммировал её только на убийство Баттхара, а обеспечение собственной безопасности алгоритмом не предусмотрено... «А ведь я чувствовал что-то, — с запоздалой горечью подумал Антон. — Ещё вчера утром, когда провожали царевича... Чей-то (известно, чей) направленный взгляд, сгусток чужой подавляющей воли (по-видимому, какая-то разновидность гипноза). И Асмик это чувствовала, поэтому и кинулась ко мне в поисках защиты: «Не отпускай меня. Пожалуйста...»

Чувствовала — и не могла противостоять.

Я увижу всё это — и, коли меня не зарубят сразу, вернусь в крепость, решил Антон. Войду в уже знакомую комнату и взмахну саблей над головой старика иранца. И, наверное, умру сам. («Что, если мы с тобой одно целое, чужеземец? Как эти две рукописи...») Что ж, пускай. Я не пожалею ни на секунду.

Он вылетел из ущелья, как пробка из бутылки, едва вписавшись в поворот. Дорога в этом месте раздваивалась: одна, широкая и многократно езженная, вела вдоль скалистого хребта по направлению к Тебризу, и уже виднелся вдалеке, вознесённый вверх, контур главной башни, обрамленный зубцами стен... Или нет? Или и на него, Антона, действовал этот проклятый гипноз, отводя глаза? И не видно было на дороге красивых гордых всадников из охраны царевича, и не горело солнце на их шлемах и наконечниках копий...

Он разглядел их впереди и едва не заорал от радости. И окончательно обезумел, увидев самого Баттхара, живого и невредимого. До них было не больше двухсот-трёхсот шагов. Сердце выпрыгнуло из груди. Антон рванул в галоп и без того взмыленного коня — и вдруг изо всех сил натянул повод. Мерзкий холодок прополз по позвоночнику.

Асмик.

Он лихорадочно огляделся по сторонам: где она может быть? Ослеплённая, одурманенная чужой волей, затаившаяся... где, чёрт возьми?! — и рассматривающая затылок Баттхара поверх наконечника стрелы... Что она предпримет, увидев меня рядом с царевичем? И что предпримет охрана, узнав, что на их господина готовится покушение? Ежу понятно, что именно: профессионалы как-никак...

Как она заслоняла меня собой в ту, первую нашу встречу на берегу стремительной реки с ласковым именем Чалалат — одна, против целого монгольского отряда. Как держалась за край моей одежды, когда я сползал в пропасть, в бездну — а ведь могла не удержать, кануть следом... Как стояла возле горного озера — прямая, стройная, напоминая юную языческую богиню. И как платье с мягким шелестом упало к её ногам...

Вторая дорога — даже не дорога, а узкая каменистая тропа, забирала влево и круто взбиралась вверх по откосу, на вершину скалы. И сама скала, изгибаясь, нависала над ущельем точно широкий чёрный балкон. Как раз над тем местом, где вот-вот должен был проехать царевич. Лучшего и пожелать нельзя.

Антон мысленно прикинул наклон тропы. Лошади не подняться. Он соскочил с крупа, почувствовав истовое облегчение: натёртую промежность саднило изрядно.

Всё-таки над этой скалой было сотворено какое-то колдовство. Иначе с чего так труден был этот в общем-то нетрудный подъём? Почему так остры были камни, за которые он хватался руками, почему воздух сделался вдруг вязким, словно болотная топь, и драл горло, как раскалённый песок в пустыне?

Он с яростью лез вверх, задыхаясь и рыча от боли в надсаженных мышцах. И знал, что не успеет. Сейчас раздастся короткий посвист, внизу закричат, начнётся запоздалое лихорадочное движение, и мёртвый Баттхар медленно упадёт под копыта. И — что ещё велит девочке чужой приказ — может, пустить стрелу в царевича и тут же полоснуть себя ножом по горлу... Воздух вокруг уже не напоминал болото — он затвердел и встал стеной впереди, упёрся в грудь острым копьём. Антон на четвереньках выполз на гребень — и не поверил себе, когда увидел Асмик.