Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций] - читать онлайн книгу. Автор: Герхард Шредер cтр.№ 17

Первым, кто ушел с корабля, стал Йост Штольман, не принадлежавший к СДПГ человек со стороны: его как далекого от партийных интересов специалиста я пригласил в свое новое правительство на пост министра экономики. Он с готовностью принял это предложение, что позволило мне в предвыборной борьбе избежать крайне затруднительного положения. Пост министра экономики и человек на этом посту, возможно, не играют решающей роли на выборах, однако это очень важный фактор. Штольман — чрезвычайно успешный предприниматель, сама его личность олицетворяла прямую связь с истеблишментом в экономике, и его присутствие в нашей команде символизировало, что предполагаемое новое правительство будет достаточно близким к экономическим кругам. Он вывел свою фирму на ведущие позиции в немецкой отрасли программного обеспечения. Этот человек, убежденный рыночник, был, вместе с тем, одарен определенной социальной чуткостью. И прежде всего он чувствовал: предпосылкой для будущих успехов в экономике должна стать модернизированная политика в сфере образования. Таким образом, это классический представитель нового среднего класса, тех людей, которых нам надо было привлечь и чье доверие мы стремились завоевать.

Штольман, по всей вероятности, подозревал, насколько убийственной может стать политическая деятельность в глазах беспощадной общественности, с чьей критикой он уже сталкивался. Журналисты подчеркивали, что ему недостает формального красноречия, и играли на его неопытности при общении с прессой. Он и сам, вероятно, недостаточно уяснил, что ему как члену правительства, номинированному социал-демократами министру экономики, следовало серьезнее отнестись к историческому контексту, когда новая правительственная коалиция с трудом прокладывала свой путь. Но если человек, как сообщалось в одной газете, считал систему социального страхования «тюрьмой для зарабатывающих нормально», если он точно так же мог представить себя и сотрудником в кабинете Коля, то, наверное, для него было бы правильнее — чтобы не терять лицо — отозвать свое согласие на работу в красно-зеленой коалиции. Или он был на удивление наивным.

Впрочем, официальный повод его ухода с политической сцены был лишь косвенно обусловлен такими вещами. Это прежде всего стало следствием попыток Оскара Лафонтена выкроить под себя новое министерство финансов, для чего требовалось урезать министерство экономики по важным компетенциям. Ежегодные отчеты о состоянии экономики, структурная политика и вопросы европейской политики должны были перейти в ведомство министерства финансов. Именно это, весьма настойчиво и безоговорочно, выторговывали будущие госсекретари Лафонтена. А я, желая избежать любых публичных споров с Лафонтеном, соглашался. Это было политическое, а не деловое решение. Но оно с очевидностью демонстрировало, что за всем этим кроется нечто большее, чем рутинное перераспределение компетенций между двумя министерствами.

Оскар был решительно настроен на то, чтобы стать в кабинете своего рода казначеем, лордом-хранителем королевских сокровищ под девизом: «Мне все равно, кто подо мной канцлер». Я закрывал глаза на его позерство, ради того чтобы в дальнейшем избежать конкурентной борьбы. Первым делом мне удалось вернуть спокойствие в ряды будущего кабинета, предложив вместо Штольмана более искушенного в политике Вернера Мюллера. Мюллер в течение долгого времени, когда я возглавлял правительство Нижней Саксонии, был мне хорошим советчиком по вопросам энергетики. Его кандидатура по многим параметрам превосходила прежнюю: он гораздо лучше, чем Штольман, умел управляться с политическим аппаратом, поскольку он в прошлом был менеджером FEBA ^[12] и всегда работал на тонкой грани между политикой и экономикой. Энергетика — основа народного хозяйства — непременно оказывается под воздействием политических факторов. Не было бы счастья, да несчастье помогло: с Вернером Мюллером у нас сложилось успешное и приятное в личном отношении сотрудничество, это мне помогло встать на твердую почву в экономической политике.

Ситуация внутри СДПГ, тем не менее, оставалась напряженной. Что будет, если Оскар не сможет довольствоваться вторым местом в иерархии кабинета? Подобные мысли посещали меня всякий раз, когда я замечал недовольное выражение на лице Лафонтена. Все, что он предпринимал для создания своего суперминистерства и соответственно чтобы сделаться суперминистром — а понятие «канцлер-казначей» было тогда уже в ходу, — преследовало единственную цель: встать на одну ступень с федеральным канцлером — ни на волос не ниже. Но успешный и дальновидный дуэт Лафонтен/Шрёдер, испытанный в предвыборной борьбе, мог быть полезным в правительстве только в том случае, если оба мы станем скромнее. Я решительно был настроен сделать такую попытку.

На первом этапе работа правительства осложнялась не только из-за особой важности политической повестки дня. Что я тогда не принял в расчет, так это честолюбие Оскара. Честолюбие придавало его действиям на всех участках политики, за которые он отвечал, некий особый смысл, что все больше способствовало его изоляции как внутри кабинета министров, так и во внешних делах. Вскоре он прослыл традиционалистом, ведущим, в одиночку и без успеха, трудную борьбу за контроль над мировыми финансовыми рынками. Он питал надежду, что может рассчитывать на поддержку своего французского коллеги Доминика Строс-Кана. Но тот упорно молчал, когда Оскар, добиваясь снижения базовой ставки ссудного процента, вновь позволил себе некоторые высказывания в адрес Европейского центрального банка, чем вызвал скверные отклики в прессе.

При этом в основе своей его идея улучшить контроль за мировыми финансовыми рынками не лишена смысла. Но вместо того чтобы двигаться к цели стратегически и сначала обзавестись союзниками, он быстро сделался посмешищем в финансовых кругах. Это был полный провал. Как специалисту по мировой экономике удача ему не улыбнулась.

В то же время ни разу за период с начала работы в ноябре 1998 года до его отставки в марте 1999‑го Оскар ни словом не обмолвился о своих затруднениях — хотя именно это он впоследствии называл главной причиной своего внезапного ухода из правительства. Он, дескать, испытывал сложные чувства из-за участия немецких войск в косовской войне и поэтому в конце концов снимает с себя ответственность за этот шаг. Он не искал случая переговорить со мной, хотя косовский вопрос многократно ставился на повестку дня кабинета министров. И среди членов кабинета тоже никто не припомнит, чтобы он когда-либо высказал хоть одно критическое замечание об операции в Косове. Конечно, я не исключаю, что по ходу дела его сомнения в правильности принятого решения о применении военной силы могли нарастать. Однако свои сомнения он оставил при себе.

Между тем у Лафонтена было много возможностей изложить свою точку зрения и в крайнем случае отказаться от министерского поста, если он считал, что не может принять нашу общую позицию по косовскому вопросу. Непосредственно после окончания выборов, например, состоялась встреча с Гельмутом Колем в Ведомстве канцлера в Бонне. В числе сопровождавших меня лиц были Лафонтен и Фишер. Мы тогда внесли ясность: мы принимаем позицию правительства Коля — ограниченное участие ФРГ в военной операции — и будем ее придерживаться. Я еще раз подтвердил это в ходе моего первого на канцлерском посту краткого визита в Вашингтон 8–9 октября 1998 года в беседе с американским президентом, о чем по возвращении Фишер и я докладывали на обсуждении итогов визита в коалиции.