Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций] - читать онлайн книгу. Автор: Герхард Шредер cтр.№ 19

Война в Косове, а к ней все относились очень эмоционально, не давала спокойно спать прежде всего мне и Йошке Фишеру, так как мы с ним несли ответственность за принятое решение об участии в этой войне, пусть даже и об ограниченном участии. Несмотря на ясно осознаваемую необходимость, на доводы рассудка и убежденность, что мы поступаем правильно, у нас обоих и у каждого в отдельности случались такие моменты, когда нас терзали мучительные сомнения. Мне было ясно, что верность союзническим обязательствам станет тяжелым испытанием и поставит под вопрос способность красно-зеленой коалиции управлять страной. Мы совещались обо всем этом конфиденциально, провели обстоятельную беседу, в которой, разумеется, принял участие и министр обороны Рудольф Шарпинг. И в публичной дискуссии по этому направлению внешней политики Германии в поворотный момент он сыграл очень важную роль, которую невозможно переоценить. Но хотя я чуть ли не ежедневно, лично или по телефону, беседовал в те дни с Оскаром Лафонтеном, не припоминаю, чтобы и с ним мы тоже говорили на эту тему.

Параллельно мы должны были заниматься чрезвычайно важной программой внутриполитического реформирования, а с началом нового года на повестку дня выдвигалось председательство в Европейском союзе и в «Большой семерке/восьмерке» — на регулярных встречах семи важнейших индустриальных государств и России. С неизбежностью наше основное внимание было отдано внешней политике, и это требовало большого напряжения сил.

Возможно, все это вместе способствовало тому, что до прояснения вопроса о разграничении обязанностей между Оскаром Лафонтеном и мной руки никак не доходили. Сегодня я вижу один из существенных мотивов его занятий международными финансовыми проблемами, и в частности регулированием финансовых рынков, в том, что я был все больше занят вопросами внешней политики. Ему не хотелось отставать? Или у него просто не было желания упорядочивать работу своего министерства? А это было крайне необходимо, и как можно скорее. Министерство финансов, как почти все министерства и их чиновники после шестнадцатилетнего правления ХДС/ХСС, вряд ли было готово к тому, чтобы моментально перестроиться и четко работать с новым правительством по новым программам. От оппозиционных партий шел поток ругани, и они требовали от суперминистра, чтобы он выполнял свои задачи.

Это выматывало. По опросам, оценка коалиции рухнула ниже плинтуса. И это явилось одной из причин, почему 10 марта 1999 года на заседании кабинета министров я взорвался и напомнил: нужна такая политика, которую невозможно заклеймить как «враждебную экономике». И ничего кроме этого, сказал я, «со мной не пройдет». И вновь подтвердилось, что заседания кабинета министров происходят, как на открытой рыночной площади. Конечно, этот мой взрыв был «вынесен из избы», да еще, как назло, в газете «Бильд» (Bild-Zeitung) появилось придающее ситуации особую остроту сообщение: «Шрёдер грозит отставкой».

Как провозглашено в моей первой правительственной речи 10 ноября 1998 года, я был настоятельно заинтересован в том, чтобы достичь плодотворного, основанного на кооперации сотрудничества с предпринимателями, крупными промышленниками и средним классом. Как и прежде, я убежден, что не в противодействии, а только вместе с хозяйствующими субъектами можно создать атмосферу делового сотрудничества. «Голландская модель», с успехом проложившая этот путь, была для меня примером того, что антагонисты в экономической сфере, профсоюзы и предприниматели, способны объединиться в «союз ради пользы дела» и сообща развивать такие стратегии, которые могут успешно отвечать на новые вызовы в мировой экономике. Но вот чему я не придал должного значения: для нации, ментально еще разделенной на Восток и Запад, а объединенной лишь формально, по внешним параметрам, было бы слишком сложно запрячь труд и капитал, как рабочих лошадок, в одну упряжку и двинуть их курсом на глобализированный мир.

Трудности взаимопонимания внутри коалиции и, конечно, между разными общественными группами стали преградой для развертывания разумной дискуссии. То же относится и к надеждам Оскара Лафонтена на то, что немецкому правительству вместе с тогдашним левым правительством Франции под руководством Лионеля Жоспена в рамках Международного валютного фонда (МВФ) удастся противостоять американскому влиянию. Мне казалось, он тешит себя иллюзией о готовности Великобритании, Италии и именно Франции поддержать столь подчеркнуто немецкую финансовую политику. Во всяком случае мировая пресса откликнулась самым уничижительным образом. Лондонская Флит-стрит объявила его «опаснейшим человеком в Европе», причем, конечно, не обошлось без ссылок на времена нацизма — ради того, чтобы ярче, нагляднее выразить свое недовольство самостоятельной политикой Германии.

Чтобы выдержать такое, Лафонтену надо было иметь нервы покрепче. Вероятно, к тому моменту накопилось уже много причин, обусловивших его решение бросить полотенце на ринг. 11 марта 1999 года ко мне на стол легло его заявление об отставке — в письменной форме, присланное с курьером. Когда из приемной принесли запечатанный конверт, я сразу подумал: это может быть только по поводу отставки. Но в тот момент я не знал, от каких обязанностей он отказывается. Идет ли речь о посте министра финансов или о председательстве в партии? Или о мандате депутата бундестага? Естественно, я немедленно попытался установить контакт с Оскаром Лафонтеном. Получив его письмо, я попросил свою секретаршу Марианну Дуден соединить меня с ним по телефону. После нескольких безответных попыток ей удалось дозвониться на его сотовый телефон. Она сообщила ему о моем желании с ним переговорить. На это он отвечал: «С тобой, Марианна, я охотно поговорю, но с ним — больше никогда». Таким образом, телефонный разговор не состоялся, и в дальнейшем не происходило никаких бесед.

Свои основания для принятия такого решения Лафонтен представил позже. В телевизионном интервью он указал, что причиной его отставки была нехватка командного духа — он говорил о «плохой игре в команде». Потом были выдвинуты другие обоснования: например, уже упомянутое его якобы неприятие косовской войны. Я считаю это легендой.

По получении прошения об отставке я немедленно должен был проинформировать вице-канцлера Йошку Фишера. Мы связались с ним по мобильнику, когда он, так сказать, совершал променад вдоль по берегу Рейна: тренировочную пробежку. Он немедленно повернул назад, запрыгнул в ближайшую машину — она принадлежала сопровождавшему его телохранителю из Ведомства канцлера — и вскоре, весь в поту, уже сидел передо мной в кресле для посетителей. Известный своим красноречием политик в расцвете сил Йошка Фишер, в спортивных трусах, с кепкой-бейсболкой на голове, в беговых кроссовках на ногах, принял к сведению поразительную новость, утирая при чтении послания, содержащего две строки, ручьи пота со лба. Если абстрагироваться от внешних проявлений жара, Йошка был холоден, сосредоточен, задумчив. Он сказал, что это повлечет непредсказуемые последствия для СДПГ и для коалиции.

Следующим ко мне в кабинет, держа в руках записку с парой начерканных впопыхах слов, прибежал Уве-Карстен Хайе. Он сообщил, что отставка подразумевает не только пост министра. Речь идет об отставке с поста председателя партии и о сложении полномочий по мандату бундестага. Йошка сказал: «Герд, теперь это должен делать ты». Подразумевалось, что он советует мне принять пост председателя партии. Все вместе мы быстро составили краткое сообщение для общественности. В нем я выразил сожаление по поводу отставки, поблагодарил Оскара за проделанную работу. Довольно немногословное заявление.