Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций] - читать онлайн книгу. Автор: Герхард Шредер cтр.№ 13

В своем кабинете в Ведомстве канцлера я поставил на специальном постаменте маленькую копию памятника Вилли Брандту. Оригинал работы Райнера Феттинга можно видеть во внутреннем дворе Дома Вилли Брандта. Я привык мысленно с ним беседовать. 7 декабря 1970 года он преклонил колени у мемориала Варшавского гетто, и это стало для нас, кто по возрасту годился ему в сыновья, выражением покаяния — так мы, немцы, обязаны относиться к своим соседям, в чьей коллективной памяти выжжены чудовищные преступления нацизма. Вилли Брандт совершил такое, на что способен по-настоящему большой человек, когда у него нет слов. Тогда, при виде его поступка, у меня перехватило дыхание. Руководитель правительства Германии, представитель всех немцев таким жестом выразил глубочайшее смирение. Образ коленопреклоненного Вилли Брандта стал двойным символом. Во-первых, «Это никогда не повторится!», и, во-вторых, в знак того, что наше отношение к своему прошлому является предпосылкой для устройства нового, лучшего будущего. И это, в свою очередь, определяет европейскую миссию в политике послевоенных поколений в Германии.

В личности Брандта — а его биографии хватило бы на множество состоявшихся судеб — вызывает восхищение то упорство, с каким он продвигался к поставленным целям. Политика малых шагов, например. Заложенная в ней цепкость, неуклонное следование своему представлению о том, что в биполярном мире, где все устроено по принципу раздельности, тем не менее, пусть даже и с оговорками, следует развивать общность. Отсюда выросли соглашения по транзитным пропускам и по транзитным путям, это касалось всего, что разделяло и, одновременно, соединяло.

Диалектика послевоенной немецко-немецкой политики! Никто не выстраивал ее с таким изобилием идей и не проводил с такой полнотой, как дуэт Вилли Брандта и Эгона Бара. Два великих социал-демократа! Они были очень ответственны перед Историей. Вроде бы между делом и как нечто само собой разумеющееся они сделали первые шаги к европейскому единству. А ведь еще со времен, когда в 1925 году была принята Гейдельбергская партийная программа, в СДПГ зародилась и продолжает жить великая мечта о едином европейском пространстве. Еще тогда был выдвинут лозунг «Соединенные штаты Европы» и было написано: «Партия (СДПГ) выступает за создание ставшего по экономическим причинам необходимостью единого европейского экономического пространства, за образование Соединенных штатов Европы, чтобы вместе с тем добиться солидаризации интересов народов всех континентов». В «Гейдельбергской программе» четко выражены представления об основных ценностях и целях, неизменно формировавших концепции СДПГ с момента ее основания и до наших дней. Тот партийный съезд состоялся на родине Фридриха Эберта, умершего в начале 1925 года, чтобы почтить его память.

Теперь, несколько десятилетий спустя, уже нельзя не заметить, что Германия воспринимается в объединенной Европе как менее устрашающая и более усмиренная. Каковы бы ни были настроения тех, кто взирает на Берлин из Праги или Варшавы, из Бухареста, Будапешта или даже из Москвы, людей должно успокаивать, что столь важный европейский центр, как Германия, со всеми своими соседями впервые связан хорошими дружескими отношениями и уживается мирно. И я не могу обойти молчанием, что именно такие обстоятельства я считаю самыми счастливыми — причем с большим отрывом — из всех, какие имела Германия в своей истории. И к этому добавляется то, что немцы выполнили свое домашнее задание и усвоили уроки кровавого XX века.

Половина Германии, та, что выросла из экономического чуда и управлялась из Бонна, во времена холодной войны была «витриной Запада» и благодаря этой особой роли устроилась с большими удобствами. Воссоединение не привело к избытку национальных чувств — ни на Западе, ни на Востоке — однако при этом многие не теряли надежды, что, объединившись, можно будет вернуться в ту же уютную западногерманскую витрину. Когда еще в немецкой истории случался столь продолжительный мирный период? Во всяком случае, никогда еще не было столь высокого уровня благосостояния, хотя и распределялось оно неравномерно. После двух мировых войн и инфляции людям хотелось удержать эту ситуацию, хотелось, чтобы ничего не менялось. Задачей красно-зеленой коалиции с самого начала работы стало разъяснение гражданам, что для сохранения благосостояния и для возможного его повышения необходима готовность к переменам.

Частенько прогнозы на будущее затрудняются из-за несовпадений по фазе. Насколько бы ни были люди на западе Германии в 90‑е годы готовы или не готовы к реформам, объединение прежде всего потребовало другого: надо было отвечать желанию людей в новых землях уравнять свое положение и получить свою долю благосостояния. К сожалению, это было недостаточным стимулом для общества, перед которым вставали и глобальные задачи. Мы были слишком заняты своими внутренними делами и не оглядывались по сторонам. А вдобавок сама конъюнктура объединения порождала иллюзорное впечатление, будто единство можно описать формулой: «сумма немцев и немцев равняется удвоенному благосостоянию». Когда вспыхнувшее сначала оживление конъюнктуры отгорело соломой на ветру, когда выяснилось, что ветхие предприятия бывшей ГДР неконкурентоспособны, началось болезненное похмелье. И поскольку у Гельмута Коля не имелось готовых ответов, смена правительства была запрограммирована.

Какие иллюзии были у нас самих, когда мы пришли к власти, можно видеть по моему кредо: «Мы не станем все делать иначе, но мы сделаем лучше». Этот слоган широко цитировался в ходе избирательной кампании (и по ее окончании). Помимо прочего, он, конечно, сигнализировал избирателям: слава Богу, все остается по-прежнему.

Реальность нагнала нас быстрее, чем нам бы того хотелось. Нет, никто не предвидел, да и нельзя было предвидеть, что вслед за днем выборов в октябре 1998 года начнутся драматические события, которые приведут к изменениям в общемировом порядке. Мы были вырваны из своей провинциальной изолированности и поставлены перед необходимостью принять решение, которое — в тот момент это понимал каждый интересующийся политикой человек — должно было сохранить или взорвать союзничество Запада: об участии в войне в Косове.

В сербской провинции Косово президент оставшейся части Югославии Слободан Милошевич вел ожесточенную борьбу с албанским большинством населения. Албанцев систематически изгоняли, их дома разрушали по произволу властей. К началу 1999 года эта звериная жестокость стала ужасной реальностью для всех. Международное сообщество государств, и прежде всего европейское сообщество, не могло сложа руки безучастно смотреть на все это. И нам, немцам, нельзя было допустить, чтобы в Европе грубейшим образом нарушались права человека.

Мне было ясно, что от решения по этому вопросу будет зависеть и ответ на другой вопрос: способны ли управлять страной красные и зеленые, или мы оказались в роли правительства лишь на кратких гастролях. По сути, принимая решение об участии в косовском конфликте, мы были вынуждены восполнять упущения консерваторов во внешней политике за 90‑е годы. Тогда не отслеживалось и не обсуждалось, какие новые обязательства должна принять новая объединенная Германия. Коль ограничился своей ролью «канцлера-бъединителя», и никаких дебатов о том, что предстоит этой стране в ее новом виде, вообще не проводилось. Впрочем, и оппозиционные партии, социал-демократы и зеленые, тоже недурно устроились в атмосфере приятного политического самочувствия Гельмута Коля. Мы были ровно такими слепцами, какими он хотел нас видеть.