Ростов-папа. История преступности Юга России - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Кисин cтр.№ 47

Чуть было не испортил весь пафос революционного события ротозей-зевака, пристроившийся к толпе диковинного зрелища ради. Он тонко заверещал, что кто-то только что умыкнул у него кошелек. Николка Дубарь тут же коршуном набросился на притихшую хевру: «Ну что, псы, какая падла лопатник срезала?»

— Не кипишуй, Колька, гадами будем — не наша работа, — возмутились сознательные урки, — это явно залетные городушники. Мы как обещали не воровать, так и держим обещание.

— Найду эту гниду, — бесился Дубарь, — башку откушу до самой задницы!

Расстроенному ротозею бросили вполголоса: «Чего базлаешь, крыса керогазная, фраер, сколько было в лопатнике?» Тот поскреб затылок и припомнил: всего шесть рублей.

По рядам была торжественно пущена кепка, и к фраеру-ушастому она вернулась с шестью рублями мелочью, рублем стоимости самого кошелька и благожелательным пинком под зад.

Демонстрация произвела глубокое впечатление на весь Ростов. За короткий срок в Общество вступили до 350 бывших урок, из которых половина была тут же устроена на механические заводы Нитнера и «Аксай», в депо Владикавказской железной дороги и т. д. Были специально открыты механическая, металлоткацкая, фанерно-коробочная, сапожная мастерские. Часть экс-жуликов работала в рыбацких артелях, бригадах портовых грузчиков, строителей. Подобрали беспризорных «ангелов улиц» — к мирному труду на благо общества пристроили 21 пацана и 5 девчонок, взяв с работодателей обещание загружать их работой не более 4 часов в день. Их привлекали к труду в отделе столовых Гражданского комитета, на ремонте дороги в Армянский монастырский сад и т. п. К сентябрю в рядах Общества числилось уже более 500 членов, из которых лишь трое вернулись к прежним занятиям.

Интересно, что жриц любви революционный энтузиазм не особенно заразил. Их вполне устраивала жизнь «у мадам», хотя и с объявленными послаблениями. Трудиться на производстве вместо каторжного труда на перинах и подушках им как-то не улыбалось.

Рабочие завода Нитнера первыми оценили благотворные последствия антиуголовной акции: разбойные нападения на них полностью прекратились. Расчувствовавшись, работяги перечислили в фонд Общества по сто рублей каждый (при зарплате триста рублей) и подарили плакат с душевными стихами:

Плакат украсил стену правления, а деньги пошли на слияние с аналогичным обществом под названием «Борьба с преступностью». Около сотни бывших уголовников обратились туда за ссудой на открытие торговли. Раз в неделю оба общества проводили совместные заседания правлений, распределяли работу, раздавали материальную помощь.

Впрочем, не стоит так уж романтизировать квазипатриотические поползновения ростовской босоты. Безусловно, изрядная часть воровского мира поддалась на революционные лозунги и пропагандистские вбросы. Однако оставалась еще приличная часть хевры, которая не повелась на посулы Керенского и Ко, к тому же митинговский настрой нового мира быстро надоел не только «расстригам», но и простым обывателям. У многих из-за отсутствия навыков небандитской жизни не получилось интегрироваться в неуголовную среду. С детства отиравшиеся по хазам и притонам босяки просто не были приспособлены к тяжкому труду на предприятиях и в мастерских. После фомки и пики брать в руки мотыгу и лопату оказалось им не под силу. Подъемные деньги быстро кончались, а перестроить мозги с малины на машину не очень-то получалось. Оставалось либо примкнуть к какому-нибудь революционному движению, не брезгующему грабить награбленное, — но там косо смотрели на бывших уголовников; либо возвращаться в родную хевру, но и та «расстриг» обратно уже не принимала. Да и новая милиция не верила в искренность раскаяния профессиональных мазуриков, к тому времени создавших прочную легенду Ростову-папе.

25 января 1918 года в газете «Приазовский край» был опубликован «Ультиматум» отчаявшихся «расстриг». В нем говорилось: «Собрание группы бывших уголовных преступников „100“ препроводило на имя гласных городской думы следующее характерное заявление: «Просим принять решающие меры по отношению к действиям судебно-уголовной и наружной милиции, которые издеваются над амнистированными и прошлыми уголовными преступниками всеми мерами: избиениями, пытками и др. каторжными приемами, которые мы никогда не видели при царском режиме.

Агенты судебно-уголовной и наружной милиции при задержке и при препровождении при всяком удобном моменте расстреливают нас, мотивируя свои поступки попыткой бежать».

Подписавшие «Ультиматум» требовали учредить контроль над действиями милиции, в противном случае обещали «прибегнуть к контртеррору по отношению к стоящим на защите и охране населения гласным». Если те будут продолжать игнорировать милицейский беспредел.

Толку от этого было мало, дума никак не отреагировала на глас «вопиющего в подворотне».

В результате озлобившиеся и неприкаянные экс-уголовники и недомещане вынуждены были на фоне разгорающейся Гражданской войны в России формировать шайки нового типа, не скованные никакими моральными обязательствами и с легко доступным оружием. К тому же крайне агрессивные в условиях, когда приходилось бороться за свою жизнь любыми средствами.

Именно на стыке эпох в ростовской хевре произошли самые радикальные структурные изменения. Революция вымыла из уголовной среды наиболее либеральные слои уркаганов, способных в новой политической ситуации пойти на компромиссы, чтобы изменить весь уклад своей жизни. Именно они были носителями относительно гуманистических, нециничных традиций уголовного мира, деливших потенциальные жертвы на богатых и бедных и не позволявших себе опускаться до махрового и ненужного беспредела.

Не пошедшие по «раскольному» пути и оставшиеся верными своему делу урки, понеся столь ощутимые потери в личном составе, обозлились, радикализировались и постепенно начали отказываться от своей привычной перспективы — уйти на заслуженный отдых, прикупить домик и спокойно доживать свой век в роли содержателя доходного дома или, на худой конец, притона. Эти верные приверженцы криминала переходили в статус профессиональных преступников пожизненно. Не уходили из дела никогда.

На этом фоне выделялась особая категория так называемых «новых жиганов» — прослойка отмороженных уркачей, пришедшая в профессию из окопов Первой мировой, погромов, межнациональной резни, политических экстремистов, потерявших все беженцев и пр. Как раз этот неожиданный наплыв людей резко изменил баланс в преступном мире Ростова. До войны и революции здесь преобладали воровские профессии и в лидерах ходили «боги-мазы» этих криминальных ремесел. Нахичеванские же вентерюшники из-за своих душегубских склонностей не были в чести у большей части местной хевры. Но теперь все менялось. Число тяжких преступлений с применением огнестрельного оружия и элементами садизма значительно выросло. А в 1920-х годах вообще редкий день в Ростове проходил без убийств и насилия. Смена общественно-экономической формации в России привела и к радикальной смене настроений в уголовной среде. Где «мокрые» бандиты одержали победу.