Позже, однако, Мадалена всерьёз обеспокоилась отсутствием аппетита у дочери.
— Это же ненормально, — рассудила она. — Ты целый день работаешь у станка, тебе надо есть, восстанавливать силы. А ты нос воротишь от еды. В чём дело? Может, ты больна? Сходи к врачу!
— Я ничем не больна! Просто меня тошнит при виде еды! — в сердцах обронила Нина, и тут Мадалену вдруг осенило:
— Ты беременна! Как же я сразу не догадалась?
Нина стала это отрицать, говорила, что уже больше месяца не спала с Жозе Мануэлом в одной постели, но Мадалена была абсолютно уверена в своём диагнозе, утверждая, что тошнота — это верный признак беременности. И, в конце концов, Нина тоже засомневалась.
— Это вовсе не входило в мои планы, — растерянно призналась она. — Я не хочу рожать от Жозе Мануэла. Это ему был нужен ребёнок, чтобы заставить меня сидеть дома!
Мадалена от возмущения замахала на дочь руками:
— Ты совсем спятила? Как можно говорить, что ты не хочешь ребёнка, если он уже в тебе живёт?! Это большой грех! Может, ты родишь его и сразу отдашь в приют? От тебя всякого можно ожидать!..
— Не беспокойся, не отдам, — проворчала Нина. — Если он всё же родится, то я буду воспитывать его одна!
— Ей— богу, ты сошла с ума! — всплеснула руками Мадалена. — Что значит одна? У тебя есть муж!
— Не начинай о нём, — скривилась Нина. — Я сама сумею вырастить своего ребёнка, а ты, надеюсь, мне поможешь...
— Я— то помогу, — вздохнула Мадалена, — только ребёнку было бы гораздо лучше в другом месте, в другом доме, рядом с родным отцом.
Не зная, как повлиять на собственную дочь, Мадалена обратилась за помощью к Дженаро и Тони, умоляя их по— родственному вразумить Нину, либо по— мужски поговорить с Жозе Мануэлом, чтобы ребёнок не рос без отца.
Тони для начала решил навестить Жозе Мануэла, а тот, услышав о ребёнке, не поверил ему:
— У нас уже давно ничего не было... Если Нина действительно беременна, то вряд ли это мой ребёнок...
После этого Тони и в самом деле пришлось поговорить с ним по— мужски, отстаивая честь Нины. К счастью, Жозе Мануэл быстро опомнился и взял свои слова обратно, а то бы Тони его точно избил!
Для переговоров с Ниной Жозе Мануэл отправился на фабрику и, дождавшись её у проходной, сразу же завёл речь о ребёнке:
— Это правда, что ты беременна? Я действительно скоро стану отцом?
— Нет, неправда, — сухо ответила Нина.
— А дона Мадалена говорила Тони, будто ты...
— Мама всё выдумала! — отрезала Нина. — У меня просто не было аппетита, а она раздула из мухи слона.
— Я тебе не верю, — сказал Жозе Мануэл. — Ты скрываешь от меня беременность, потому что не хочешь возвращаться домой.
— Да, не хочу, — подтвердила Нина. — Но скрывать мне от тебя нечего. На все твои вопросы я ответила, а теперь, будь добр, оставь меня. Иди домой!
— Я пойду туда только вместе с тобой! — заявил Жозе Мануэл, ухватив её за руку.
Нина стала вырываться и грубить ему:
— Отпусти! Не трогай меня! Я не твоя собственность! Ты мне опротивел со своими собственническими замашками!
— Ах, так?! Опротивел?! — взбеленился Жозе Мануэл и выпилил то, за что часом раньше едва не получил по физиономии от Тони: — Так, может, ты и гонишь меня только потому, что беременна от другого мужчины — более приятного, чем я? Вероятно, он не вызывает у тебя отвращения, если ты даже захотела от него ребёнка?!
Нина, извернувшись, ответила ему на это пощёчиной.
Жозе Мануэл тотчас же понял, какую непростительную глупость совершил, и, встав перед Ниной на колени, принялся умолять её о прощении.
Ткачихи, выходившие из ворот фабрики, прыскали от смеха при виде этой сцены, а наиболее любопытные вмиг образовали плотный круг, не давая Нине возможности уйти от Жозе Мануэла, продолжавшего удерживать её за руку и клясться в любви.
Нина же была оскорблена до глубины души и не желала его слушать.
— Я никогда к тебе не вернусь! Теперь, это невозможно! Ты принял меня за какую— то девку, способную спать с кем угодно!.. — твердила она, не слушая его и порываясь уйти.
В этот момент из ворот выехал на машине Умберту и, увидев толпу, резко затормозил.
— Что здесь происходит? — грозно спросил он у ткачих, думая, что они устроили очередной митинг протеста.
Ткачихи послушно расступились, и Умберту воочию увидел, как Жозе Мануэл унижается перед Ниной, а она безуспешно пытается от него уйти.
— Тебе нужна помощь, Нина? — спросил Умберту, с презрением глядя на Жозе Мануэла, который сразу же злобно прохрипел в ответ:
— Не лезь не в свои дела! Я говорю с женой!
Умберту недоумённо пожал плечами и уже собрался уйти, но тут вдруг Нина обратилась к нему с неожиданной просьбой:
— Сеньор Умберту, помогите! Увезите меня подальше от этого ужасного человека!
Жозе Мануэл, услышав такое, сам отпустил руку Нины.
А она бросилась бежать от него как от прокажённого, и Умберту не без труда остановил её и затолкал к себе в машину.
Изумлённые ткачихи с осуждением смотрели вслед удаляющейся машине — их симпатии явно были на стороне Жозе Мануэла. Он же, ощутив на себе их сочувственные взгляды, обхватил руками голову и ринулся прочь из толпы.
Большего унижения он не испытывал ни разу в жизни. Да что там унижение! Это было предательство! Это была публичная демонстрация самого подлого и пошлого предательства!
— Теперь мы расстались окончательно, — доложил он Тони, придя к нему в пансион. — Примирение между нами невозможно.
— А если родится ребёнок? — спросил Тони, и Жозе Мануэл обескуражил его своим ответом:
— После сегодняшней встречи с Ниной я могу повторить только то, что сказал тебе утром: вряд ли это мой ребёнок. А теперь, ты можешь и морду мне набить, мне уже всё равно...
Глава 14
Три счастливые, семейные пары проводили свой медовый месяц на фазенде Франсиски, не помышляя ни о каком свадебном путешествии.
Даже Зангон, прежде, мечтавший уехать с молодой женой на дикие земли, теперь никуда не порывался, потому, что Жулия не хотела оставлять бабушку без своей опеки.
Рита же, понимая, на какую жертву пришлось пойти Зангону ради любви, сочла своим долгом успокоить его и приободрить.
— Ты не горюй, — сказала она, положив руку на плечо Зангона, — уже не далёк тот день, когда ты увезёшь мою внучку в дальние края.
— Нет, я тебя никогда не оставлю здесь одну! — вновь заявила Жулия.