Арабы и море. По страницам рукописей и книг - читать онлайн книгу. Автор: Теодор Шумовский cтр.№ 17

Строительство было закончено лишь при Птолемеях, династии, основанной одним из полководцев Александра Македонского и завершившей свое существование с гибелью небезызвестной Клеопатры. Римский император Траян (98-117) поддерживал работы по содержанию канала, но в последующие столетия они прекратились, и водный путь между Нилом и Красным морем пришел в упадок. Его восстановил арабский халиф Омар I (634–644), видя в этом средство для быстрой доставки пшеницы из египетской провинции мусульманского государства в бесплодную Аравию, тогдашний центр халифата. Однако второй халиф из аббасидской династии ал-Мансур (754–775), опасаясь проникновения византийского флота из Средиземного моря к берегам Аравии, окончательно закрыл древнее сооружение, явившееся историческим прототипом нынешнего Суэцкого канала.

Еще в эпоху фараона Сахура, в середине третьего тысячелетия, был открыт и освоен морской путь из дельты Нила в Сирию. Но самым значительным оказался заключительный акт морской деятельности древних египтян: экспедиция, вышедшая по приказу фараона Нехо из Красного моря на юг, после трехлетнего плавания достигла средиземноморского побережья Египта, впервые в истории человечества обогнув Африку.

Финикийцы как бы передают эстафету морской деятельности от Египта в Аравию. Благодаря выгодному географическому положению своей страны и обилию мачтового и строевого леса сметливые и трудолюбивые сыны Финикии были лучшими кораблестроителями древности. Когда я вижу в печати название токийской газеты «Асахи», то, зная что аса по-японски означает «утро», а хи – «солнце», я вспоминаю финикийское асу «восток», давшее имя Азии и думаю, что эта связь, быть может, не случайна.

Европа получила свое название от другого финикийского слова – эреб «запад», коему сын или брат – арабское гарб. Для древних слово эреб представляло символ мрака в котором всегда подстерегает опасность неизвестности и в конце концов небытия. Угрюмый смысл не остановил расчетливых торговцев Финикии, дорога на закат, за море издавна манила их тяжело груженные корабли. Еще в середине второго тысячелетия до новой эры купцы из Сидона вели оживленную морскую торговлю со всеми странами Восточного Средиземноморья. В начале первого тысячелетия негоцианты другого финикийского города – Тира, – основали множество торговых колоний на островах и побережьях западной части Средиземного моря. Крупнейшими вехами этой морской экспансии были основание Карфагена на африканском берегу, Кадиса и Картахены – на испанском, – а также экспедиция Ганнона Карфагенского на 60 кораблях, вышедшая за Гибралтарский пролив («столбы Мелькарта», позже «Геракловы столбы») и основавшая ряд новых колоний на западноафриканском побережье.

Самое раннее свидетельство о финикийской навигации в Красном море содержится в Библии. Здесь отражен факт постройки израильским царем Соломоном (965–928) кораблей для дальнего плавания из Красного моря. Финикийский царь Хирам Тирский (969–936), с которым Соломон состоял в союзе, поставил на верфи корабельный лес, а когда суда были готовы, укомплектовал их экипажи своими мастерами и матросами. Экспедиция отправилась в страну Офир, откуда спустя длительное время вернулась с несметными сокровищами. Где находилась эта страна, столь же загадочная для нас сегодня, как и Пунт? Море и время бесстрастно хранят древнюю тайну, новейшие исследователи пока не пришли к единому мнению. Одни считают, что Офир находился в Аравии, другие – на восточноафриканском побережье, но большинство отождествляет это название с портом Сопара (Супарага) в Западной Индии, весьма известным в Античную эпоху. Экспедиция в Офир явилась важным этапом в процессе расширения географического кругозора и формирования международных морских связей в Древнем мире.

Сообщения об аравийских «хожениях за море» в четвертом и третьем тысячелетиях до нашей эры остаются, однако, пока всего лишь смутными известиями, которые, вероятно, не следует рассматривать как свидетельство о систематических плаваниях аравитян той далекой поры; случайные путешествия могли оставить не меньший, а подчас больший след в сознании древнего летописца. Но уже за тысячу лет до нового летосчисления, как можно судить по сохранившимся историческим источникам, на аравийских побережьях жили племена, которые имели постоянные торговые сношения по морю с Индией и Африкой, поддерживая этим свое существование. В составе этих племен греческий писатель Страбон различает минейцев, сабейцев, каттабанийцев и катрамолитов с центрами в Карне, Марибе, Тамне и

Сабате. Две первые статьи торговли в Индийском океане – корабельный лес из Малабара и ладан из южноарабской области Хадрамаут – способствовали образованию торгового флота аравитян со стоянками и верфями в Адене, Хисн ал-Гурабе и ал-Мудже или Мохе на южноаравийском побережье, а также в Маскате, Гере, Уре и Уруке на Персидском заливе. Третья статья экспорта, золото из Софалы в Восточной Африке, дополнительно вовлекла в орбиту коммерческих связей такие африканские и арабские порты, как Азания, Хафун, Рапта, Зуфар.

«Перипл Эритрейского моря» ^[35], написанный безымянным египетским купцом в I веке новой эры, называет Аден «приморской деревней Счастливой Аравией» и поясняет, что определение «Счастливая» восходит к тому времени, «когда еще не плавали из Индии в Египет и из Египта не осмеливались плавать в такие отдаленные страны, но доходили только до этих мест». Тогда Аден был городом, куда приходили товары с обеих сторон. Географ II века Птолемей дает Адену название «рынок Аравии».

В исторической хронике писателя XIII века Ибн ал-Муд-жавира Дамасского ясно очерчена тесная связь этого рынка с ранним периодом в морской торговле Древнего мира. После заголовка «Основание Адена», начинающего одну из глав, говорится: «Когда прекратилось царство фараонов, эта местность пришла в запустение». Смысл фразы подчеркивает, что связь между аденской и египетской торговлей покоилась на зависимости первой от второй. Дальнейшее изложение, повествующее о том, что после утраты Аденом торгового значения здесь поселились рыбаки, добывавшие скудное пропитание в прибрежных водах, оттеняет былую славу города. Однако торговля в Индийском океане продолжала существовать, географический фактор сохранял свое значение, и упадок Адена не мог продолжаться долго. После двух строк, посвященных рыбакам, текст пространно повествует о том, что в Аден прибыли на кораблях жители Мадагаскара, вытеснившие рыбаков в горы. Они стали править местностью, но впоследствии вымерли, и никто не знает их морских маршрутов.

За изящной ламийей ^[36], оплакивающей гибель пришельцев, следует деловое описание муссонов побережья Восточной Африки. В этом сообщении звучит отголосок больших переселений западных индонезийцев на восточное побережье Африки и близкие к нему острова накануне новой эры. Теснимые эмигрантами, африканцы и мадагассы, рассасываясь по соседним странам, могли, конечно, попасть и в Аден. Однако их знакомство с искусством кораблевождения заставляет предполагать, что в экономической жизни пришельцев, так же как и у арабов, море играло первостепенную роль, откуда следует, что они были по происхождению не африканцами, а скорее индонезийцами.

Страница