Собственно, этим и занимались спустя час. Судя по тому, как Оля прижималась, она целиком и полностью разделяла мнение Дениса.
— Пойдем чего-нибудь перекусим? — Бэмби излюбленным жестом потерлась носом о его плечо.
— Обедать будем? Никиту не станем ждать?
— Чаю попьем. А Никита наверняка… сытый придет.
На последних словах Оля запнулась. А потом встала и принялась быстро одеваться, протянув Дэну его футболку.
То, как мальчик проводил время с Евгением Борисовичем, не нравилось им обоим — и ему, и Оле. Денис не спрашивал Никиту, как у него проходят встречи с отцом. Ограничивался коротким вопросом: «Как время провел?» И ответом: «Хорошо». Но по всему было видно, что «хорошо» там и не пахнет. Никита не фонтанировал эмоциями, не включал Nikita FM с выпуском свежих новостей на тему «Куда мы ходили с папой». Папой, кстати, Евгения Борисовича, не называл — по крайней мере, дома, при Денисе. Зато в прошлый раз жаловался вечером, после возвращения домой, на боль в животе. Денису пришлось вспоминать давно забытые лекции по педиатрии, пальпировать живот и в итоге ограничиться назначением пищеварительных ферментов. Может быть, это нервное. Может, отложенная реакция на стресс. Но все же хотелось бы знать, какой дрянью Борисыч пичкает ребенка?!
И это воскресенье ничем не отличалось от других «папиных» дней. Как обычно, позвонили в дверь, Денис пошел открывать один, кивнул через порог Евгению Борисовичу и обнял шагнувшего в квартиру Никиту. Мальчик уткнулся носом Дэну в футболку. Ну какое тут «хорошо»?! Денис захлопнул дверь.
* * *
Апрель за окном радовал солнцем. Работать не хотелось совсем. Оля мечтала выйти из офиса и прогуляться по улицам — вдохнуть полной грудью воздух, забыть на время о клиентах, договорах, новых рекламных акциях.
Она закрыла глаза и потянулась. Хорошо-то как… Вообще не помнила, когда в последний раз было так хорошо. Чтобы не один час, не один день, и даже не неделю. А просто — хорошо жить. Заканчивать рабочий день, торопиться домой, покупать по дороге хлеб и молоко, ужинать всем вместе. Очень хорошо. И весна за окном чудесная. Надо придумать что-нибудь на выходные. Денис говорил, что свободен, дежурств нет, а частная практика только до обеда в субботу.
Мечты и планы нарушил звонок Ларионова.
— Ольга Геннадьевна, я жду пилоты.
— Сегодня до конца дня будут, Виктор Иванович, — пообещала она.
Надо возвращаться к делам. А так не хочется! Ларионов продолжал заниматься развитием своей базы. До майских праздников рукой подать, и реклама запущена, а они уже готовят специальные летние пакеты предложений, разрабатывают бонусные программы для постоянных клиентов (да, рассматривается и такое направление). Дизайнеры заканчивают работу над макетами. Оле было интересно. Во-первых, это новое. До этого ее работа была связана только с рекламой, сувенирной продукцией и сопутствующими дизайнерскими вопросами. Теперь все было глубже: она пробовала участвовать в развитии проекта, придумывала маркетинговые ходы, вынашивала новые идеи. Даже дух захватывало порой от осознания того, чем она занимается. А Ларионов помнил про «махаона» и за Олю держался. Она это чувствовала по едва уловимым знакам — более мягкому голосу, внимательности и… предоставленной свободе в работе.
Вот если бы Денис не работал утром в субботу, можно было бы в пятницу вечером поехать на базу. Они чудесно провели там новогодние каникулы. Оле больше всего запомнилась почему-то высокая елка с огромными лапами, и как они под ней целовались, и как сыпался снег с колючих веток.
Жаль, конечно, что Денис работает. Да и у Никиты очередная встреча с отцом. Впрочем, ее можно отменить. Единственное, что тревожило Олю в эти дни, — отношения сына и его настоящего отца. В самом начале она боялась, что Никиту заберут. Нет, Оля понимала, что такое невозможно, но ревность, глубоко и тщательно спрятанная ревность давала о себе знать. Потом стало ясно, что сын вовсе не бросился в объятия долгожданного отца. Ревность удовлетворенно улыбнулась и исчезла. А беспокойство никуда не делось. Встречи не приносили сыну радости. С одной стороны, чисто эгоистической, это было хорошо, а с другой… что там не так? Почему не так? Надо ли вмешаться? Или не стоит? Оля не находила ответа ни на один из своих вопросов и заняла позицию наблюдателя. Порой ей хотелось обсудить все это с Денисом. Но зная, что ему тоже непросто в создавшейся ситуации, она не решалась. Он давал так много, что требовать большего не представлялось возможным.
* * *
— Что, прямо так и сказал?
— Так и сказал, — подтвердил Антон, — спасибо, мол, доктор, я теперь к вам своего друга отправлю.
— Да ты обзаводишься постоянной клиентурой! — засмеялась Славочка.
Тося слегка покраснел и отвернулся — неудобно было красным идти рядом с любимой девушкой. Но доля правды в ее словах была, и она очень льстила Антону. Он уже самостоятельно провел несколько приемов, Денис Валентинович внимательно слушал отчеты, согласно кивал и только один раз поправил лечение. Да и операционная начала прочно входить в жизнь интерна. Антон чувствовал, как уверенно движется по выбранной дороге к намеченной цели. Он станет первоклассным врачом, как Денис Валентинович Батюшко. Обязательно станет!
А вокруг была весна: светлая, солнечная, радостная — апрельская. И лужи, которые порой непросто обойти, радовали. Потому что в них отражалось небо. И рядом шла Славочка — веселая, смешливая, с забавным разноцветным шарфом поверх коротенькой курточки. Антон вдруг остановился посреди сквера, повернулся к девушке и прочитал:
Рыжее солнце мое,
Маленький хитрый лисенок,
В каждой улыбке — весна,
В каждой улыбке — ребенок.
Можно бежать под дождем,
Можно сидеть в тишине,
Можно болтать обо всем,
Можно обняться во сне.
Ты — это радуга дуг,
Ты — навсегда только ДА!
Рыжее солнце мое…
А
Солнце —
Известно —
Звезда!
Прочитал и раскинул в стороны руки, желая обнять от счастья весь мир. И теперь уже звезда краснела, и опускала застенчиво глаза, и прятала лицо в пестрый шарф. И Антону все это ужасно нравилось, он чувствовал себя почти всесильным джинном рядом с нежным рыжим чудом.
Он решительно взял девушку за руку и сказал:
— Пошли.
Славочка послушно подстроилась под шаг Антона. Говорить ей совсем не хотелось. Она чувствовала живущую в ней весну, юность и яркость первой настоящей любви. Но сказать все же надо было что-то, поэтому задала вопрос, на который и так знала ответ:
— Мы не опоздаем?
— Нет, конечно, еще успеем по пирожному в буфете уговорить. Тебе Изольда Васильевна не говорила случайно, что джаз без пирожного не слушают?
Славочка весело рассмеялась: