При взрослых ребенок демонстрировал отсутствие малейшего интереса к футболу и переключал канал на телевизоре, едва там речь заходила об игре. Но когда никто не видит, вот как сейчас… Однако мальчик с мячом незамеченным остаться на может.
Никита затолкал непослушный спортивный инвентарь за дверь и привалился для надежности к ней.
— Только маме не говори, ладно? Она не любит, когда мяч в стену летит, говорит, что могу попасть в зеркало и оно разобьется.
Фраза «Маме не говори» стала в их с Никитой лексиконе практически дежурной. Знала бы Оля, сколько она не знает. Да и не надо ей знать. Это чисто их, мальчишеское.
— Думаю, мало кто радуется, когда зеркало разбивается.
Никита кивнул — тут не поспоришь. А потом, почесав нос, спросил:
— А ты разбивал чего-нибудь, когда был маленьким?
— Наверное. Мальчишки всегда что-то разбивают, — Денис симметрично привалился плечом к стене. — Но я не помню. Вот каша у меня регулярно пригорала — это я точно помню.
— А мама не ругала?
Неожиданно кольнуло под ребрами — не сильно, но ощутимо. Наверное, от того, что слово, которое Денис задвинул глубоко-глубоко и на которое не реагировал в исполнении Никиты в адрес Оли, сейчас прозвучало совсем в ином контексте. Но, в конце концов, они уже совсем не чужие друг другу люди, и надо рассказать. Как бы только помягче?
Денис неторопливо прошел к пуфику и опустился на него. Никита тут же материализовался под боком. Это было такое странное ощущение — постоянное присутствие рядом детского тела. Словно новая часть у организма выросла. Вот есть у Дениса голова, две руки, две ноги. А теперь еще есть Никита. И было бы наглым враньем утверждать, что Дэну это не нравится.
— А мамы у меня не было, — начал медленно, привычно прижав к себе Никиту. — Она умерла, когда я был примерно такой, как ты. И ругать меня некому было. Так что когда мама ругает — это на самом деле здорово.
Никита несколько секунд смотрел на Дениса широко раскрытыми глазами. А потом обнял сразу двумя руками и куда-то в карман рубашки произнес — негромко и не совсем внятно, но Дэн все расслышал прекрасно.
— А у меня папы нет. Но мне лучше, он где-то есть, просто потерялся. А у тебя… совсем нет, — помолчал, посопел и продолжил — еще тише. И еще отчетливей: — Но ты не волнуйся, зато мы тебя будем с мамой любить. И Изольда. Изольда, может, чуть-чуть, а мы с мамой — много.
Они еще посидели так, обнявшись, пока в замке не заворочался ключ. Мама пришла.
* * *
— Мама, тебе если надо, ты меня поругай, — милостиво разрешил Никита.
И время выбрал подходящее — когда они почти бегом добирались до машины. Второй раз за это утро, потому что уже на половине пути к школе сын вспомнил, что забыл взять доклад по чтению, который они готовили накануне с Изольдой Васильевной. Тема звучала фундаментально: «Гоголь и театр, или Несколько загадочных случаев».
Щедрость души собственного ребенка восхищала.
— Непременно поругаю, — пообещала Оля, заводя мотор, — если на урок опоздаем.
— Когда мама ругает — это здорово, — заявил Никита.
От неожиданности подобного заявления Оля на секунду потеряла контроль и чуть не въехала в стоявшую впереди машину. Хорошо, вовремя вывернула руль.
— С чего ты так решил?
— Мне Денис объяснил.
Денис, значит. Ясно. Какие интересные у них разговоры.
Оля выехала на дорогу и глянула на часы. Должны успеть.
— У него мамы нет. Она умерла, когда ему было столько лет, сколько и мне, — продолжал говорить Никита. — Я представил вчера и испугался… Ты меня ругай, если надо. Договорились?
Оля молчала. Она вспомнила недавние слова Дениса. Сейчас они прозвучали совсем иначе.
Мама не может не любить.
* * *
— Как продвигается работа над вашим сборником, Геннадий Игоревич? — Изольда Васильевна перелистывала новый номер журнала с вязанием.
— Уже первая верстка прошла, немного подправим и, думаю, дней через пять отдадим в печать, — Геннадий Игоревич размешивал ложкой сахар в кружке с чаем.
— А правки вносить еще можно, насколько я понимаю? — уточнила Изольда, переворачивая страницу.
— Вы хотите посмотреть? — оживился Геннадий Игоревич. — Я распечатаю и принесу.
— Я хочу узнать, можно ли туда добавить пару стихотворений.
Геннадий Игоревич озадаченно посмотрел на свою собеседницу:
— Но… разве есть такая необходимость? Мы все уже отобрали, утвердили, вы сами приложили к этому руку…
— Все так, — закивала головой Изольда Васильевна, а потом извлекла из корзинки с вязанием бумажные листы. — Посмотрите. Мне кажется, это можно было бы добавить.
Геннадий Игоревич взял листы и начал читать, а потом поднял глаза:
— Это кто?
— Это подопечный нашего уездного доктора. Помните, что-то медицинское читал на импровизированном вечере?
— Здесь очень много.
— А нам нужно выбрать два или три. Вы на чем бы остановились?
Пока Геннадий Игоревич знакомился с творчеством Антона Малина, забыв про чай, Изольда не менее внимательно изучала журнал.
— Пожалуй, вот этот джемпер вам отлично подойдет, — наконец резюмировала она. — Только цвет другой возьмем.
* * *
С секцией надо что-то было делать. Денис отчетливо понимал: мальчику нужен мяч. Дэн спросил у Оли про футбол, она сразу как-то погрустнела, но подробно рассказала о сложившейся ситуации. А ситуация вырисовывалась скверная, что уж там говорить. Пробовать исправлять сейчас — только после драки кулаками махать. Да и грош цена такой секции и такому тренеру, ему же ребенка доверить нельзя. Надо найти другое решение. И оно нашлось.
— Костя, привет.
— А, Денис, добрый день. Если ты по поводу аренды на второй квартал, Вадим уже все отрегулировал.
— Нет, я по другому поводу.
— Ну излагай.
С Константином дело действительно имел обычно Вадим — когда договаривался об аренде волейбольной площадки для их еженедельных встреч. Но помимо этого, Костя еще и вел детскую секцию. Был Константин человеком молодым, неравнодушным и позитивным. Именно в этом качестве он сейчас Денису и требовался.
— Парнишку посмотришь?
— О как… — задумчиво произнес Костя. — Ну отчего бы не посмотреть, если ты просишь. Возраст?
— Десять.
— Годится. Рост?
Денис нахмурил лоб, а потом сделал себе выговор. Таких простейших вещей о ребенке не знает. Сегодня же надо к косяку и на весы.
— Не шибко пока большой, но там генетика… — Зеленский-старший на голову выше Дениса, поэтому не соврет, — генетика хорошая, дед высокий.