Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела - читать онлайн книгу. Автор: Гэвин Фрэнсис cтр.№ 57

– А за сколько времени он умер от удушения?

– Ему тоже не пришлось долго мучиться, – ответила она, думая, что мне важно знать точные цифры. – Судебно-медицинские исследования удушения показывают, что человек теряет сознание примерно через десять секунд. Через двенадцать-пятнадцать секунд начинаются судороги.

Она стала объяснять, как кровь продолжала поступать в отказывающее сердце и бессознательный мозг до тех пор, пока недостаток кислорода не стал наносить необратимые повреждения обоим органам. Я вспомнил занятие по биохимии, где нам рассказывали о том, как тонко настроены молекулы гемоглобина на поддержание жизни.

«С падением уровня кислорода в крови наступает момент, когда сердечная мышца уже не может продолжать работу, – сказала Шарлотт. – Начинается фибрилляция желудочков, и пульс останавливается».

Процессы внутри тела, которые ежесекундно на протяжении десятилетий поддерживали жизнь этого мужчины (фильтрация крови в почках, очищение от токсинов в печени, поддержание дыхания мозговым стволом), всего за несколько минут полностью остановились. «Уже через три-четыре минуты с начала удушения пропадают все признаки жизни», – сказала Шарлотт.

Когда мы закончили последнее вскрытие, я снял фартук и две пары перчаток, а затем помыл резиновые сапоги из шланга. Я долго стоял под душем, пытаясь смыть с себя запах человеческого разложения. Днем мне нужно было ехать в клинику, так что я надел брюки, рубашку и галстук и снова зашел в кабинет Шарлотт. Она записывала свои наблюдения. Когда я вошел, она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Ну, что вы думаете? – спросила она.

– Вы постоянно видите смерть, – сказал я. – Как это на вас влияет?

Она помолчала и взглянула на свои записи.

– Я стараюсь не думать об этом, – ответила она наконец. – Но, – она сделала глубокий вдох и снова улыбнулась, – утром после вскрытия мне всегда хочется радоваться жизни.

На оживленной дороге лежала раздавленная автомобилем мертвая крыса, ворона клевала ее останки. Я сел на велосипед и проехал 800 метров до своей клиники.

Весь тот день и на протяжении пары следующих месяцев в моей голове всплывали картины из прозекторской. «Аутопсия» означает «видеть самому»; мне казалось, будто вуаль была отброшена назад и ужасающая хрупкость организма оказалась выставлена наружу. Я разговаривал с пациентом и вдруг представлял его тело на полке в морге: глаза приоткрыты, кровь холодная и темная. Такие моменты шокировали, но в какой-то степени мотивировали. В определенном смысле медицина – искусство отсрочки смерти, и я вернулся к работе с новыми силами.

Количество моих пациентов – чуть менее 4000, и иногда кажется, что их проблемы текут рекой сквозь мою клинику. Однако я понимаю, что мы с коллегами видим лишь крошечный кусочек их жизни, наши консультации – это маленькие водовороты в огромной волне жизни. За утро в клинике я могу выписать направление в хоспис, усмирить бурю тревожности, выяснить причину недомогания, назначить лекарство от жара младенцу, подобрать антипсихотические препараты и оценить, как срастается перелом. Я могу порадоваться вместе с человеком, чей рак вошел в ремиссию, и посочувствовать тому, кто только услышал этот диагноз; поздравить с рождением ребенка или выразить соболезнования по поводу смерти супруга. Иногда работа непримечательная и рутинная, иногда срочная и тяжелая, но почти всегда – стоящая и результативная. Медицина стимулирует изменения в человеке и влияет на них, а возможность перемен всегда дарит надежду.

Недалеко от моей клиники есть скалы, с которых открывается вид на центр Эдинбурга. Они известны как Солсберийские скалы, и земли вокруг них принадлежат охраняемому Королевскому парку. Вид с них всегда великолепен. Они состоят из холодной магмы, которая вышла на поверхность более 300 млн лет назад в результате смещения земной коры. В то время Шотландия располагалась ближе к экватору, и местная подстилающая порода уже тогда была древней (это было поднявшееся океанское дно). Даже сегодня можно увидеть переход от мягкого подножия из песчаника к вкраплениям магмы в скалах. На протяжении многих веков улицы города были вымощены крепкими камнями Солсберийских скал.

В 1780-х годах местный врач, химик и фермер по имени Джеймс Хаттон изучил скалы и понял, о чем они свидетельствовали: поверхность земли была не статичной, а медленно перемещающейся. Он написал письмо в Королевское общество Эдинбурга. В письме говорилось, что песчаник под скалами зародился в «необъятных морских просторах», прежде чем поднялся и стал землей. Он воскресил древнюю идею: в «Метаморфозах» Овидий описал землю и море, которые претерпевали циклы перевоплощений друг в друга. «Там, где суша была, пребывали и море и воздух, – писал он. – Ни на суше стоять, ни по водам нельзя было плавать».

С привычного мне места на вершине скалы я вижу место своей работы. Оно простирается передо мной, как ожившая карта. Тени от облаков могут падать на город, они то сливаются друг с другом, то опять разделяются. Постоянно меняющаяся жизнь моих пациентов отражается в уличном движении машин и пешеходов. Я вижу старую школу медицины и окружающий ее парк с вязами и вишнями, где я впервые осознал динамичность и изысканность биохимии. Там, в городе, стоит дерево, с которого упал Гэри Хоббс, думая, что он стал котом; там дома, где Ханна Молье зачала троих детей, а Гарри Олкмен делал инъекции стероидов; там бары и тату-салоны, куда ходят мои пациенты; там их квартиры, офисы и колледжи. На севере находится морг, на юге – крематорий, а между ними – несколько зеленых кладбищ. Там реабилитационный центр, куда я обращаюсь по поводу протезов, и Центр сексуального здоровья с клиниками, специализирующимися на проблемах менопаузы и гендера. На западе возвышается холм Крейглокхарта, где У. Х. Р. Риверс нашел способ справляться с воспоминаниями о войне. Недалеко оттуда стоит Центр по лечению деменции, управляемый наследниками Риверса. В поле зрения находится исследовательский институт, где генетические мутации, которые накапливались тысячелетиями, достигаются всего за несколько минут. Человек обладает возможностью преобразовывать собственную ДНК, которая может оказаться как проклятием, так и благословением.

«Метаморфозы» Овидия заканчиваются на оптимистичной ноте: жители Рима выходят на улицы, чтобы встретить бога медицины, который прибыл из Греции с целью спасти город от чумы. Бог прибывает в обличье змеи – символа трансформации и обновления; змея ползает по городским улицам, а затем отправляется отдохнуть на остров на реке Тибр. Оказавшись там, бог возвращается к своему обличью, прекращает страдания горожан и дарует им здоровье. В заключительных строках Юлий Цезарь обожествляется, возносится на небо и становится звездой. Овидий утверждает, что великолепие написанной им поэмы сделает его бессмертным. Однако никто не бессмертен и ничто не вечно; все постоянно меняется, даже звезды.