— Не везет…
— Ну что ты! — утешил тогда Олег, укрывая ее плечи своим пиджаком. — Никогда не жалуйся на судьбу сегодня, ибо завтра она тебе устроит такое, что сегодняшнее невезение покажется праздником.
«Какой уж тут праздник!» — вздыхала теперь, спустя больше года, Тамара — теперь уже совсем не по поводу опозданий в кино…
Всплыл в памяти образ многоопытной бабки Люши. А ведь она словно бы угадывала такой оборот, намеками предупреждала. Почему же Тамара ее не услышала, не вняла ей? А что было бы, если бы и услышала? Легче бы было переносить предательство мужа? Тамара с ужасом вспоминала о Спирине и о той красногубой заочнице, которую Спирин… с которой Спирин… за которой Спирин… Да что же она за птица, в конце концов, эта студентка?!
…Рассказать кое-что о Курдюмовой могла обыкновенная учетная карточка студента. К ней дорога для Тамары была известна: в деканате заочного отделения работала ее приятельница Софья, милая чернявая женщина с темным пушком над верхней губой и с золотым увесистым перстнем на указательном пальце. Софья в жизни Тамары была фигурой не последней: это она и познакомила Тамару со Спириным, когда они как-то раз оказались возле ее стола. Для Софьи же в Тамаре имелся свой прок: через Тамару лежал путь к разным таблеткам, проверенным модой и дефицитом.
— Тамарочка, мне срочно нужен браслет от давления. Когда меняется погода, я просто умираю — голова кружится. Мне посоветовали… У вас, наверно, в аптеке бывают? — спрашивала Софья, поправляя перстень на пухловатом пальце.
— Наверно, бывают, — отвечала Тамара, ничуть не задумываясь о браслете.
— А еще мне посоветовали обратиться к экстрасенсу. Но я, знаешь, ужасно боюсь этих экстрасенсов. Женщинам, разным гадалкам и магам, я не верю, а мужчины-экстрасенсы, мне кажется, думают только об одном: как бы заманить пациенток… И пожалуйста, принеси мне, Тамарочка, того снотворного, которое приносила раньше. Не могу по ночам уснуть. Я уже боюсь, Тамарочка, что стала прожженной наркоманкой или — как там по-научному? — токсикоманкой. Да?… Ты чего там увидела?
Все это время Тамара слушала Софью рассеянно, ее интересовали объемные картонные папки, выстроившиеся на полке рядком, с цифрами и символами на корешках.
— Мне бы… — чуть покраснела Тамара, виноватясь и замешкавшись. — У нас там, в техникуме, вечер встречи намечается… Мне бы… Вроде бы на заочном у вас в сорок четвертой группе Наташа Куликова учится. Она с нами была. Адрес бы ее узнать, она переехала. Меня просили. — Прозвучало это сбивчиво и не очень убедительно, но Софье и в голову не могло прийти, что заглянуть в папку с кодом ЮЗ-44 для Тамары трепетно и важно.
— Нет ничего проще, — сказала Софья, и скоро нужная папка лежала на столе.
Тамара ниже склонила голову к поданной папке, чтобы Софья не разглядела на ее лице краску волнения — щеки загорелись, — и напряженными пальцами распустила тесемки. К счастью, Софью отвлек телефонный звонок и непраздный разговор с каким-то начальством. А бывшей сокурсницы Наташи Куликовой в природе не существовало, но вымышленная фамилия недаром начиналась с буквы «к» — рядышком с Курдюмовой: на всякий случай, Тамарин маневр…
Казаков, Калинина, Кузьмин… Вот и она, Курдюмова Светлана…
Год рождения… домашний адрес… семейное положение… сведения о детях… место работы… Тамара быстро читала, перечитывала, а с небольшой фотографии в верхнем углу прямо и неотступно глядели темные глаза Курдюмовой. На фото она была явно моложе и немного другая: с наивной челкой на лбу, волосы русы, еще не искрашены в желтое, и губы, похоже, без жирного помадного слоя — но взгляд все равно самоуверен, вызывающ…
— Здесь нет, — сказала Тамара и закрыла папку.
— Может быть, в сорок третьей? Не ошиблась? — спросила Софья, прикрывая ладонью микрофон трубки.
— Не беспокойся. Я вспомнила, что у нашего старосты записан телефон ее родителей. Найдем.
Папка с документами группы ЮЗ-44 заняла прогал на полке. Для Софьи факт выемки и возвращения этих документов на свое место был ничтожен, сразу позабыт, зато Тамара еще долго перебирала мысленно анкетные данные на одной из карточек в этой папке.
«Она меня старше. Замужем. Есть сын… А живет в Ясногорске. Это километров двести отсюда, даже больше. Улица Дружбы, дом 9, квартира 10. Адрес легко запоминается. Хотя зачем мне адрес?… И все-таки она замужем. Значит, кому-то жена… Но и Спирин не холостяк…»
Сколько раз Тамара слышала от женщин разных поколении, от женщин сельских и городских, в шутку и абсолютно всерьез, что все мужчины кобели… Но прежде ее это не касалось, она и сути этих слов понять не могла, да и не хотела. А теперь на себе (на собственной шкуре! — издевалась над собой Тамара) пришлось познать смысл растиражированной фразы, или афоризма, или непреложной истины.
…В аптеке, где Тамара работала провизором, прибиралась уборщица, низенькая, неброской внешности, но при этом преинтереснейшая женщина, теть-Шура, с провинциальной родословной и деревенским диалектом, прямолинейно-открытая в суждениях о своем супруге и о всех мужчинах в целом.
Если разговор заходил о семейной жизни либо касался каким-то образом мужчин, она тут же встревала и резала правду-матку, делилась собственным опытом.
— Весь мужиковский род — кобели! — говаривала она, гоняя по полу швабру. Речь у нее была особенная, со словами подчас незнакомыми, но понятными по смыслу. — Среди мужичков токо пьяницы бывают верными. Остальные все гуляки. Вот мой Федяня пить — пьет, рюмку мимо себя не пропущает, но чтоб гульнуть — ни в жисть. Он тверезый баб побаивается, а пьяный совсем по этой части немоглый. Я за него спокойнешенька…
В коллективе аптеки ее рассуждения нравились, было в них что-то природное, живое, что обмануть невозможно. А уж ее иронический рецепт для «вылечки мужиков от кобелизма, а баб от гулянки с ними» нравился всем особенно.
— Лучшее лекарство от мужиковского блуда — коромысло, — говорила теть-Шура, говорила с видом научного сотрудника, который выверил свое лекарство долгими опытами над пациентами. — Токо бить его надо не поперек хребта. Иначе можно организм нарушить. А вдоль — самое то!.. Лучше всего лечит!.. Поймала своего мужикашку с бабой — и давай его коромыслом. И для пущей вылечки — лучше при народе. Знай лупи его и добавляй уму-разуму…
— А любовницу его как отвадить? — для продолжения веселого разговора подкидывал кто-нибудь вопрос теть-Шуре.
— Ну-у, тут еще проще… Трехлитровая банка зеленки…
— Куда столько много?
— На башку евонной любовнице… Сзаду подходишь к ней незаметно — и на башку… Больше она с ним никогда не снюхается…
Конечно, не по категоричным предписаниям теть-Шуры, но каким-то образом семейный узел надо было разрубать и Тамаре. И не однажды с того дня, когда ненамеренно застукала Спирина с гулящей заочницей, она готовила себя на разговор-развязку с ним: раскрыть с презрением карты, набраться самолюбия и уйти, хлопнув дверью (квартира к тому же его, делить нечего, койка в общежитии опять найдется, на улице не оставят).