Азарел - читать онлайн книгу. Автор: Карой Пап cтр.№ 30

Мне кажется, я снова слышу, как на первом уроке, высоко подняв книгу, он говорит:

— Вот наши священные книги. Их надо учить, как они есть. Сейчас мы будем переводить. Слушайте и задавайте поменьше вопросов.

Он произносит это таким тоном, точно бы думал: это никакое жалованье, это мое нищенское, крохотное жалованье, на него надо жить с пятью детьми, да еще учить всех пятерых. И до каких пор мы будем перебиваться на такую мелочь, если только не удастся исхлопотать у правления общины хоть маленькой прибавки?

В подобных обстоятельствах он часто опускал взоры к своим внушительным плоским стопам, опираясь на которые ему предстояло выполнить эту трудную и деликатную миссию.

В таком расположении духа он начал переводить с нами сотворение мира.

«В начале сотворил Бог небо и землю».

И если кто из нас взглядывал через окно на небо, господин учитель Вюрц немедленно напоминал:

— Но-но, не на небо нужно глядеть, а в книгу!

И во все время сотворения мира нам позволено было глядеть только в эту книгу и на господина учителя Вюрца. Неудивительно, что и сотворение это было таким же веснушчатым, трухлявым и медлительным, как Вюрц, и что из всего этого, сотворенного, как сказано у Моисея, мира во мне не осталось ничего, кроме волнения, вызванного борьбою с еврейскими словами, которые надо было переводить на венгерский, и желания, чтобы, по крайней мере, пальцы у меня были прозрачные, а сердце храбрее…

Следующая за сотворением мира легенда о Райском саде пробудила во мне воспоминания о дедушке Иеремии. Я снова видел его, далеко и смутно, среди могильных камней в Б., но вспомнить подробнее не хотел и не мог, я радовался, что его больше нет и что то время миновало… Впрочем, забвение было недолгим: огонь, на котором Авраам хотел принести в жертву Исаака, снова разжег передо мною огонь дедушки Иеремии, пожравший, в свое время, мои первые игрушки.

Но где был тогда Бог, чтобы вместо моих игрушек послать пылающему огню моего деда барана — как Аврааму? Я не мог удержаться и не спросить господина учителя об этом великом разочаровании из моего прошлого.

Мой дерзкий и безрассудный вопрос был встречен всеобщим весельем. Господин учитель Вюрц взглянул на меня безразлично и промолвил:

— Если когда-нибудь люди будут такими же хорошими, каким был Авраам, Бог, может быть, опять сотворит чудо.

Отовсюду зазвучали голоса:

— Я хороший!

— И я!

Но Вюрц только отмахнулся лениво.

— Этого мало, — сказал он, — всего этого мало. Уже и потому одному, что хорошие дети так не кричат.

Я подумал: это ты только потому говоришь, что господину учителю нельзя по-другому говорить. Этот Бог и этот Авраам, думал я, — такие же сказки, как «Стеклянная гора» и «Мальчик-с-пальчик», только они по-еврейски, как молитвенник, и их надо переводить.

Но я ничего не сказал. Я подумал: как бы он не рассердился.

Только на следующем уроке Библии я попытался снова. И сказал:

— Ведь господин учитель говорит так только потому, что так нужно. А все это одни сказки, как «Стеклянная гора».

Он не рассердился, только улыбнулся мне лениво.

— Азарел, — сказал он, — не умничай!

Я почувствовал по голосу, что сердцем он, пожалуй, мягче, чем была госпожа учительница в первых двух классах, и потому осмелел. И сказал:

— Господин учитель говорит, чтобы мы были такие же хорошие, как Авраам? Но здесь написано, что он хотел бросить своего сына в огонь. Значит, и он не был хороший.

Сперва он только повторил: «Азарел, не умничай!» Потом взял Пятикнижие и прочел: «Болело сердце его о единственном сыне, которого любил больше всего на свете, но, видя, что этого желает Бог, он пошел и оседлал своего осла… Бог же, который только желал увидеть, любит ли он его так же, как своего сына Исаака, послал барана…»

— Значит, — сказал господин учитель Вюрц, — Авраам был как раз очень хороший человек. Очень любил своего сына, но Бога любил еще больше. Потому-то Бог и вернул ему Исаака. Бога, — заключил он, — надо любить больше всех, потому что он создал всё и освободил наших предков из рабства, из Египта — скоро мы будем это учить.

Снова пришлось поднять руку. Я спросил:

— Но где же он, этот Бог?

— Этого мы знать не можем. Бог невидим.

— Но тогда, если мы не знаем, где он и какой он, и если он не является нам, как можно тогда его любить?

— На этот счет, — отвечал господин учитель Вюрц, — всё написано в этой книге, так, как мы скоро будем учить: в Десяти заповедях.

Мне смутно помнилось, будто я уже слышал примерно такие же речи, что, мол, Он, то есть Бог, уже всё сказал.

Господин учитель Вюрц раскрыл Десять заповедей и прочитал нам:

— Кто всё это исполнит, как здесь обозначено, — сказал он, — тот любит Бога, и того возлюбит Бог.

Тут я поднял руку снова.

— И тогда… Бог… что даст мне?

— Э, нет, это было бы слишком просто, — ответил он. — Его надо любить бескорыстно, а не за награждения, которые от него получаем.

— Хорошо, — сказал я, — но если бы, по крайней мере, он явился бы хоть раз!

— Азарел, — сказал он, — хватит умничать. Сядь!

Я усмехнулся и сел. И это неправда, подумал я, он говорит так потому только, что учитель. Кто, спрашивается, любит «бескорыстно»? Отец любит меня потому, что может мне приказывать, но если бы я не слушался, если бы не хотел ходить в школу, пожалуй что и есть бы мне не давал. А ведь он священник и всегда только об этом самом Боге и толкует в своих проповедях. А мать и брат с сестрой? Нет никого, кто бы давал, не желая ничего получить взамен! Право же нет! Все знают, как, к примеру сказать, знаю и я, что этого Бога не существует, что это неправда, что он только в книге, для того чтобы мы, малыши, учились, но все знают, что его нет и он никогда не явится! Сказка, как «Стеклянная гора». Но про Стеклянную гору родители мне сказали, что ее нет, а если бы я сказал про этого Бога, что его нет, ох как мне досталось бы!..

Впрочем, я не долго смог сопротивляться соблазну. И заговорил об этом Боге перед отцом.

Но, разумеется, осторожно: вот что и вот что, мол, сказал господин учитель Вюрц.

— Ну конечно, — отозвалась моя мать, — хороший мальчик соблюдает Десять заповедей. Главное, — прибавила она, — это чтобы ты любил отца и мать.

Ну да, подумал я, для вас это главное. А она добавила еще:

— Ну, и брата с сестрой тоже! — И, спустя немного, еще: — А если ты и прочих людей любишь, тем лучше! — Она рассмеялась: — Но на тебя это не похоже!

Отец был настроен кротко. Еда пришлась ему по вкусу, и он сказал только:

— Вполне достаточно, если ты ведешь себя, как следует, прилично учишься и ходишь в храм. Большего мы от тебя никогда не требовали.