– Вилять задницей, мистер Боск? Мне это представляется трудным упражнением.
– Видимо, в Испании считают иначе.
– Но мы ведь с вами в Англии, мистер Боск.
– И тем не менее я располагаю самым авторитетным источником информации. Это сам Уолтер Скит
[10]. – И триумфально, как игрок, который в решающий момент выкладывает на стол пятого туза, мистер Боск вытянул левую руку. В ней он держал словарь Скита с нужной страницей, помеченной бумажной закладкой. Мистер Боск раскрыл его передо мной на столе и толстым ногтем указал на строчку: «…или, вероятно, от испанского rabear, что означает „вилять задней частью тела“».
– Вы, как всегда правы, мистер Боск. Я внесу правку в гранки.
– Буду вам благодарен, – сказал мистер Боск, пародируя приниженный тон.
Внутри он весь бурлил от радости. Забрав словарь, повторил свой презрительно вежливый поклон и бесшумно заскользил в сторону двери. Но на пороге задержался.
– Помнится, подобные проблемы с вами возникали и раньше, сэр, – произнес он тоном, полным отравленного меда, – еще во времена мистера Парфитта. – И тихо закрыл за собой дверь.
Так он послал в меня парфянскую стрелу. Само упоминание о мистере Парфитте должно было посыпать солью мои раны, заставить покраснеть. Разве не являл мистер Парфитт собой тип превосходного, профессионального и непогрешимого редактора? В то время, как я… Мистер Боск предоставил мне и моей совести вынести вердикт.
И я действительно прекрасно знал все свои недостатки. «Журнал кроликовода-любителя», который, как известно любому школьнику, тесно связан с «Вестником любителя домашних мышей», просто не мог иметь редактора хуже, чем я. Должен признать, что и по сей день с трудом различаю, где у кролика морда, а где хвост. А мистер Боск являлся ветераном издания, проработавшим в нем с тех самых великих времен, когда мистер Парфитт основал его и на протяжении тридцати лет редактировал.
– Мистер Парфитт, сэр, – не уставал он повторять, – по-настоящему разбирался в своем деле. Это подразумевало, что я, как его последователь, не понимал в нем ничего.
В самом конце войны я искал работу, причем такую, чтобы оказаться в центре событий. Шаткое положение перезрелого студента заставило меня отказаться от стипендии, предложенной бывшим колледжем. Мне хотелось чего-то – даже не знаю, как определить, – более пульсирующего жизнью. И вскоре среди объявлений в «Таймс» попалось именно то, в чем я нуждался. «Журналу, освещающему проблемы разведения домашних животных, требуется редактор с опытом работы в области журналистики или литературы. Заявления направлять в почтовый ящик номер 92». Я подал заявку, прошел собеседование, но у меня объявился конкурент. Однако совет директоров в результате не смог устоять перед рекомендацией, которую дал мне епископ Бошема: «Долгие годы знакомства с мистером Челайфером и членами его семьи позволяют мне с уверенностью утверждать, что он человек весьма способный и высокоморальный. (Подписано: Харли Бош)». Так я был принят с испытательным сроком в шесть месяцев.
Уходивший на пенсию мистер Парфитт задержался в своем кабинете на несколько дней, чтобы посвятить меня в таинства работы. Он был добродушным старым джентльменом, низкорослым и толстым, с огромных размеров головой. Квадратная физиономия казалась еще шире из-за седых бакенбардов, которые сбегали по щекам и сливались затем с усами. О мышах и кроликах он знал больше, чем кто-либо другой в стране, но предметом его подлинной гордости служил данный ему свыше литературный дар. Мистер Парфитт объяснил мне правила, какими руководствовался при написании своих еженедельных передовиц.
– В знаменитой басне, – начал свою речь он, заранее улыбаясь готовой шутке, которую отрабатывал и совершенствовал с 1892 года, – гора в результате, если можно так выразиться, сложного геологического процесса родила мышь. Мой принцип, напротив, всегда состоял в том, чтобы при любой возможности заставлять мышей порождать горы. – Мистер Парфитт сделал паузу и, когда я рассмеялся, продолжил: – Вы поразитесь, узнав, на какие размышления о жизни и искусстве, политике и философии могут навести самые обыкновенные мыши или кролики. Потому что это воистину изумительно!
Самый примечательный образец горы из мыслей мистера Парфитта до сих пор висит под стеклом в оксфордской рамке на стене у стола редактора журнала. Он был опубликован «Кролиководом-любителем» 8 августа 1914 года.
«Не читатели „Журнала кроликовода-любителя“, – писал мистер Парфитт в тот судьбоносный день, – развязали эту войну. Как не желала ее аудитория „Вестника любителя домашних мышей“. О нет! Поглощенные своими не только безвредными, но и во многих отношениях полезными увлечениями, они не были заинтересованы в том, чтобы нарушить мир на планете. И если бы все мужчины смогли найти себе занятия по душе, как это сделали они, никакой войны попросту не могло бы разразиться. Мир бы полнился подлинными созидателями, творцами жизней, а не ее злостными разрушителями, как это происходит на наших глазах. Если бы кайзер Вильгельм II разводил кроликов или мышей, мы бы не оказались сейчас в ситуации, когда само существование человечества поставлено под угрозу быть раздавленным мощью современной военной машины».
Слова, исполненные благородства! Причем праведный гнев мистера Парфитта усиливал опасения за дальнейшую судьбу своего издания. Война, как он мрачно предсказывал, может означать гибель кролиководства. Но все повернулось иначе. Правда, мыши действительно вышли из моды с 1914 по 1918 год. Зато в скудные времена выдачи продуктов по карточкам кролики приобрели новое значение. В 1917 году число любителей породы фламандский гигант удесятерилось в сравнении с предвоенным периодом. Значительно выросла подписка. Реклама текла рекой.
– Кролики, – убеждал меня мистер Парфитт, – внесли немалый вклад в нашу победу.
И в свою очередь, война внесла столь значительный вклад в развитие кролиководства, что в 1919 году мистер Парфитт смог отойти от дел, сколотив скромное, но вполне приличное состояние. Вот тогда его дело и перешло под мой контроль. И вопреки презрительному отношению мистера Боска к моему невежеству и некомпетентности, я мог бы с полным правом отдать себе должное за то, как умело провел предприятие сквозь наступившие сложные времена. В мирную эпоху англичане одновременно стали и менее обеспеченными и не такими голодными, какими были в военные годы. Ушли дни, когда разведение кроликов превратилось для многих в насущную необходимость, а выращивать их удовольствия ради получалось накладно. Число подписчиков снизилось, рекламные доходы упали. Желая избежать неминуемой катастрофы, я ввел в журнале новый раздел, посвященный козам. Как я пояснял в своем меморандуме для совета директоров, с точки зрения биологии было не совсем резонно смешивать грызунов со жвачными животными. Зато коммерчески, выражал я уверенность, идея полностью оправдает себя. Так и вышло. Козы привлекли рекламы на полдюжины полос и несколько сотен новых подписчиков. Мистера Боска мой успех привел в бешенство, но директора по достоинству оценили инициативу.