Дом учителя - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 67

Анна Аркадьевна не видела Мишу и Игоря лет десять. Или больше? Они выросли, окончили институты, Игорь женился. Но в памяти Анны Аркадьевны остались девятилетним и тринадцатилетним мальчиками, неистово обожавшими свою маму. Их любовь к Вале не выражалась словами, но сквозила в каждом взгляде, в чрезмерной радости в ответ на ее внимание, в потребности мчаться и что-то делать для нее. Эта любовь сильно отдавала тоской сироток из детдома. Впрочем, до подросткового возраста дети любят всякую маму: пропойцу, гулящую, ту, что не кормит, бьет, заставляет воровать или побираться. Моя мама – это как солнце, вне критики. Уникальное и единственное, оно светит для меня, согревает, без него темно и страшно. Потом критика появляется, правильнее даже сказать – вырастает, как вырастает сам ребенок, его тело и, главное, мозг. Шестнадцатилетний выпускник детдома, отыскавший бросившую его мать, увидит не сказочную фею своих фантазий, а эгоистичную подлую бабу.

Случилось ли подобное вырастание у Игоря и Миши, Анна Аркадьевна не знала. Но была абсолютно уверена в способности Вали держать на поводке тех, кто ей требовался. Фиаско, вроде того, что с Ильей Ильичем, случались редко. Валя любила чистоту, и ее в доме всегда был порядок, который поддерживали муж и сыновья. Они вытирали пыль, подметали и мыли полы, зимой выносили ковры на улицу и чистили снегом. Мытье посуды – это уж вообще не царское, не Валино дело. Готовили еду, Валя – изредка, особенное блюдо, как поощрение, как награда.

Уже в Москве, разговаривая со спиной Анны Аркадьевны, мывшей посуду после ужина, Валя спросила:

– Чего ты горбатишься? Лёня или Любаня разве не могут тарелки и кастрюли вымыть?

– Пусть лишнюю книжку прочитают.

– А ты не любишь читать? Обожаешь в помоях полоскаться?

Отца, Андрея Казанцева, мальчики тоже любили, но умеренно, с оговорками. Статный красавец, он был все-таки отсветом мамы, терялся в ее блеске. Андрей Казанцев вырос на улице и считал, что настоящих мужиков воспитает только улица. Плюс приобщение к мужским занятиям и утехам: рыбалка, футбол, починка радиоприемника, ремонт сарая. Андрей Казанцев при первом знакомстве очаровывал: душа компании, песни под гитару, анекдоты, каламбуры, тосты, комплименты женщинам. Потом выяснялось, что репертуар неизменен. Те же песни, анекдоты, тосты, комплименты. Илья Ильич говорил про него хороший мужик, но травоядный. Имел в виду, что не вегетарианец, конечно, а скучный, все жует и жует одно и то же сено.

Когда Анна Аркадьевна узнала, что Андрей в приступах ревности бьет жену, ужаснулась, в паническом затмении бросилась к мужу. Заикаясь, донесла до него страшную правду. В ответ Илья Ильич брезгливо пожал плечами и сказал, что вмешиваться в семейные дела – последнее дело.

– Как ты можешь так говорить! – поразилась его черствости Анна Аркадьевна. – Он! Ее! Бьет!

– Ну и что? – услышала она в ответ. – У нас была соседка тетя Муся. Муж, когда напивался, ее колотил. Тетя Муся пряталась в нашей квартире под моей кроватью. Всю ночь, бывало, не вылезала. Я сплю, она подо мной задыхается от рыданий. Дядя Вова погиб в шахте. На похоронах тетя Муся так вцепилась в гроб, что его опрокинула, вцепилась в покойника, еле оттащили. Она очень любила мужа.

– Илья! Ты сам себя слышишь? Что ты несешь?

– А что ты от меня хочешь услышать?

– Не про тетю Мусю! Вы, друзья и однополчане, можете поговорить с Андреем. В конце концов, есть суд офицерской чести.

– Не хватает одной маленькой детали. Валя должна обратиться за помощью.

– Удобная позиция. Подлая! Если человек тонет и не может крикнуть: «Помогите!» – то его и спасать не обязательно?

Илья Ильич закипал, но и Анна Аркадьевна не желала примириться с его черствостью.

– Валя абсолютно не похожа на несчастную женщину, – медленно, с паузами говорил Илья Ильич. Он всегда так говорил, когда злился. – Я еще раз тебе повторяю! Нельзя вмешиваться в чужие семейные дела! Если бы кто-то посмел с советами и рекомендациями лезть в мою семью, он бы долго бежал полем и лесом.

– Надо ли это понимать так, что меня ждут ночевки под соседскими кроватями?

– Дура!

Муж вышел, ударив с размаху по кухонной табуретке, она подломилась и завались на бок.

Дур и производных: дурашка, дурачина, дурында, дурачелла – у Ильи Ильича было множество. На какое-нибудь кокетливо-притворно-обиженное замечание Анны Аркадьевны, вроде того, что он слишком часто делает перевязки фурункула в медчасти у сестрички Светы, известной своей легкодоступностью, Илья Ильич мог с польщенной гримасой протянуть: Ду-у-ура!

Та дура, что прозвучала перед поломкой кухонной мебели, имела чисто словарное значение: глупая вздорная женщина.

Кажется, тогда они впервые поссорились из-за Вали. Потом этот повод обрел регулярность.

Анна Аркадьевна так и не позвонила Егору Петровичу, откладывала: по пути на работу, на работе, в магазине, в метро… Она не терпела необязательности. Малое трехминутное усилие – позвонить, избавить человека от напрасных ожиданий и волнений. Ты не рассыплешься, а он не будет сжигать нервные клетки. Не позвонила. Без оправданий, просто забыла.

Она приехала в большой детский магазин в центре и на два часа потерялась в детском королевстве. Она помнила здесь, на этом месте, старый «Детский мир». Как она утюжила прилавки в поиске форменных брюк для Лёни. В их школе паркетные полы натирали мастикой. Два проезда во время перемены на коленях по полу – и брюки восстановлению не подлежат. Искала кружевной воротник для Любани, чтоб как у Тани Златопольской, они из-за границы приехали. Чешки на физкультуру, готовальню для средних классов, набор пластилина из тринадцати цветов. В отделе готового платья можно было купить что-то и для себя: блузку, летнее платье, шерстяную юбку со встречными складками. Школьницы старших классов дорастали до сорок шестого размера, а некоторые женщины сохранялись в сорок шестом.

Нынешний магазин представлял собой великолепный громадный детский развлекательный центр с вкраплениями бутиков, цены в которых Анне Аркадьевне показались астрономическими. Наконец выбрав игрушки и одежду, стоя в кассу, она поймала себя на том, что с удовольствием предвкушает, что подарки будут упакованы в фирменные пакеты – свидетельство ее щедрости. Законы общества потребления отупляют здравый смысл и раздувают тщеславие. Бездумная, не по средствам, жизнь рано или поздно приводит к краху. Ее случай, конечно, не патологический, не как у тех, кто связался с кабальной ипотекой и вынужден за бесценок выставить на продажу новую квартиру. Но в этом месяце они соберут на взнос по кредиту в банк с трудом.

– Тетя Аня! – обнял ее Игорь. – Мишка, скорее сюда! Смотри, кто приехал!

– Тетя Аня! – выскочил в прихожую старший брат.

У Анны Аркадьевны перехватило горло. Голос звучал сдавленно:

– Как выросли! Совсем большие. Практически – мужчины. Можно не говорить, что я совсем не изменилась. И забрать у меня пакеты.