Дом учителя - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 65

Платонический роман с Егором Петровичем Зайцевым явно клонился к закату. Прежде ее разговорники отпадали, не получив вожделенной сексуальной победы, а поговорить им было с кем и без Анны Аркадьевны. У Зайцева сей мотив тоже присутствовал, он не думал скрывать своего конкретно-плотского интереса. Но если тебе хочется шоколада, а его не дают, ты грызешь карамельки, удовлетворяешь потребность в сладком, шоколад становится привычкой хотения, а не целью полакомиться. Егор Петрович все реже и с всё меньшим энтузиазмом выказывал свой мужской интерес.

Одним из самых значимых мотивов их общения для Анны Аркадьевны было то, что Зайцев умел камня на камне не оставить от ее утопических и пессимистических теорий. Как-то она сказала Егору Петровичу, что их биологическая роль выполнена (дети взрослые, фертильная функция угасла и прочее), что наступил неведомый прежде разрыв поколений, когда внуки умнее бабушек и дедушек.

– Это вы сами придумали или где-то прочитали? – спросил Зайцев.

– Какая разница?

– Если сами придумали, то ошибаетесь, а если кто-то другой утверждает, то он недоумок. Смысл прогресса, цивилизации в движении не в природу, а из природы, в крушении, как вы их называете, биологических законов. Вот вы лично, разве не приносите пользы обществу, стране, просто людям? Приносите! Значит, недаром живете. Пока у ваших детей есть вы, они не на переднем плане, они за вами. Пока есть, кому сказать «мама» и «папа», человек остается ребенком. Далее. Что значит «никогда не было такого разрыва поколений»? Еще как было. В прошлом и даже позапрошлом веке. Разночинцы: кухаркины или дьячковские дети, внуки неграмотных крепостных – стали профессорами или богатыми купцами. Дедушке до внука было как до Луны.

– Пожалуй, с вами соглашусь, – задумчиво сказала Анна Аркадьевна.

– Я практически всегда прав.

– Особенно когда не прав, – проговорила она машинально.

Думала, как всегда бывало в такие минуты: «Почему Илья мне это не сказал?»

У Анны Аркадьевны не много имелось завирально-ошибочных теорий, а у Егора Петровича был исчерпаем запас интереса к чужим мнениям. Их перепалки теряли веселую игривость, вползало раздражение, сильно отдающее семейной кухней. Ведь немолодые муж и жена часто раздражают друг друга, но быстро отходят, деться некуда, и очередной приступ тысяча двадцать шестой по счету. Ухажер-поклонник-разговорник – иное дело. Зачем он вообще нужен, если провоцирует то, чего дома хватает?

Егор Петрович очередной раз назвал Анну Аркадьевну умной женщиной.

Она вспылила:

– У меня так плохо с внешностью?

– Почему? – растерялся Егор Петрович.

– Вы так часто повторяете про мой ум, что приходится думать о своем женском уродстве.

– Если я буду говорить, что вы обаятельная и привлекательная, вы меня жесточайше обсмеете. И больше не придете на комплексный обед.

Анна Аркадьевна улыбнулась. Ей не хотелось говорить вслух. Надеялась, что он поймет ее мысленную мысль: «Вы очень прозорливый человек».

Лёня, когда был маленькими, подвергался наказаниям, стоял в углу, театрально, на разные интонации (убитый горем сиротка, мужественный рыцарь, стойкий герой Войны с фашистами) произносил: «Мама! Ты не понимаешь мою мысленную мысль!»

– «Вы так часто повторяете…» – процитировал Анну Аркадьевну Егор Петрович, – это ведь не про меня лично? – ткнул он себя в грудь. – Это и про других всяких? – потыкал большими пальцами себе за спину.

Анна Аркадьевна покивала, потом помотала головой. Не сообразила с ходу, как выразить согласие.

– С какой стати я должен отдуваться за незнамо кого? – возмутился Егор Петрович.

Анна Аркадьевна рассмеялась. Егор Петрович увидел ее смущение и легко вычислил его природу – неуместное кокетство, за которое она себя ругает.

Мир восстановился, но ненадолго.

Заговорили о положении на Украине и фальсификации истории.

– Для уродования истории правящей верхушке надо начинать со школы, с детей, – сказала Анна Аркадьевна. – Как это и было сделано на Украине. Изменили учебные программы, написали новые учебники. И выросло поколение, убежденное, что Украина вела многочисленные войны с Россией. Поколение скакунов хто не скаче, той маскаль, макаляку на гиляку.

– Что ж вы, педагоги, не били в набат? – ехидно спросил Егор Петрович, промокнув рот салфеткой.

– Мы? В набат? – возмутилась Анна Аркадьевна. – Вы за кого принимаете учителей? За революционеров? Никакому правительству не нужны педагоги-бунтари. А нужны те, кто будет следовать государственно-утвержденной программе. Побузить – это в свободное время. Его учителя практически лишены, они все на полутора ставках, чтобы хоть как-то прокормиться, свести концы с концами. Кроме того, педагог, который учит тому, во что не верит, халтурщик и аморальный тип. Однако возникает законный вопрос. Куда смотрело наше правительство, спецслужбы, дипломаты и общественные трибуны-говоруны на зарплате – громадная армия, которую содержит российский народ? Почему не били в колокол или хоть колокольчиками не позвякивали? Как допустили, чтобы два братских народа превратились во врагов? Это ваше, – потыкала она пальцем в Егора Петровича, – служебное преступление! Вам за это не пенсии громадные назначать, а на Колыму отправлять, вечную мерзлоту осваивать.

– Когда вы сердитесь, – с жуирской улыбкой проговорил Зайцев, – вы становитесь еще обаятельнее.

– Ой, не надо! – сморщилась Анна Аркадьевна. – Опять двадцать пять. Мы это уже проходили. Вы еще про мои волосы скажите.

– При чем тут ваши волосы?

– Чехов, пьеса «Дядя Ваня». Когда женщине говорят, что у нее красивые волосы, она наверняка некрасива.

– Вы опять меня загнали в угол, – примирительно поднял руки Егор Петрович.

И заговорил о том, как обрабатываются сейчас белорусы, как им внушается историческое единство не с Россией, а с Великим княжеством литовским. Мол, они – Европа, а не посконная Русь. В литовском княжестве белорусских крестьян за людей не считали.

И снова стараниями Егора Петровича удалось погасить конфликт.

Они ужинали в ресторане средиземноморской кухни. Анна Аркадьевна заказала фаршированные баклажаны. Она любила баклажаны в любом виде, кроме сырых. Егор Петрович предпочитал блюда с макаронами. Не иначе, как последствие голодных детства и юности.

От белорусов перешли к неравенству людей вообще, точнее – их неодинаковости с точки зрения духовной организации, интеллектуальных запросов и устремлений.

Анна Аркадьевна в молодости была убеждена, что любого человека можно воспитать в нравственно совершенную личность. Просто надо заниматься с этим человеком с детства: развивать, развивать и развивать! Главная задача педагогов! С годами ее наивная вера в человека притухла. Развивать, конечно, надо, педагоги должны стараться. Но если изначально развивать не из чего, то у тебя мало что получится. Нет семени – нет растения. Некоторые люди рождаются без нравственного чувства, как рожаются безрукие или не обладающие музыкальным слухом. Таких безнравственных – полные тюрьмы. Им не дано понять, что грабить, убивать, наживаться на чужом горе – отвратительно. Всегда были, есть и будут люди, которые смотрят вверх, на звезды и мечтают к ним полететь. И те, кто, сытно поев, задирает рубаху и чешет пузо, довольный сам собой и предложенными ему развлечениями, будь то арена, где бьются гладиаторы, или экран телевизора.