Дом учителя - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Нестерова cтр.№ 54

Воспоминания о молодости нисколько не помогали призвать сон, вздорная баба снова пыталась поднять голову: Каким он был и каким стал! Храпит на рюмку-другую водки. Тяпнул тайком. Стресс снимал. С такой женой, мол, сопьешься.

Так не пойдет! Я хочу спать! Вторая бессонная ночь – это слишком. Надо вспомнить что-нибудь хорошее, приятное. И не про Илью!

Они с Егором Петровичем говорили о крушении кумиров, о разочаровании в вожаке команды.

Егор Петрович рассказал, как он, молодой инженер, только после института, пришел работать в конструкторское бюро, которым руководил замечательный дядька. Он вдохновительно говорил о том, что научно-технический прогресс спасет мир, и молодому конструктору Зайцеву выпала уникальная роль быть на острие прогресса.

– И поручил мне проект изделия, назовем его стукало. Я вкалывал как проклятый, горел, пылал, ночей не спал. А потом затопило подвал, где был архив, молодежь из разных отделов послали на ликвидацию. В подвале я обнаружил целый шкаф с чертежами стукал. Бюро было отстойником, синекурой для бездарей, изображавших полезную деятельность. Молодым, зеленым и честолюбивым поручали стукало, чтобы постепенно превратить в себе подобных или дать под зад с дурной характеристикой в придачу. Я получил и под зад, и плохую характеристику, но не утерся, а подложил мину – собрал все проекты стукал и отправил главному конструктору предприятия лично.

– Анонимно? – спросила Анна Аркадьевна.

– Почему? Подписался. Обратный адрес на бандероли.

– И только? – не поверила Анна Аркадьевна.

– Нахамил слегка, – хохотнул Егор Петрович. – Вложил в бандероль сборник произведений Салтыкова-Щедрина.

У Анны Аркадьевны была своя история. Она входила в группу, которая готовила постановление министерства о работе с одаренными детьми. Планов было громадье, энтузиазм зашкаливал, руководитель группы казался настоящим вожаком, за таким в огонь и в воду, в разведку и в космос. А потом ему в высоких кабинетах сказали несвоевременно, он тут же поднял руки и взял под козырек. В дальнейшем оказалось, что этого ловкого манипулятора интересуют лишь собственный карман и продвижение по карьерной лестнице.

– Никаких писем я не писала и бандеролей не отправляла, – говорила Анна Аркадьевна. – Встречаясь с этим человеком, не подаю ему руки.

– Если бы вы знали, с каким количеством ничтожных личностей мне приходится мило раскланиваться!

– Трудно подобрать сравнение краху невоплощенных идей. Точно на утро после свадьбы прекрасный жених, ставший мужем, заявляет: «Марш готовить мне завтрак, стирать мое исподнее, чистить мои сапоги! Знай место!»

– Или, – подхватил Егор Петрович, – еще вчера прекрасная невеста, сотканная из воздуха и солнечных струй, заявляет: «Все! Можно больше не краситься и трескать пирожные от пуза».

Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. В их разговорах супруги были священными объектами, не подверженными критике или любому другому обсуждению. А тут прорвалось, поэтому смешно.

– Я просто привела сравнение, – все громче смеялась Анна Аркадьевна. – Это не имеет никакого отношения…

– У меня тоже не имеет, – согнулся от смеха Егор Петрович.

Звонок из Кисловодска раздался, когда Илья Ильич ходил обиженным благодетелем и разговаривал сквозь зубы только по существу бытовых проблем. Лёня по телефону, на вопрос мамы хорошо ли тебе с Иваной, неожиданно огрызнулся: мы живые люди, а не бездушные куклы. Вызвал у Анны Аркадьевны поток тревожных мыслей. Милые бранятся – только тешатся, общеизвестно, а вдруг так бранятся, что Лёня получит стойкую прививку от семейной жизни? Любаня ночевала дома, целовала их по утрам, вечерами ее не дождаться. Крутилась белкой в неведомом колесе. Бурлит, активна, одежду разбрасывает. Примеряя наряды у зеркала, одновременно говорит по телефону и хохочет. Твоя дочь весела и на подъеме. Завидно и хочется чуть-чуть отхватить ее счастья, оно же через край. Наверное, те же чувства были у матери восемнадцатилетней Анны Аркадьевны и выражались они в том, что мама лезла, докучала с вопросами, точно хотела присосаться под предлогом материнской заботы.

Поэтому Любаня не поняла фразу Анны Аркадьевны:

– Радуюсь за тебя бескорыстно.

– А что с меня можно взять? – удивилась дочь.

Егор Петрович отбыл в двухнедельный отпуск. Когда он сказал, что вымотался и стал похож на свое фото в паспорте – верный признак того, что надо сменить обстановку, выспаться, изнурить себя бездельем, прочитать пяток легких книжек или пару умных, – Анна Андреевна почему-то расстроилась, хотя и не подала виду. Сказала, что к людям, прочитавшим «Улисс» Джойса и «Пирамиду» Леонида Леонова, относится с глубоким уважением. Это была чистая правда и маленькая спонтанная месть за то, что он ее бросает. Месть непонятная, ведь долгие перерывы в их общении случались и раньше.

Поговорив с кисловодским Юрой, Анна Аркадьевна нажала «отбой» и неожиданно произнесла вслух фразу на испанском – локэмэфальтаба.

Лет десять назад на международном гуманитарном конгресс была секция педагогики. Международность ограничивалась республиками бывшего СССР, пока не пришло письмо от мексиканского педагога, пожелавшего участвовать. Педро Рамирес, конечно, слышал про российские холода, но решил, что в сентябре их никак быть не может. Он прилетел в тонких лакированных полуботиночках и в легкой кожаной курточке. Как назло, в тот год золотой осени, бабьего лета не случилось. Лили дожди, сыпал снег, ветры оборвали едва начавшие желтеть листочки, по ночам примораживало. Переводчица, приставленная к Педро Рамиресу, встретила его в аэропорту и поселила в гостинице. Утром, направляясь к иностранному гостю, девушка поскользнулась на улице, упала, сломала ногу и попала в больницу. Рамирес, не дождавшись утром переводчицы, отправился на такси, в котором забыл свой портфель с докладом, прочими бумагами, главное – с бумажником и паспортом. О! Это было только первое звено в цепи несчастий этого абсолютно идеального бедоносца, которого пришлось опекать Анне Аркадьевне. Ночью залило гостиничный номер Педро, причем капало точнехонько в его раскрытый и почему-то не разобранный чемодан. Все вещи, включая нижнее белье, были испорчены, а туфельки его раскисли еще накануне. Вдобавок он простудился да и не мог отправиться на конгресс в пижаме – единственном сухом предмете одежды. Вечером, заглянув к иностранному коллеге в гостиницу, Анна Аркадьевна приняла решение перевезти его к себе домой. У Педро был жар, он кашлял, хрипел и даже, похоже, плакал перед приходом Анны Аркадьевны. Маленький, худенький, несчастный, больной, без денег и документов, за тысячи верст от родного дома в холодной суровой стране – как такого бросишь? Они общались на английском, который у обоих был не блестящим, акценты же столь разнились, что они лучше понимали друг друга с помощью жестов. Одежда Педро еще не вернулась из стирки-химчистки, что дало повод Анне Аркадьевне устроить разнос главному администратору. Пригрозить международным скандалом, который случится, когда у них в гостинице умрет зарубежный ученый мирового уровня. В итоге им выделили микроавтобус, кучу одеял и сотрудника службы охраны.