Дети-инофоны обучаются русскому языку не как носители, не по стандартной учебной программе, а по совершенно отличному специальному курсу «русский язык как иностранный». И что мы имеет в пятом-шестом классах?
– Что имеем в пятом-шестом? – повторил вопрос Егор Петрович, которому проблемы детей гастарбайтеров были так же интересны, как слону забавы кроликов.
– Дети-инофоны пишут грамотнее, чем дети – носители русского языка! Статистика скудна чрезвычайно, ни о какой тенденции пока речи идти не может. Но те диктанты, что я видела! У русских ребят по пятнадцать-двадцать ошибок, а у армянина и таджика три и пять. Впечатляет. Инофоны запоминают слово в его звуковой и графической форме одновременно дорога лесом, в лесу растут грибы, не увидел леса.
– Не понял.
– Во втором предложении в лесу растут грибы безударное «е» многие российские дети напишут как «и». Но не инофоны! Как вы думаете, как у нас обстоит с грамотностью населения?
– Так же как с верой в честных гаишников.
– Если мы за десять лет не можем научить грамотно писать, то проблема в языке, в детях или в методике преподавания. Реформа языка посложней, чем в масштабах страны всех гаишников, от верха до низа, уволить и создать новую службу из кристально честных людей. Где мы их возьмем? И дети у нас какие есть, каких рожают. Остается методика, в ней ошибки.
– Можно ближе к моей дочери? – попросил Зайцев.
– Можно, – улыбнулась Анна Аркадьевна. – Вам приходится столько говорунов, по древу мыслью растекающихся, слушать. Но ведь это нередко люди, увлеченные делом, искренне ему преданные. Которые к вам прорвались. Что касается Лены… Идею я ей подбросила. Сия идея абсолютно далека, за горизонтом от темы ее диссертации. Мы с вами понимаем, что кандидатская диссертация – только пропуск в храм науки для тех, кто в дальнейшем наукой будет заниматься. Для практикующих, не научных сотрудников – медалька, пусть орден, на лацкане. Пропуск в девяноста восьми процентах остается пропуском – войти в здание института утром, выйти вечером. Перед Леной дилемма. Забросить диссертацию и заняться, попутно учительским и внеклассным трудом, не забывайте, сбором материала и анализом. Вопрос. Поделится ли она с вами? Посветит? Спросит ли совета?
– Видит ли во мне доброго богатенького батюшку или авторитетного… – Егор Петрович говорил с угасающей интонацией, последние слова Анна Аркадьевна не расслышала.
Он замолчал. Думал, переживал. Она не торопила. Что-то решил и сказал, погрозив пальцем:
– Вы постоянно меня воспитываете!
– Училка – это диагноз.
Они беззлобно подтрунивали друг над другом, пикировались, но уже не ссорились как нервные подростки.
Егор Петрович мог в конце застолья, памятуя гормональную пилюлю, спросить участливо:
– Как ваше либидо? Не жалуется?
– Спасибо! Очень хорошо, передает привет вашему либидо, которое, кажется, на пенсии? На заслуженном отдыхе?
– С чего вы взяли?
– Мимо нас прошествовали дамы в нескромных нарядах, а вы и глазом не повели.
– Когда я обедаю с училкой, то боюсь получить двойку за поведение.
5
Анна Аркадьевна не чувствовала вины перед мужем за обеды и ужины с Зайцевым. Она могла бы точно так же болтать в кафе с подругой, разницы никакой, точнее – разница не драматическая. Единственный неприятный момент – говорить, что задержится вечером на кафедре, врать. Поэтому ужинам с Егором Петровичем предпочитала обеды, тогда не приходилось лукавить. Запаха спиртного от нескольких бокалов вина Илья Ильич учуять не мог, потому что, придя домой, выпивал пиво – стакан до ужина и два после, у телевизора.
Приближалась весенняя посевная на даче, но Илья Ильич почему-то не проявлял былого рвения-нетерпения. На замечание Анны Аркадьевны, что-то ты нынче не бьешь копытом о землю, не мечтаешь о пахоте, муж ответил, что у него есть потрясающая идея, она требует еще некоторой проработки, но сама по себе идея великолепная. Он просиживал за компьютером, что-то выискивая, делая заметки. Илья Ильич был увлечен, готовил ей сюрприз.
Анна Аркадьевна опасалась его сюрпризов. Муж, конечно, не дарил ей на день рождения очень полезную в хозяйстве вещь вроде сварочного аппарата, как это сделал их сосед по даче. Но однажды купил сто тюльпанов. Аня приезжает на дачу и видит страшную красоту. Луковицы положил на хранение в холодильник. Анна Аркадьевна решила, что он в промышленных количествах закупил какой-то импортный репчатый лук, сейчас ведь много продают экзотических фруктов и овощей. Лук ей не понравился, пахнул нетрадиционно, но другого в доме не было, а Илья позвонил и сказал, что он едет с ребятами, их всего восемь человек, посидели в пивном баре, но это не то, требуется продолжение банкета, к ужину и супруги приятелей подтянутся. Анна Аркадьевна принялась лихорадочно кашеварить. На случай массового и внезапного наплыва гостей у нее имелась палочка-выручалочка – плов в огромном двенадцатилитровом казане. Плов все любят, закуски к нему минимальны, выпивку принесут мужчины, сладкое к чаю – женщины.
Гости, конечно, ели, правда, без аппетита и без восхвалений хозяйки.
– Простите, дорогие, – повинилась Анна Аркадьевна. – Не моя вина. Илья купил заморский лук, который не годится в плов.
– Какой лук? – подскочил Илья Ильич и рванул на кухню.
Вернулся потрясая пакетом, в котором сиротливо болталась горсть луковичек.
– Это тюльпаны! Элитная голландская серия! Я хотел ей сюрприз сделать, а вы все сожрали!
Грянул хохот, а потом друзья стали хвататься за животы:
– Только меня скручивает?
– Меня тоже, цветочек прорастает.
– Надо срочно продезинфицировать водкой!
Анне Аркадьевне до сих пор вспоминают тюльпановый плов.
Не спалось. Анна Аркадьевна пыталась предугадать сюрприз мужа. Он храпел на три стакана пива – мурлыкал. Пять стаканов – это поросячий хрюк: неприятный, но терпимый. Гостевое застолье, водка рекой, потом догонялки вином во время мытья посуды – это крушение поездов, горные обвалы, небесные громы. Заснуть невозможно, растолкать: не храпи, перевернись – помогает на минуту. У Чехова есть рассказ «Спать хочется», в котором измотанная девочка-нянька ночью душит орущего ребенка. Были ли случаи, есть ли статистика жен, что придушили своих храпящих супругов? Этих женщин надо миловать за совершение преступления в состоянии ночного аффекта. «Ночного» – принципиально, хоть и юридически неграмотно. Ночью в сознание, не получающее отдыха, вползают демоны.
Илья Ильич уютно мурлыкал, а ей вдруг пришла в голову мысль, что у него тоже есть подруга-разговорница. Они обедают и ужинают время от времени. Он перышки распускает, витийствует, он ведь умеет! Дамочка (молоденькая!) корчит пред ним милую интеллектуальную недотрогу.