Во время четвертого урока – у них как раз была математика – Гретхен сообразила, что продуктовые магазины в двенадцать закрываются на большой перерыв, а значит, она точно не успеет ничего купить – уроки заканчиваются позже. «Все остальное ладно, но кошачий корм нужно обязательно купить! – подумала она. – Если я приду с пустыми руками, Зеппи, этот прожорливый котяра, устроит трам-тарарам! Он уже с утра остался полуголодным – мяса едва хватило на полпорции, а теперь наверняка ходит там, ноет, терзает маму своим жалобным мяуканьем и обдирает ножки у ее кровати. Нет, Зеппи до трех часов, когда откроются магазины, точно ждать не может!»
В классе было довольно тихо. Учитель решал на доске уравнение с тремя неизвестными. Два неизвестных в результате хитрых манипуляций уже сократились. Ученики – все, кроме Сабины, которая, скучая, ковырялась в носу и смотрела в окошко, – старательно записывали решение, поглядывая на доску.
Гретхен поднялась и сказала:
– Простите, господин профессор!
Учитель обернулся.
– Что-нибудь неясно? – На лице его читалось удивление. Обычно Гретхен Закмайер все схватывала на лету.
– Простите, господин профессор, – сказала Гретхен. – Но мне нужно ненадолго выйти. Мяса купить.
Учитель не поверил своим ушам.
– Что тебе нужно? – переспросил он.
– Мяса купить, – повторила Гретхен.
– Ты в своем уме? – поинтересовался учитель.
Все перестали писать и отложили ручки. Даже Сабина оторвалась от созерцания облаков на небе. Намечалось явно что-то интересненькое!
– Я в своем уме! – ответила Гретхен. – Но у меня дома все больны. А коту нужен корм. А магазины сейчас закроются! Я быстро сбегаю и через несколько минут вернусь!
– Исключено! – отрезал учитель. – Это что же будет, если у нас тут все разбегутся по своим делам?!
– Но никто разбегаться не собирается! – подал голос Флориан Кальб.
– Я не имею права освобождать учеников от занятий! – заявил учитель.
– Отпустить человека на несколько минут в мясную лавку вовсе не значит освободить его от занятий! – высказалась Сабина.
– Если тебе нужно уйти, – сказал учитель, – ты должна об этом сообщить директору, и он, если сочтет необходимым войти в твое положение, даст тебе освобождение. Только при наличии такого официального разрешения ты имеешь право уйти с занятия.
Гретхен посмотрела на часы.
– Но, господин профессор, это займет кучу времени! Пока я к директору пойду, мясная лавка уже закроется!
– Ну что я могу поделать? Закроется так закроется! – спокойно проговорил учитель и повернулся к доске.
Гретхен заколебалась. Попробовать упросить его? Или смириться? Или просто взять и уйти?
– А еще гуманитарная гимназия называется! – возмутилась Габриэла. – Никакого гуманизма! У цепного пса свободы больше, чем у нас!
– Верно, – согласилась Гретхен и, с благодарностью кивнув Габриэле, достала кошелек и вышла из класса.
Тринадцать минут спустя, запыхавшаяся, но довольная, она вернулась на место с покупкой под мышкой. Одноклассники встретили Гретхен уважительно-восхищенными взглядами. Учитель никак не отреагировал на ее появление.
– Он сказал, что не оставит такое без последствий! – прошептала Урсула № 1, повернувшись к Гретхен, когда та уселась на свое место.
– Нажалуется на тебя директору! – добавила Урсула № 2.
– Ничего, уж как-нибудь она это переживет! – громко изрекла Габриэла.
Гретхен действительно благополучно пережила этот инцидент, и ее несанкционированный поход за мясом все-таки остался без последствий – то ли потому, что математик передумал жаловаться директору, то ли потому, что сам директор – по забывчивости или намеренно – оставил мясную историю без внимания. Во всяком случае, Гретхен никуда не вызывали – ни к классному руководителю, ни к директору, – что не прошло незамеченным среди одноклассников. Некоторые из них, конечно, не смогли удержаться от злобных комментариев по этому поводу.
– Вот так всегда! – в пятницу сказал Александр Андерле прямо в глаза Гретхен. – Отличницам все сходит с рук! Попробовал бы я отправиться посреди урока за мясом для кота – такой бы хай подняли!
У Гретхен не было сил, чтобы поставить Александра Андерле на место или хотя бы показать ему язык, – настолько она измоталась за эти дни, в одиночку обихаживая домашний лазарет. Особенно тяжело приходилось ночью, а таких ночей у нее уже было три: Магда и Пепи постоянно будили ее – одной холодно, другому жарко; одна хочет пить, другого тошнит; одной нужно срочно в туалет, другому страшно. И Гретхен, охраняя покой мамы и Мари-Луизы, которые еще температурили, всякий раз подскакивала и мчалась к малышне: одну накрывала одеялом, другого, наоборот, раскрывала; одну провожала в туалет, другому приносила чай и гладила по головке, объясняя, что привидения бывают только в сказках, а урчание доносится из батарей.
В пятницу у Магды с Пепи уже не было температуры, и мама с Мари-Луизой чувствовали себя немного лучше – так, по крайней мере, они утверждали.
– Ах, Гретхен! Что бы мы без тебя делали! – сказала Мари-Луиза, лежа в постели.
– Ангел, а не ребенок! – поддакнула мама с соседней кровати. – Уж не знаю, за что мне досталось такое сокровище!
От таких похвал Гретхен размякла и тоже прилегла. У нее болела голова, ей было как-то зябко, и в ногах ощущалась непривычная слабость. Она так устала, что даже не стала раздеваться и рухнула в чем была.
– Похоже, теперь и наше сокровище свалилось! – донесся как будто сквозь туман голос Мари-Луизы. Это было последнее, что услышала Гретхен, прежде чем провалилась в сон, мысленно дав себе команду проснуться ровно в четыре, чтобы успеть сходить в магазин и закупить продукты на выходные.
Проснулась она в семь. Голова все еще болела, но озноб прошел. Теперь, наоборот, ей было страшно жарко. Гретхен хотела было встать, но не смогла – ноги подкашивались. Кое-как ей все-таки удалось вылезти из постели.
– Вот засада! – пробормотала Гретхен и, слегка покачиваясь, мелкими шажками, как какая-нибудь модница на шпильках, двинулась в направлении гостиной.
Там ей открылась удивительная, ласкающая взор картина: мама сидела закутанная в одеяло в кресле-качалке и прихлебывала чай, Мари-Луиза обосновалась в «телевизорном» кресле с котом Зеппи на коленях, Магда и Пепи расположились на диване. Вся компания внимательно слушала Хинцеля, который, устроившись на краешке дивана, читал вслух «Сказку о Фридере и Катерлизхен»
[9].
– Как ты себя чувствуешь, сокровище мое? – спросила мама.
– У сокровища температура, по глазам видно! – сказала Мари-Луиза.
– Тихо вы! – прикрикнула Магда.