– Нет, я съел две! – не сдавался Гансик.
Папа побагровел. Ничего хорошего это не предвещало – у папы настроение менялось быстро.
– За кого ты меня держишь?! – взревел он. – Я их лично делал! И знаю, сколько их было! Шесть! – Для пущей убедительности папа показал на блюдо, на котором отпечаталось шесть липких кругляшков. – Вот, смотри! Раз, два, три, четыре, пять, шесть! – пересчитал их папа.
– А я съел только две! – упорствовал Гансик.
– Ты меня с ума сведешь! – папа шваркнул вилку с ножом на стол.
Гансик поднялся, взял свою тарелку и пошагал в кухню.
– Ну честное слово, я больше не брал! – жалобно проговорил он на ходу.
Папа посмотрел ему вслед и вздохнул. Потом он снова вооружился вилкой с ножом и принялся доедать свою клецку.
– Вот теперь у нас так все время! – пожаловался папа. – Ест, ест без конца и не признаётся! В понедельник после работы я купил целую палку салями, а во вторник вечером, когда захотел сделать себе бутерброд, смотрю – а колбасы-то уже и нет. Спрашиваю его, а он говорит, что никакой салями не видел! И глядит такими честными глазами, что я уже и сам засомневался. Подумал, вдруг я эту колбасу в магазине просто забыл. Пошел даже в багажнике пошарил, не закатилась ли. – Папа отложил вилку с ножом в сторону и принялся задумчиво теребить усы. – А в четверг звонит мне на работу эта Мюллер и сообщает, что больше не желает у нас убирать, потому что, дескать, одно дело убирать, когда у людей обычная грязь, а другое – когда у них авгиевы конюшни. Сказала, что нашла у Гансика под кроватью два хвостика от салями, кучу хлебных корок и восемь пустых банок из-под кока-колы!
Папа откинулся на стуле и посмотрел на Гретхен, как будто ожидая от нее какого-то объяснения всем этим странностям, а еще лучше – готового решения проблемы.
– А что, Мюллер действительно уволилась? – поинтересовалась Гретхен.
– Да нет, звонила, просто чтобы пожаловаться! – сказал папа и небрежно махнул рукой, давая понять, что эта сторона дела его совершенно не волнует. – Плевать мне на нее! Подумаешь, найду другую! А вот что с Гансиком делать – ума не приложу! Это ведь ненормально!
– Похоже, еда для него как наркотик, – предположила Гретхен. – Такая вот болезненная зависимость!
– Точно! – закивал папа. – У него и ломки бывают, если не получит своей дозы! – Папа наклонился к Гретхен и зашептал: – Знаешь, он может прийти из школы, взять банку с вареньем и всю съесть! Без ничего! Пришлось мне все варенье отправить в кладовку, а кладовку запереть на ключ. Глупо, конечно, с моей стороны, но ничего лучшего я не придумал.
– Ничего не глупо! – сказала Гретхен. – Я бы тоже на твоем месте так сделала!
Папа пододвинулся еще ближе и совсем понизил голос:
– Представляешь, он взломал кладовку! Стамеской!
– Да ты что?! – ахнула Гретхен.
– Да! – подтвердил папа.
– Невероятно! – воскликнула Гретхен.
Папа горестно вздохнул, но уже через секунду взял себя в руки, сделал веселое лицо и бодро проговорил громким голосом так, чтобы Гансик слышал:
– Ну что ж! Поели, теперь убираем со стола и пойдем приобщаться к культуре!
Гретхен собрала посуду и загрузила ее в посудомоечную машину. Папа снял фартук, раскатал рукава, повязал галстук и надел пиджак. Потом он подошел к дверям комнаты Гансика и постучал.
– Мы готовы! Все на выход! – прокричал он.
Гансик не отзывался. Тогда папа решил заглянуть в комнату, но дверь оказалась заперта изнутри.
Папа опять постучался и позвал Гансика, призывая его присоединиться к ним. Но и на это никакой реакции не последовало. Через какое-то время из комнаты донесся слабый голос:
– Я не пойду! Мне плохо!
– Ну что ты строишь из себя обиженного?! Хватит валять дурака! – начал уже выходить из себя папа.
Опять повисла пауза.
– Оставьте меня в покое! Не хочу никого видеть! – отозвался наконец Гансик.
– Не хочешь – как хочешь, – буркнул папа и добавил уже своим обычным голосом, обращаясь к Гретхен: – Ну ладно, тогда мы пойдем вдвоем.
Гретхен кивнула – она ничего не имела против такого плана.
После того как Гретхен с мамой и Магдой переехали к Мари-Луизе, папа завел себе новую машину – большой черный «ровер».
– А все-таки странно, – сказала Гретхен, пристегиваясь, – когда мы жили вместе, мы ездили в «мини», как селедки в бочке, а теперь, когда вы с Гансиком остались вдвоем, ты купил себе гигантскую тачку.
– На «мини» настаивала твоя мать, – отозвался папа. – Твоя мать соглашалась ездить только на экономичной машине и говорила, что ни за что не расстанется с этой консервной банкой, пока она не развалится!
– Что ты заладил: «твоя мать», «твоя мать»… – не без раздражения заметила Гретхен. – Звучит глупо!
– А как мне ее прикажешь называть? Моя жена? – язвительно спросил папа и громко посигналил водителю, который, по его мнению, нарушил правила на повороте.
– Можно обойтись просто именем – Элизабет! – буркнула Гретхен. – К тому же вы, кажется, пока не развелись Значит, она все еще твоя жена!
– Да, пока не развелись!..
– Ну а почему ты не отдал тогда «мини» маме? – спросила Гретхен.
– Потому что я не благотворительное общество! – ответил папа. – Достаточно того, что я взял на себя ее содержание на все время учебы. Еще не хватало платить ей за бензин, страховку и ремонт! Нет уж, дудки! Дай ей волю, она выпотрошит меня, как рождественского гуся!
– Не смей так говорить о маме! – возмутилась Гретхен.
– Ну извини, – процедил сквозь зубы папа.
Дальше они ехали молча и почти до самого Музея прикладного искусства, где проходила выставка китайских ковров, не проронили ни слова. Только когда папа стал искать место, где припарковаться, разговор как-то сам собой снова возобновился. Сначала папа немного повозмущался из-за отсутствия парковочных мест, потом поругал вредных полицейских, которые придираются ко всякому пустяку, и наконец спросил:
– Как ты думаешь, Гансику действительно стало плохо? Хотя, конечно… если так объедаться…
– Ничего ему не плохо! – перебила Гретхен. – Просто он договорился с Фройденталером встретиться в три часа. Я сама слышала. Случайно.
– Нет, ну это вообще уже ни в какие ворота! – взъярился папа. – Я положу этому конец! Вот увидишь! И вообще… Этот Фройденталер – такого поганца еще поискать надо! Отвратительный тип!
– Папа, смотри, вон дырка! – Гретхен показала на свободное место между двумя машинами у обочины, но папа проигнорировал ее и, поддав газу, рванул в сторону дома.
Гретхен уже сама пожалела о том, что выдала Гансика, сообщив папе о намеченной встрече. Она не думала, что отец так разойдется, и считала такую реакцию сильно преувеличенной. Папа же всю дорогу ругался без остановки: