– Читать! – скомандовал Пепи.
Гретхен опустилась на пол возле кресла-качалки и положила голову маме на колени.
– Читай дальше, Хинцель! – попросила Гретхен.
Мама погладила Гретхен по голове.
– «Ой, не могу больше дверь на спине держать!» – пропищала сидевшая на дереве вместе с мужем Катерлизхен голосом Хинцеля.
– «Не можешь – бросай вниз!» – пробасил сидевший на дереве вместе с женой Фридер голосом Хинцеля. – Бросила Катерлизхен дверь вниз, а разбойники испугались и убежали, оставив все свои пожитки. И горшок с золотом тоже.
Хинцель закрыл книгу.
– Чушь собачья! – пробурчала Магда. – Кто полезет на дерево с тяжеленной дверью на спине?!
– Но это же сказка. В сказках и не такое бывает! – с важным видом изрек Пепи.
– Сказки твои глупые! – ответила ему Магда.
– Сама ты глупая! – возмутился Пепи.
– А дверь была из пенопласта! Легкая! – примирительно сказал Хинцель.
– Да пенопласта тогда и в помине не было! – не дала себя сбить с толку Магда.
– В сказках все бывает! – возразил Хинцель.
– Нет, нет, нет! – заверещала Магда.
– Да, да, да! – закричал Пепи.
Слушать эти вопли и визги Гретхен было мучительно. Каждое слово отдавалось у нее в голове, как будто кто-то забивал молотком гвозди в череп. И свет больно резал глаза.
– Почему вы меня не разбудили? – спросила Гретхен маму. – Я же собиралась в магазин. Купить продуктов на выходные. Ведь завтра суббота. А когда я приду из школы, все уже будет закрыто!
– У тебя грипп! Какие магазины?! – ответила мама. – И в школу завтра я тебя не пущу. Хинцель уже всё купил. Так что не пропадем.
– Ну, тогда я пойду лягу, – сказала Гретхен и попыталась подняться с пола, но чуть не рухнула от слабости. Хинцель бросился ей помогать.
– Ой, Гретхен-конфеткин! – мягко проговорил он, поддерживая Гретхен. – Да ты вся горишь! Как печка на Рождество! Может, ей компресс на грудь поставить? – спросил он, обращаясь к маме. – Компресс хорошо сбивает температуру!
Мама с сомнением покачала головой, зато Мари-Луиза сразу поддержала эту идею, сказав, что натуральные компрессы в тысячу раз лучше всяких жаропонижающих таблеток. Она объяснила Хинцелю, где у нее лежат старые простыни, которые можно пустить на такое дело.
Гретхен терпеть не могла компрессы! Она хорошо знала это неприятное ощущение, когда ты горишь, а тебе прилепляют на грудь холоднющую мокрую тряпку!
– Нет, нет, нет! Ни за что! – решительно запротестовала она. – Не дам я себе делать компрессов! Ни за какие коврижки!
– Не валяй дурака! – строго сказал Хинцель.
Он отвел ее в комнату, сел на краешек кровати и потянулся к Гретхен, чтобы помочь ей раздеться.
Гретхен продолжала ныть:
– Не хочу, не буду! Не надо мне никаких компрессов, а то я умру!
– Руки вверх! – скомандовал Хинцель, намереваясь стянуть с Гретхен свитер.
– Нет, Хинцель! Правда! От компресса у меня инфаркт будет! Прошу тебя! – причитала Гретхен.
– Так, теперь давай попу поднимай! – продолжал распоряжаться Хинцель. Он ухватился за низ джинсов и стянул их одним движением. – Где у нас ночная рубашка? Или мы спим в костюме Евы, опрыскав себя «Шанель № 5»? – игриво спросил Хинцель.
Но Гретхен было не до шуток. Она покачала головой в знак того, что она спит без всяких рубашек и духами не опрыскивается. Хинцель ее мотания головой не понял и принялся искать по комнате рубашку. В какой-то момент он открыл створку шкафа. Там, на внутренней стороне дверцы, был приклеен лист А4 с фотографией Флориана Кальба. Хинцель внимательно изучил его колгейтовскую улыбку, кудри как из рекламы шампуня, нос ценителя дорогих ароматов и взгляд бесстрашного рекламного ковбоя, после чего пробормотал себе под нос «ну-ну!» и затворил дверцу.
У Гретхен не было сил ничего объяснять Хинцелю – она думала только о том, как спастись от проклятого компресса. В другой ситуации она просто рассказала бы ему все как есть. Габриэла смеха ради прилепила ей на шкаф эту картинку, сказав:
– У каждого заводского работяги в раздевалке, в шкафчике, висит какая-нибудь шикарная девица! Ты у нас тоже вкалываешь с утра до ночи, значит, и тебе положен журнальный красавец!
Сегодня Гретхен было не до объяснений. Она натянула одеяло до самого подбородка и перешла к решительной обороне.
– Если ты подойдешь ко мне с этим компрессом, Хинцель, я с тобой больше не буду разговаривать! Никогда! Понял? Я не шучу! – пригрозила она.
– Хинцель, брось! – крикнула мама из гостиной. – Наше сокровище терпеть не может грудных компрессов! С детства! Хоть режь ее – бесполезно!
Гретхен почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Она расплакалась. Уткнувшись в подушку, Гретхен тихонько всхлипывала, думая о том, как это, наверное, по-дурацки выглядит со стороны. Почему она плачет, она и сама не знала, хотя была уверена, что имеет полное право дать волю слезам.
Хинцель присел на корточки возле кровати.
– Гретхен-конфеткин, ну не хочешь грудной компресс, давай хотя бы уксусные обертывания на ноги сделаем! Или уксусные обертывания ты тоже не переносишь?
– Нет, на ноги – пожалуйста! – проговорила сквозь всхлипы Гретхен.
– Ну и отлично! – Хинцель легонько погладил ее по щеке. – Моя бабуля-баронесса утверждает, что уксусные обертывания ничуть не хуже!
Полчаса спустя довольная Гретхен уже лежала с обмотками на ногах – от уксуса по всей комнате распространился кисловатый запах. Хинцель сидел рядом.
– Вот не знал, что ты можешь быть такой капризной! – сказал он.
– Ничего я не капризная! – ответила Гретхен. – Просто эти грудные компрессы ассоциируются у меня с насилием. Вечно родители, не спрашивая, ставили мне компрессы, а я не могла воспротивиться. Возьмут, шлепнут на грудь ледяную тряпку и замотают, как куклу. Хоть криком кричи – бесполезно! Ты полностью в их власти!
Хинцель протянул Гретхен стакан с какой-то розовой жидкостью.
– На, выпей! – сказал он. – Тут все витамины, от «А» до «Я». И очень много витамина C!
Гретхен взяла стакан в руки и послушно все выпила. Напиток отдавал какой-то химией – так пахнут растворимые таблетки.
– А как ты у нас вообще оказался? – спросила Гретхен. Хинцель еще ни разу не заходил к ней домой. Если бы не затуманенная голова, Гретхен уже давно задала бы этот вопрос – неожиданное появление Хинцеля было все-таки событием.
– Соскучился без тебя, вот и пришел! – с улыбкой ответил Хинцель. – Просто ты целую неделю не появлялась в «Ваксельбергере», и я затосковал. «Ну что за жизнь?» – подумал я и позвонил тебе. А твоя мама сказала, что вы все разболелись, тогда я ноги в руки и к вам – решил, что, может, на что сгожусь.