Широкая кость - читать онлайн книгу. Автор: Лора Докрилл cтр.№ 30

И об этом следует помнить, если рассматривать вещи в перспективе, как я поступаю сейчас.

Когда мы были младше, то иногда после уроков ходили в детский клуб. Он, собственно, располагался в церкви, где стояли столики, стулья и стол для пинг-понга. Там были какие-то настольные игры и прочая дребедень, но считалось отстойным даже трогать детские игрушки, липкие от сопливых пальцев пятилетних малышей. Жесть. Малышня никогда не моет руки.

Еще там была небольшая витрина, скрытая щитом, который опускали в дневное время, потому что этот зал служил еще и кафешкой для пенсионеров. В витрине стояли маленькие плетеные корзинки с пакетиками сахара, кетчупом, красным соусом, соусом тартар и уксусом. Я никогда не ела там, но меня всегда интересовало, какова их еда на вкус. Обычно по углам сидели парочки и думали, что хорошо спрятались, чтобы целоваться и обжиматься через одежду.

Но я сидела одна и возилась с цветными лоскутками пушистого фетра – мастерила из них ферму или пляж, и при этом посасывала из пакетика соус тартар или уксус, как будто мороженое.

Вот такая я девчонка. Совсем не отвязная.

Уксус мне нравится больше, чем парни. Подарите мне, пожалуйста, футболку с этими словами. Потому что, похоже, мне требуется напоминание.

Потому что, похоже… Похоже… что один парень нравится мне больше, чем уксус.

Чувства не прошли сами собой. Я точно знаю, что влюблена в него. В Макса. Потому что надела ужасно мешковатую футболку. Это знак того, что я влипла. Другой знак – то, что мне СОВСЕМ не хочется уксуса. А футболка – первая попавшаяся просторная, бесформенная майка: на ней изображено туловище астронавта, и когда ее надеваешь, твоя голова становится головой этого астронавта. Да, вот до чего дошло. Еще я надела кошмарные старые леггинсы с леопардовым узором и разболтанные древние кроссовки. И ни грамма макияжа. Только так я пойму, нравлюсь ли я Максу.

Если я нравлюсь ему даже в таком виде, значит, наше чувство настоящее и наша романтическая влюбленность может начать свой путь к чему-то возвышенному, типа, э-э… к небесам. (Ненавижу каждое слово, которое сейчас произношу.)

Или я просто попытаюсь некоторое время изображать равнодушие и посмотрю, как себя вести дальше, исходя из его реакции.

Если не получится, как-нибудь переживу эту досадную помеху чувству собственного достоинства.

Ну и почему я ищу в графике имя Макса? Почему его нет на месте? Почему я прохожу мимо нагромождения пальто и свитеров, брошенных в гардеробе, в надежде почуять запах инжирного одеколона – вдруг какая-нибудь из этих одежек его, хотя на дворе разгар лета? Зачем я заставляю себя делать вид, что влюблена? Брось это. Нельзя опускаться до уровня глупой девчонки-фанатки. Ладно. Сделай что-нибудь полезное: сочини роман, запиши альбом, научись дайвингу, собственноручно собери часовой механизм, стань танцоркой калипсо. Да что угодно, лишь бы не тратить все свое время на то, чтобы закадрить какого-то там чувака. Тоска зеленая. О’кей? – О’кей.

Вот и ладушки.

Хватит.

Конец.

Завязываю.

Можно, конечно, подглядеть его номер телефона в списке контактов персонала.

Нет уж. Дурдом. Фиг вам.

Ненавижу его. Вот именно, ненавижу. Он мне даже ничуточки не нравится. Он даже не забавный. Досвидос. Покедова. Адиос, амиго.

О, интересно, как по-испански «Станешь моим парнем?»

Да хватит уже!

Охолони. Вот бы сейчас заснуть и проснуться, когда эта глупость будет позади.

На работе скучно. Алисия требует, чтобы все слушали гнусный плейлист под названием «Отдохни» вперемешку с «Воскресным утром». Эта музыка даже не успокаивает: записи из альбомов поп-звезд, которые невозможно слушать, если только их не исполняет какая-нибудь крутая группа с неожиданными ироническими примочками. Народу мало, потому что день солнечный и никому неохота поджаривать задницу в кофейне, когда можно гулять в парке. Забавно, что мы как элементарные частицы, заряжаемые солнечной энергией. Растения, не более того.

Народу нет, Марсель продает кофе навынос, а я, как говорит Алисия, «украшаю собой зал». А она, видите ли, беременна. Какого дьявола? Я должна мыть и сушить скатерти, вытирать пол и чистить холодильники – в целом я не против, потому что при этом могу воображать, как мы с Максом сбегаем в Японию, где едим тамошние вкусные пирожки и заходим в эти чудесные кафе, где свободно гуляют кошки, которых можно в любой момент погладить.

Холодильник в комнате для персонала гораздо интереснее, чем большие холодильники в зале. Мне нравится совать нос в старые коробки из-под ланча, смотреть, что глупые люди там оставляют, и по этим остаткам вычислять их характер. У нас работают еще двое сотрудников, которых я в глаза не видела, потому что мы всегда выходим в разные смены, но, возможно, скоро узнаю их получше. В данный момент я сужу о них по оставленному ими барахлу с метками: магазинный пакет, засунутый в глубину холодильника, а в нем только сморщенная груша, уже раскисшая. Корки от недоеденных сэндвичей. Контейнер в пятнах от апельсина. «Здоровые» салатики, купленные с лучшими намерениями, но отвергнутые в пользу еды из «Макдональдса». Из меток мне больше всего нравится надпись: «МОЕ! НЕ ЕСТЬ!» – сверхагрессивно накаляканная черным маркером, как будто здесь работает прожорливый зверь, который только и делает, что поедает ВСЕ домашние сэндвичи из чужих контейнеров…

Некоторые коробки уже завоняли, так что приходится их выбрасывать вместе с содержимым. Скисшее молоко, ломтики окаменевшего сыра в мохнатых синих точках, ломкие, как изношенные каблуки. Потемневшие фрукты, обрывки фольги, просевшие пакеты с остатками сока. Стенки холодильника облеплены метками, как обоями. Но хуже всего холодная паста. Паста, которая прилипает к вилке цементными комьями, склеивается и не пропускает соус.

От Макса ничего не осталось. Ни одной метки с надписью «МАКС». Как он посмел оставить мне этот таинственный бесследный след? Его что, не существует на свете? Он что, такой весь из себя, что, в отличие от нас, вообще не снисходит до ланча? Хочет ли он, чтобы я за ним бегала? Хотел бы он поехать в Японию, чтобы гладить кошек? Знает ли он, как это здорово, когда такая классная девчонка, как я, в него влюблена?

Теперь я понимаю, почему он назвал меня воображалой.

Стараясь не дышать, я лезу в глубь холодильника: сморщенные хвостики помидоров, раскисший виноград. Я вожу мокрой тряпкой там, куда могу достать, особо не напрягая руку. Я, конечно, люблю все делать хорошо, но не собираюсь вычищать этот холодильник так, как у себя дома.

У меня свербит нос, но я не хочу его чесать, чтобы все свеженькие микробы из холодильника не перелезли на мое чистое невинное личико: у меня не такие длинные ногти, чтобы можно было почесаться, не вступая с ними в прямой контакт. Это же не морозильник, где все вирусы вымерзают; здесь, в тепленьком, грязном холодильнике, они, поди, кишмя кишат.