Евпатий Коловрат. Последний герой Древней Руси - читать онлайн книгу. Автор: Александр Музафаров cтр.№ 48

И здесь весьма показательна судьба третьей части трилогии. Первоначально завершить цикл должен был роман «Александр Беспокойный и Золотая Орда», в котором рассказывалось об отношениях князя Александра Невского и хана Батыя. Впрочем, в прозвище Невский Ян своему герою отказывал: «Автор в заключительной повести эпопеи о нашествиях XIII века называл Александра Ярославича, князя Новгородского, “Беспокойным ”, ссылаясь на то, что князь был наречен “Невским” после его смерти, много позже, с его причислением русской православной церковью к “лику святых”». Центральным моментом сюжета нового романа должна была стать сцена визита русского князя к ордынскому хану. Противопоставление и диалог двух личностей — национального героя России и ее завоевателя. Но какими бы чертами ни наделял автор своих героев, исход встречи был бы один — подчинение русского князя Орде.

Этот роман так и не был издан. В годы Великой Отечественной войны в советской идеологии произошли значительные изменения. В условиях жесточайшей внешней агрессии большевики были вынуждены пойти на идеологические уступки русскому обществу ^[163]. В этих условиях издавать откровенно антирусский роман было невозможно. К тому же в ходе войны и после нее произошли заметные кадровые перестановки в идеологических органах советской системы, и защитники прежней линии могли лишиться своих постов.

В результате в 1948 году роман «Александр Беспокойный и Золотая Орда» был отвергнут издательством. Одновременно был репрессирован сын Василия Яна, архитектор, участник Великой Отечественной войны Михаил Васильевич Янчевецкий, проведший в сталинских лагерях более шести лет.

Писатель пытался переработать роман, часть которого была опубликована в виде повести «Юность полководца» — о детских и юношеских годах Александра Невского, но полностью выполнить свой замысел не сумел. Уже после его смерти незавершенная рукопись издается под названием «К последнему морю».

Но неужели все так просто? И написанный под диктовку советских идеологических органов русофобский роман стал настолько популярен в России? Ведь книги Василия Яна издают и печатают именно в России и в наши дни, когда никакого идеологического заказа на них нет и быть не может. И неужели такой человек, как Василий Григорьевич Янчевецкий, с его происхождением, образованием, жизненным путем мог написать простую советскую идеологическую литературу? Такой взгляд будет противоречить не только нашим представлениям о писателе, но и фактам — романы «Чингисхан» и «Батый» были написаны по инициативе автора и далеко не сразу прорвались к читателю. Значит, рассмотренный выше антирусский их смысл не является единственным и даже главным. Сам автор видел идею своих произведений в другом. В чем именно?

Если задаться вопросом, кто является главным героем всех книг трилогии, то ответ на него будет несколько неожиданным. Это не грозный Бату-хан и не суровый Субудай-багатур (Субэдэй), не прекрасная Юлдуз, а скромный человек, завернувшийся в серый изорванный плащ дервиша, — Факих Хаджи Рахим Аль Багдада, все достояние которого — книга да заостренная тростниковая палочка для письма. Нетрудно заметить в нем сходство с автором, своеобразный автопортрет на фоне эпохи. Как и автор, герой книги занимал некогда привилегированное положение в обществе и получил хорошее образование. Но утратил все и вынужден скрываться под чужим именем. Как и автор, видит своего брата брошенным в темницу. Как и автор, вынужден работать на тех, кто сокрушил все, что ему было дорого.

Этика Хаджи Рахима и других положительных героев произведений Яна может показаться, мягко говоря, странной стороннему наблюдателю. Возьмем, к примеру, первые главы романа «Батый». В хижину писателя стучится человек, говорящий, что принес привет от великого визиря Мавераннагра Махмуда-Ялвача — человека, перешедшего на службу к монголам и пользующегося их доверием. Для хозяина этого достаточно, чтобы дать гостю убежище. Утром появляется новый гость, передающий привет от Джелал ад-Дина — последнего хорезмшаха, отчаянно боровшегося с монголами. И это имя тоже располагает хозяина к гостю. То, что Джелаль ад-дин и Махмут Ялвач — смертельные враги, совершенно не смущает хозяина.

Через некоторое время Хаджи Рахим предстает пред очами грозного Субудай-багатура, и между ними происходит следующий диалог.

Субудай-багатур зажмурил глаз, отвернулся и некоторое время молчал. Затем снова повернулся к дервишу:

— Бату-хан полон страстных желаний, как пантера, которая видит вокруг себя сразу много диких коз и бросается то вправо, то влево. Возле него должен быть преданный, верный и осторожный советник, который будет предостерегать его и не побоится говорить ему правду.

— Я араб. Ложь считается у нас пороком.

Красивая фраза. Только читатель знает, что Хаджи Рахим не араб. Он уроженец Ургенча (это описано в повести «Чингисхан»), то есть он не просто врет в ответ на прямой вопрос монгола, но и врет с некоторым цинизмом.

Кому же доверяет герой? Только тем, кого знает лично. Только тем, с кем когда-то свела судьба, кто ему хоть чем-то обязан или кому обязан сам. Он несет в себе собственное понимание правды и доверяет его только листам бумаги. Он пишет книгу, на страницах которой вырастает картина гибели цивилизации под ударом новой силы. Не внешней силы, подобной стихии, а силы активной, направленной, осененной идеей. Силы, которой бесполезно сопротивляться.

У героя двойственное отношение к тем, кто сопротивляется монголам. С одной стороны, он сочувствует этой борьбе, но с другой — не видит для нее шансов на успех.

Он сотрудничает с завоевателями не ради хлеба и даже не ради собственной безопасности, а ради того, чтобы на бумаге изложить правду о происходящих вокруг событиях. Его книга не предназначена для современников, она скрыта для истории, для будущих поколений. И не факт, что ее кто-нибудь прочтет.

Исторический антураж тут служит лишь фоном для личной трагедии человека, пережившего гибель своей страны, своей цивилизации и вынужденного сотрудничать с ее поработителями. Автор хорошо понимал своего героя. И именно из реальности XX века перенесено в прошлое ощущение безнадежности. И русский раб, появляющийся в первой главах повести «Чингисхан», — еще не самое страшное. Куда страшнее герой, появляющийся в первых строках «Батыя».

Тот самый джигит, что принес Хаджи Рахиму привет от Джелал ад-Дина — Арапша. Ведь он тоже русский. И даже помнит об этом: «Вероятно, я из какой-либо северной страны: мордвинов, саксинов или урусов, — продолжал Арапша, — потому что эти рабы, особенно урусы, славятся своей силой. А меня Аллах наградил большой крепостью».

Автор идет дальше — он вводит в повествование мать Арапши — вдову Опалениху. И даже почти сводит их вместе — Опалениха становится пленницей Субудая, а Арапша — начальником личной охраны Батыя. Читатель ждет встречи матери и сына — и она не происходит. Читатель вправе ждать, что вид растерзанной земли предков как-то воздействует на сознание воина, заставит вспомнить о том, кто он на самом деле. Но «ружье» опять не стреляет. Арапша равнодушно проходит весь русский поход, увешивает своего коня украшениями, снятыми с убитого русского воеводы, и ничего не шевелится в его душе.