Черный Леопард, Рыжий Волк - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 82

– Куда народ подевался? – спросил я мальчишку, который и не подумал остановиться.

– Бинджингун.

– А?

– На маскараде, – бросил он, качая головой оттого, что приходилось говорить с таким придурком. Где он, я спрашивать не стал: мальчишка шел, потом поскакал, потом побежал на юг. Я шел на запад по улице, какая в любой другой день была бы запружена богатейшими мужчинами и женщинами Конгора. На месте не было никакого обозначения, кроме спирального символа Лала, позабытого бога небес, на дуновение слабее дыхания. И еще: четверо стражей, вооруженных мечом и копьем, – они даже не взглянули на меня, когда я проходил в двери. Было время, когда, войди я в такое помещение, так совсем бы с ума свихнулся. Зато теперь я мог отличить виверру от мускуса, от ладана, от мирры, от какой угодно их смеси, чего я с большей радостью не знал бы вовсе.

Торговцы благовониями.

Мужчина, старый и худой, у кого в обоих ушах по целому блюдцу болталось, следил за перегонным аппаратом из стекла над небольшим голубым пламенем. Мирра. Я чуял камедь. Перегонник старик изучал так, будто только что его увидел. У него за спиной кипели еще два перегонника, а поодаль трое мужчин запечатывали масла в глиняные кувшины и стеклянные флакончики, такие маленькие, что их можно было носить на шее как кулон. Заслышав мои шаги, старик поднял взгляд.

– Времени для Бинджингуна нет? – спросил я.

– Серебро на маскарадах не веселится, а золото отдыха не знает. Это твой маскарадный костюм?

– Нет, это занавеска. Я ищу мальчика.

Он изучал стекло над пламенем, в котором вверх курился парок, какой обращался в капли, что по трубке стекали в стоявшую рядом бутыль.

– Что-то похожее я в море видел, – сказал я.

– Что именно из этого ты видел?

– Моряки кипятили морскую воду. Когда пары поднимались вверх и попадали на кусок ткани, ткань выжимали и тем добывали питьевую воду.

– По виду не скажешь, что ты человек, много повидавший.

Я стянул капюшон. Он уставился на мой глаз уголком своего собственного. Забавно было бы, если б он меня за оборотня принял, льва, кто сожрал бы его прямо там.

– Я разыскиваю мальчика, – повторил я.

– Нудное это дело для мальчика.

– Нет, мальчика, кого купил один из твоих людей. Есть у тебя торговец, кто еще и серебро продает. Он ходил на рынки Миту. Три года назад это было.

Старик какое-то время смотрел на меня, брови его норовили наползти одна на другую.

– Еще до меня. Вон там, за мной, Ваким есть, он знает. Ваким!

Окликнутый оставил свое рабочее место, подошел ко мне, размотал скрывавшую лицо повязку и оказался совсем еще мальчишкой с глазами светлее кожи северянина. Он оглядел меня с ног до головы.

– Он спрашивает о том, кого убили на подходе к Миту, – сказал старик.

– Тебя одна из жен послала? Жен охранников? – спросил мальчишка.

– Нет.

– Здорово. А то они без конца приходят, визжат, выпрашивают денег, потому как их семейство потеряло кормильца.

– Торговец, кого убили, когда он товары в Миту вез, ты его помнишь?

– Я его помню. Я помню, потому как все остальные тут обоссались, когда предложили одному из нас сберечь караван. Вот я и сказал этим трусам: пустите меня, я пойду, посмотрю и сберегу серебро.

– Что ж ты увидел?

– Ты кто и зачем тебе нужно знать? По одежке не скажешь, что ты из Войска комендантского.

– Я не из комендантского Войска. Тут ищут мальца, кого одна женщина продала твоему купцу.

– Если он с купцом был, то малец мертв. Мертв, будто я раньше мертвых и не видел.

– Расскажи мне об этом.

– Я говорю про тело того купца. Все вокруг смертью провоняло – пол и стены, но зловонье шло от зверей, от забитых коров и коз. Тут странная штука одна. Наш купец, жена его, два сына, семь охранников – все мертвые, а никакой вони нет. Как передать вид тот странный – даже для богов? Семерых охранников раскидали по всей дороге, кожа на них была что кора дерева. Будто кровь, плоть, телесные жидкости, реки жизни – все было высосано. Даже цвет их – мертвенно-мертвенно-мертвенно-серый. А у купца сердце вырвали. И вот послушай. Мать и один сын – у них все тело сплошные дырки, будто кожа их была осиным гнездом, из которого мертвые букашки вываливались. Самого маленького мальчика мы нашли живым, только не долго он прожил. Внутри у него прямо реки были. То же самое у всех мужчин: где кровь течет, там молнии били, мальчик обратился в молнию-зомби, от него по комнате голубые вспышки разлетались.

– Что вы сделали?

– Ничего. А потом этот мальчишка как прыгнет да как схватит охранника, руку тому сломал и побежал в конец каравана, молниями из спины бил и знай себе бежал. Свалили его двумя копьями и семью стрелами, но даже тогда мальчишка не умер, пока охранник не вынул меч и не отрубил ему голову.

– Мальчишка тот, он пах чем-то?

– Дождем, какой того и гляди припустит.

Это тоже про Конгор. Все про него, до самого нашего отъезда.

Храм одному из высших божеств находился все там же, хотя теперь стоял темен и пуст с распахнутыми дверями, будто все еще надеялся, что кто-нибудь зайдет. Бронзовые украшения по крыше: питона, белую улитку, дятла – воры украли давным-давно. Только кому в Конгоре помнить о необходимости прорицателей, тем более на этой улице? И десяти шагов не понадобилось, чтобы от храма дойти до другого места.

– Заходи, красавчик, как, парень, у тебя стоит? Как мне разобрать, какая тебе по нраву, если на тебе какой-то бабушкин саван? – говорила она, пока мужчины за ее спиной зажигали факелы на стене.

По-прежнему ростом под притолоку, по-прежнему толстая от крокодильего мяса и каши угали ^[40]. По-прежнему высоко обматывает талию, сжимая груди до того, что они только что торчком не стоят, но оставляет открытыми мясистые плечи и спину. По-прежнему пахнет как дорогой фимиам, потому как у нас, девиц, должно быть хоть что-то, до чего другим девицам не дотянуться, говорила она мне всякий раз, когда я говорил ей, что она благоухает так, словно только что выкупалась в речке богини.

– А я могу сразу сказать, кого хочешь ты, мисс Уадада.

– Ой. Нет, свят-свят-свят. Мне по душе другой способ, когда твой здоровяк, Следопыт, просто встает и указывает на ту, какая тебе нравится. Не знаю, зачем тебе эта занавеска. Сочувствую всем оскорблениям, какими ты должен осыпать самого себя.

Мисс Уадада не любила, когда люди не были самими собой. Иллюзии – это для курящих опиум. Иллюзии оставлялись курившим опиум. Однажды она позволила оборотню в облике льва трахнуть одну из своих девиц, пока тот в припадке восторга не прихлопнул ее и челюсти на горле не сомкнул. Я сбросил свою занавеску на пол и отправился наверх с одной, что, по ее словам, была из земли Света с востока, что означало: какой-то дворянин снасильничал и оставил ее с ребенком, а сам вернулся к жене и любовницам. Девица оставила ребенка у мисс Уадада, которая любовалась его кожей и каждую неделю купала его в сливках с овечьим маслом, запрещала ему любую работу, чтоб мускулы оставались тонкими, щечки пухлыми, а бедра намного шире, чем талия. Мисс Уадада сделала его изысканнейшим из всех созданий, кто знал все самые лучшие истории обо всех самых худших людях, но предпочитал, чтоб каждую сказку из него вытрахивали да еще и платили за это лично ему сверх платы мисс Уадада за то, что был он лучшим псом-ищейкой сведений во всем Конгоре.