Черный Леопард, Рыжий Волк - читать онлайн книгу. Автор: Марлон Джеймс cтр.№ 132

– Как же я сочувствую тебе, Следопыт. В толпе ты, на мой взгляд, затерялся бы.

– Что?

Он указал на то, во что я был одет (в то же, что и он) и как много встретившихся мужчин и мальчиков носили то же самое: длинную тунику и плащ, застегнутый только у шеи. Зато лишь тех цветов, какие я уже видел – серые, черные и синие. Некоторые мужчины (все из тех, что постарше) прикрывали лысые головы красными или зелеными шапками, а талии повязывали красными или зелеными поясами. Немногие женщины миновали нас на телегах или в открытых повозках, некоторые были в длинных белых платьях с широкими рукавами наподобие крыльев, вырез сверху открывал полноту грудей, а голову укрывали повязки нескольких цветов, высившиеся, словно высокие башни.

– Никогда не видел тебя так одетым, – сказал Мосси.

Мимо ехала телега, какую тащили два ослика, в ней сидели старик с мальчиком. Они проехали до края, какой я смог разглядеть, потом пропали. По первости я подумал, не уехал ли старик на телеге к своей смерти. Но Мосси пояснил:

– Дорога идет в гору по спирали, ее то видно, то не видно с древа. Но в каком-то месте, если им понадобится покинуть цитадель, один из тех мостов, что нас поднял, должен будет их спустить.

– Всего одна ночь – и ты уже знаешь про все в Долинго.

– За одну ночь узнаешь много, когда тебе не до сна. Вроде такого. Долингонцы строят в вышине потому, что древнее пророчество гласит: настанет день, когда Великий потоп опять повторится, во что многие до сих пор верят. Один старик рассказал мне это, хотя, возможно, он и умом тронулся, бродя по улицам и не зная сна. Великий потоп, что поглотил все земли и даже Колдовские горы с безымянными горами за Конгором. Великий потоп погубил бродивших по земле животных-великанов. Знай: я побывал во многих землях, и одно, похоже, имело хождение повсюду – история этого самого Великого потопа, который уже случился, и еще одного, который когда-нибудь непременно окажется явью.

– Похоже, что имеет хождение во всех землях, так это вера в богов, до того мелких и завистливых, что они скорее готовы уничтожить все миры, чем позволить одному развиваться без них. Ты сказал, что нам надо поговорить.

– Да. – Он взял меня за руку и зашагал быстрее, заметив: – По-моему, нам следует исходить из того, что за нами наблюдают, если не следят.

Мы перешли мост и прошли под широкой башней с арочным проходом из синего камня высотой больше десяти человеческих ростов. Мы шагали и шагали, а рука его все так же сжимала мою руку.

– Детей нет, – сказал я.

– Что?

– Я совсем детей не видел. Ни единого прошлой ночью, но тогда подумал, это оттого, что ночь. Сейчас уже день вовсю, а я ни одного не видел.

– И что тебе не нравится?

– Ты хоть одного видел?

– Нет, но есть еще кое-что, о чем я должен тебе рассказать.

– И рабы. Долинго делает Долинго не колдовство. Где же рабы?

– Следопыт.

– Поначалу я думал, что слуги, что отскребали меня, рабы, но они, похоже мастера в своем умении, пусть и в умении драть спину и яйца драть.

– Следопыт, я…

– Только что-то не та…

– Етить всех богов, Следопыт!

– Что?

– Эта ночь прошла. Я был в покоях Королевы. Когда стража отвела тебя в твою комнату, меня отвели в мою только для того, чтобы отмыть, а потом повели обратно.

– С чего это она позвала тебя обратно?

– Долингонцы, Следопыт, народ очень откровенный. А она очень откровенная Королева. Не задавай вопросов там, где ответ тебе известен.

– Так мне ничего не известно.

– Меня отвезли обратно в ее покои в том же вагоне, в каком мы сюда прибыли. На этот раз меня сопровождали четыре стража. Я бы взялся за меч, но потом вспомнил, что оружие у нас забрали. Королева пожелала меня опять увидеть. Похоже, я ее озадачивал. Она по-прежнему считает мою кожу чудом, как и мои волосы с губами, какие, по ее словам, похожи на открытую рану. Она повелела мне возлечь с нею.

– Я тебя не спрашивал.

– Ты должен знать.

– Почему?

– Я не знаю! Не знаю, почему чувствую, что ты должен знать, раз уж это для тебя ничего не значит. Проклятье! И она была холодна, Следопыт. Не хочу сказать, что она сдерживалась или что никаких чувств не выказывала, даже удовольствия, только от нее холод исходил, кожа ее была холоднее северного ветра.

– Что она заставила тебя делать?

– И ты меня об этом-то спрашиваешь?

– А какого ж вопроса ты от меня ждал, префект, что ты при этом чувствовал? Есть множество женщин, кому я задал бы этот вопрос.

– Я не женщина.

– Само собой, нет. Женщине полагается смотреть на это как на дело естественное. Мужчина же, он на коленки падает и вопит в ужасе, мол, какое унижение.

– Как это у тебя вовсе нет друзей – для меня загадка, – произнес Мосси.

И пошел прочь. Пришлось вприпрыжку за ним пуститься, чтобы догнать.

– Ты к моему слуху обращался, а я тебе кулак выставил, – сказал я.

Он сделал еще несколько шагов, прежде чем остановился и обернулся:

– Принимаю твои извинения и в таком виде.

– Расскажи-ка мне все, – попросил я.

Мунгунга пробуждалась. Мужчины, одетые как старейшины, шли туда, куда старейшины ходят. Из посудин, какие не держали ничьи руки, в окна выбрасывались нечистоты прошлой ночи в желоба, выдолбленные в стволе дерева. Мужчины в длинных одеяниях и шапочках шли мимо на своих двоих с книгами и свитками, мужчины в плащах и штанах ехали мимо на подводах, какие тянули ослики и мулы без уздечек. Женщины толкали тележки, переполненные шелками, фруктами и безделушками. С опорных стен свешивались люди с красками, палками и кистями, возвращаясь к созданию фрески Королевы на стороне правого ответвления. Повсюду и невесть где стояла сладкая вонь цыплячьего жира, потрескивавшего над пламенем, и запекаемого в духовках хлеба. А еще, поскольку шум этот стоял повсеместно, он сделался новой тишиной: работа механизмов, треск тросов, толчки и гул больших вращающихся колес, – хотя глазу приложить все эти звуки было не к чему.

– Мне даже не позволили помыться самому, уверяли, что у Королевы тонкий нюх на мерзостную грязь и она бурю поднимает чиханием даже при намеке на нее. «Тогда, – сказал я, – обоняние, должно быть, вас подводит, раз вы не чуете вони у себя под мышками». Потом меня натерли благовонием, какое, по их словам, Королеве больше всего по душе, меня оно заставило поморщиться: запах напоминал навоз у корней растущих зерновых. У меня в волосах, в носу, ты не чуешь, несет ли все еще от меня?

– Нет.

– Утренние банщики содрали запах вместе с моей кожей и большей частью волос. Соголон была там, Следопыт.