— Зачем меня в обман ввёл? Зачем на каждом углу кричал, что пойдёшь Литву воевать, а сам на меня накинулся? Да ещё и зимой! Я не подготовился воевать, а ты подготовился! Шубы пошил своим воинам!
— Выпить хочешь? — спросил у хана великий князь. — Не хочешь, дело твоё. Времени у Меня нет, сам видишь, война идёт. Самое главное теперь для себя проси, и расстанемся. Проси!
На коленях остался стоять казанский хан, запричитал:
— Ради своего Бога, Ибан-князь, повели вятичам выйти из города. Ведь сотрут в пыль! Твой теперь город! Вели вятичам!
— Э-э-э, брат! — Великий князь прошёлся по шатру, остановился у третьей печки, где потеплее. — Я тебя совсем недавно миром просил: «Отдай город!» Ты не схотел. Сейчас же я попрошу вятичей: «Отдайте город!» А они не схотят. Ты же их знаешь: хвосты собаки!
В шатёр мимо хохочущих стрельцов князя ворвался тысяцкий от Крымского хана:
— Всё, великий князь! Мы отходим на Низ! Замёрзли, как тараканы! Всё! Наш хан уже ушёл!
— Довольный ушёл ваш хан?
— Совсем довольный. Он потом тебе большое письмо напишет, какой довольный. Только нам на дорожку подай чего-нибудь, а то дорога длинная...
— Выпить, что ли? — поразился великий князь.
— Нет! Нам выпить нельзя, вера не позволяет. Нам отдай вот его сына! — крымский тысяцкий носком сапога шевельнул рёбра казанского хана. — Да дочерей его. Нам хватит.
— Забирай!
По знаку великого Князя гридни распахнули на стороны оба полога шатра. Казань там, в трёх верстах, горела в окружении чёрных, давно сожжённых посадов.
Подъехал к шатру Шуйский, злой, разобиженный. Матерился крепко, поминая «абызов»:
— Казанскую казну успели ополовинить, великий князь, — зло ощерился Шуйский на казанского хана. — Позавчера ещё ушёл обоз по реке Керженец к Уралу. С обозом ушёл казначей ханский, мырза Кызылбек... кого ты — помнишь? — обласкал деревеньками Тютюри и Собакино... Будет искать помощи у Синей Орды.
— Ну-ну, — сказал великий князь. — Тёплую юрту он будет искать, а не помощи. Ну-ну.
Пожар в Казани потушили, казну искать не стали. Забрали только из города на Москву Казанского хана, да жену его, да русских купцов и пленников. Конечно, московские стрельцы да рейтары, да вятичи кое-что себе прибрали. Данило Щеня получил звание казанского воеводы и тут же набрал из вятских да нижегородских людей плотников да каменщиков. К лету обещал великому князю вернуть прежний жилой вид города и просил дозволения начать обносить его кирпичной стеной.
— Э-э-э! — запротестовал было Иван Васильевич, да потом махнул рукой. — Если внуку доведётся опять воевать Казань, он и кирпичную стену проломит. Внуки всегда такие — дедово наследие рушат! Делай!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Литвинство заполошилось, узнав о зимнем разгроме Казани. Выходило так, что оба московских перебежчика не врали, сообщая о готовности Москвы ударить по весне на Смоленск, Белгород, Чернигов и Полоцк. Да где же московиты столько войска наберут? И потом — весной войне не бывать: природа не даст! Грязь, леса и болота встанут против клятых москалей!
Пан Заболоцкий, каждую зиму живший в Италии или во французских тёплых пределах, теперь сидел злой и растрёпанный, в конце студёного декабря, в заледенелом Смоленске, ждал вестей от короля...
* * *
А короля Александра били словами польские и литовские шляхтичи, которых на чрезвычайный сейм собрал сам же король.
— Врут собаки! — орал прямо в лицо короля пан Замойский. — Одно дело москалям дойти зимой по Волге до Казани, а другое дело весной по суше до наших городов! Зимой бы дошли, конечно — оставив в снегах треть своих вояк помороженных, да треть в беглых. А по весне? Какой дурак по весне тронется из Москвы в нашу сторону?! Волки из Брянска по весне к нам не ходят, а тут — войска! Утопнут в грязи и в болотах все!
Король Александр собрал сейм в канун Нового года не по прихоти своей, а по двум письмам. Первое письмо он получил от Папы Римского, тоже теперь Александра, только Седьмого, в котором тот свирепо требовал перекрестить в католичество жену, московскую великую княжну Елену, иначе так королю с нею супружеских отношений не иметь!
А вот письмо от тестюшки родного, на сейме надо бы зачитать. Пока вон там, в углу, драка не началась.
— Паны добродни! — наконец поднялся со своего кресла король Александр. — Извольте создать тишину. Великий князь Московский пишет ко мне и к вам!
Экая сразу тишина!
— «Ты мне давал клятвенное обещание, что в городе Боровичи, каковой ты дал в кормление моей дочери Елене, в ейном замке, будет за три месяца после вашей свадьбы, поставлена домовая православная церковь. В Боровичи мою дочь уже половину года как не пускают, ни камня, ни дерева на строительство церкви не дают. Я понимаю, дорогой зять, что тебе от короля Казимира досталось худое наследство, казна твоя пуста и люди твои обхудели животом и деньгами. Посему я приду тебе на помощь по родственному разумению. Люди мои по весне привезут тебе и лес, и камень, и железо, и потребный инструмент. Вестимо, что по весне между нашими государствами дорог нет; и станешь писать мне ответно, чтобы я не спешил, а привёз бы летом всё требуемое. Только вера наша православная не велит ждать. Да и слово ты мне насчёт церкви давал не как вор и холоп твой пан Заболоцкий, а как есть — король, пусть и выборный. Я как тесть слово твоё удержу на должной высоте. Посему направляю к тебе своих людей с хозяйственными припасами для строительства храма через четыре дороги: Белгород, Чернигов, Смоленск, и через Полоцк. Какой-нибудь обоз, да дойдёт в нынешнее неуёмное на погоду время. Встречай их вежливо, отказа им не чини... Православный храм — не повод для драки...»
Дочитать письмо король Александр не успел.
— А-а-а! — заорал пан Замойский. — Через Чернигов на нас пойдут! Подбираются к Киеву? К матери городов русских? Мы им покажем мать!..
— Дурак. Ох и дурак, — сказал ближним шляхтичам король Александр. — Ведь половина из вас завтра же побежит к моей супруге, к Елене Московской, да и доложит, как вы тут её самое да отца её хаяли. А она баба русская, ответить сумеет...
— Долой короля! — уже орал пан Замойский. — Панове! Ратуйте! Выбьем из Литвы и короля этого, и жену его, московитку!
Пану Замойскому тут же не шутейно досталось по голове булавой. Пристава на сейме носили булавы не для красоты звания...
* * *
Получив в канун католического Рождества от короля Александра короткую бумагу, пан Заболоцкий велел выпустить из подвала московского гонца, да дьяка-пьяницу именем Варнаварец. Их донос о весеннем военном походе на Польшу и Литвинщину подтвердил своим письмом сам великий князь Московский. Пусть доносчики идут, куда похотят.
Сам пан Заболоцкий, направляясь каретным обозом в сторону Австрии, вычислял, сколько же войска и у кого теперь просить, каким государям кланяться, чтобы прикрыть польско-литвинское государство от весеннего похода русских. Размахнулся великий князь Московский. Сразу ему подай и Киев, и Смоленск и Белгород, и, может, и Краков ему подай! По направлениям, объявленным Иваном Третьим, ясно видно, куда будут нацелены удары русских полков...