Янтарная сакма - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Дегтярев cтр.№ 27

Теперь вот большой полк повелением великого князя так и остался стоять между Псковом и Великим Новгородом. Сторожевые полки левой и правой руки развели широко в стороны. Полк левой руки неожиданно ушёл к самой литвинской границе, аж под городок Себеж, а полк правой руки встал у Старой Русы. Что значило для новгородцев оборону, а не нападение. Но вот зачем засадный полк великий князь погнал встать не на позадках, как обычно, а поперёд большого полка, в двух переходах от Великого Новгорода? Зачем на Ильмень-озеро ушли сибирские татары?

В Переговорной палате опять густо заговорили. Литвины расшумелись так, что стали стучать сапогами.

Иван Юрьевич Патрикеев припал глазом к смотровой щели секретного чулана. Пусть постучат. Договор у него с литвинами был тайный, что если станут стучать сапогами об пол, то он немедля появится в переговорной палате, помогать литвинам... Подождут. Не свадьбу справляют...

Чего это его тревожило посейчас? А! Засадный полк великий князь велел отвести почти к самому Великому Новгороду.

Вот сие есть загадка. Расположение засадного полка подскажет новгородцам, что великий князь, их... прикрывает! От кого прикрывает? Получается, что прикрывает от... Москвы?!

А командует нынче засадным полком вон тот малородный выскочка, Данило Щеня! А ведь этого выскочку надо бы прикончить, ась?

* * *

Об этом позавчера ещё думали пять высокородных бояр во главе с ним, с Иваном Юрьевичем Патрикеевым, укрывшись в монастыре на Тихвинке, у Зосимы — митрополита Московского и всех земель. Он, Патрикеев, да великие бояре Ряполовский, Стрешнев, Бельский — сын Иуды, Собакин, да Михайло Воротынский — вот кто правил Русью! А не «Божьей милостью государь всея Руси».

— Пора бы начать надвижение новых уставов на Москву, — темно сказал тогда боярин Ряполовский. — Пора ведь? И Марфа-посадница того ждёт, и силы, за ней стоящие... Их бесить не надо.

— Митрополит Зосима должен прийти, он скажет, — так же смутно ответил воевода Собакин и поморщился. У него вдруг стали открываться старые раны на спине, он их двадцать лет назад получил, когда бежал от стен Казани. Собакин положил нынче тайком большой вклад в Тихвинский монастырь и по весне будет в него перебираться с полным постригом, на покой.

— Не надо бы поспешать, — с одышкой выдал свою мысль боярин Стрешнев. — Своего мы добились. Дмитрий, сын Ленки, молдаванской сучки, уже ходит в великих князьях и громогласится на площадях тоже как «государь всея Руси»... На той стороне просят нас пока руками не рыпать и копытами не бить... — Стрешнев имел способность говорить с насмешкой.

— Меня, бояре... — вдруг совсем строго, как командовал, произнёс тогда Иван Юрьевич Патрикеев, — весьма заботит, что на половине Руси уже звучит по храмам и монастырям иная молитва, заместо «Отче наш». Там изменен уже канон моления и Великий пост не блюдётся в полную силу. Так только, словесами постятся. И порядок церковных праздников изменен. А государю нашему — хоть бы хучь! Ведь о том ему доклады, поди, несут, тот же игумен Волоцкий целую тетрадь бумаги извёл противу нововеры. А...

— Погоди, — перебил его Бельский-сын. — Тут я вот что скажу. Иван-князь назвал это тихое изменение в уставах «ересью жидовствующей» и велел ту ересь остановить. Но как остановишь то, что народом приемлется? Иван-князь, видать, понял, что если пошёл один раз у нас на поводу, огласил наследником своего внука Дмитрия, то далее ему сопротивления иметь не следует. Даже в поправке в вероисповедании... Сомнут.

— Да не сомнут, — выдохнул боярин Стрешнев. — Отравят или убьют.

— Что ж, Иван-князь неделю назад об том говорил, — вскинулся тут старик Ряполовский. — На сороковинах по сыну высказал мне душевную правду. О князе Иване Лукомском да о Матвее Поляке, толмаче литвинском, говорил...

Сидящие тогда как-то осели плечами. А он, Иван Юрьевич Патрикеев, вдруг почуял, как онемели почки, а потом погорячели, и из них вот-вот прыснет через уд моча.

Князь Иван Лукомский, перебежчик в Литву, да литвинский толмач Матвей Поляк два года тому назад, по заказу ещё живого польского короля Казимира, добровольно согласились отравить Ивана Третьего. Их тогда поймали, пытали русским обычаем и казнили площадно и страшно. А по уговорённой затее, после отравления великого князя Московского, на престол сел бы его младший брат, Юрий Васильевич. Ну, тот сердцем слаб, душою неширок — посидел бы на престоле до семилетия юного Дмитрия, сына Ленки-молдаванки и... тоже бы помре. А Софью, вторую жену Ивана, подлую толстуху византийского рода, да ребенков её, сгноили бы в дальнем монастыре... Впрочем, Иван-князь и сам сообразил упечь Софью в монастырь.

Надо бы кончать напрочь с этим великим князем, с Иваном Третьим. Много на себя власти берёт... Эх, отравили бы его тогда! Хороша была задумка, да у недоумка.

— Говори быстрее, чего тебе сказал князь Иван?! — крикнул тогда Патрикеев на боярина Стрешнева.

— Сказал мне великий князь Московский Иван Васильевич, что знает, когда умрёт и как.

Иван Юрьевич Патрикеев на те слова плюнул, выругался матерно и поспешил вон из кельи, в нужной чулан. А в дверях столкнулся с митрополитом Зосимой. Зосима имел лик бледный, прошипел только:

— Гонец к нам, тайный, из Новгорода. В монастырях Новгородской земли велено великим князем Московским вести перепись насельников. Поимённую...

Боярин Стрешнев, услышав такую весть, хохотнул:

— Иван-князь погодно ведёт такую перепись. По всей земле. Ловит, кто скрывается от подушной подати да от воинского служения. Чего тут опасного?

— То тут опасное, что Господин Великий Новгород, со времён Батыевой переписи при Александре Невском, не давал разрешения вносить в список монахов! — Зосима вытер лоб большим рушником, по концам которого вязаны были кружевной работой четырёхконечные кресты.

— Времена нонче не Батыевы! Много хуже! — откликнулся на то боярин Стрешнев.

— Это точно! — Патрикеев вернулся из нужного чулана. — Нонче времена совсем самодержавные. Гибельные!

Ивана Юрьевича Патрикеева за последнее время совсем избесили его сотоварищи по великому заговору противу Ивана-князя. Только и знают, что в словах увёртываться! А ведь когда надумали ломать власть на Москве и в её пределах, все говорили ладно и прямо.

Ясно, как божий день, куда вёл своё володение Иван-князь. В свою единоличную сторону. С боярами перестал совет держать, второй раз женился на иноземной принцессе, хоть и с православным уклоном веры. Послов засылает не по обычаю. Вон недавно послал аж к императору Максимилиану. Испания, она за тридевять земель, да за тридесять рек. Воевать её, что ли? Царём всея Руси хотел себя повенчать, под невиданную со времён династии Сасанидов имперскую корону Ас Сур Бани Баалов! И ведь повенчал! Сам себя повенчал на царство! В Успенском соборе, гад этакий. Великие бояре на то венчание не пошли всем кланом! И отписали окружным иноземным государям, что того венчания не приемлют дабы иноземцы его тоже не принимали. Так почто же нынче великие бояре и митрополит трусят?