Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции - читать онлайн книгу. Автор: Иван Лучицкий cтр.№ 156

Положение Данвиля было пущено на голоса, и большинство высказалось в его пользу. Чтобы успокоить меньшинство, заявившее, что оно не получало полномочий по этому делу, собрание постановило дать членам меньшинства письма, снимающие с них ответственность за принятое решение ^[1689]. В то же время оно отправило к Данвилю Клозонна и Сен-Ромена для переговоров с ним.

Переговоры привели к удовлетворительному результату: Данвиль дал торжественное обещание выполнить все условия, предложенные ему собранием. Он обязал разрешить гугенотам совершать богослужение во всех подвластных ему городах и не дозволять католикам совершать своего богослужения в городах гугенотских; советоваться во всех важных делах и особенно финансовых с особым комитетом, состоящим из шести или восьми лиц; обещал не назначать своею властью членов совета, так же как и генерального контролера и сборщика податей, а принимать тех, которые будут избраны Штатами; соглашался передать гугенотам несколько городов (bonnes villes) в виде залога и не производить собственностью властью никаких реформ в городах, занятых гугенотами ^[1690]. В вознаграждение за это Данвиль был провозглашен губернатором и наместником короля в Лангедоке и обязан был заботиться о сохранении государства и короны в отсутствие принца Конде. Собрание обязало военачальников, капитанов, солдат и чиновников, исповедующих кальвинистскую религию, оказывать полное повиновение всем приказам нового вождя (chef). Кроме того, ему назначили особенное жалованье и дали отряд телохранителей ^[1691].

Союз гугенотов с партиею политиков и Данвилем стал теперь фактом, и правительство увидело, какую ошибку совершило оно, допустив возможность образования этого союза, ускорив его. Екатерина Медичи пыталась разрушить этот союз, но ее усилия оказались бесплодными. Письмо маршала Монморанси, написанное им из Бастилии к брату, письмо, в котором он умолял Данвиля бросить начатое дело, так как оно будет стоить жизни и ему, и маршалу Косе ^[1692], не произвели никакого впечатления на Данвиля, не заставили разорвать заключенный им с гугенотами союз; он знал цену подобным письмам, был уверен, что они написаны под диктовку самого правительства ^[1693].

Заявления послов, посланных из Рошели и западных областей еще в июне месяце, речь Попелиньера ^[1694] в пользу мэра не заставили собрание изменить свое решение, и Екатерина Медичи, приказавшая освободить этих послов, захваченных в плен во время переезда в Милло ^[1695], рассчитывавшая на их влияние, ошиблась в расчетах. Собрание отвергло предложения послов и вотировало манифест об объявлении войны. 9 августа оно выпустило заявление о причинных, заставивших гугенотов взяться за оружие. «Мы беремся за оружие не с целью возбудить смуты и волнение в государстве, а с целью сохранения нашей жизни и нашего имущества, сохранения свободы совести». И они объявляли, что не положат оружия, пока не будет произведена реформа в государстве, пока не будут созваны Генеральные штаты, на которых должны быть рассмотрены вопросы, касающиеся всех тех жестокостей, которые вытерпели гугеноты благодаря господству дурных советников ^[1696]. В тоже время оно отправило в Рошель послание с извещением о принятых решениях, с просьбою не отделять своих интересов от общего дела ^[1697].

Изданием манифеста собрание завершило свои работы. Заседания закрылись, собрание разошлось, и во всем Лангедоке, как и вообще на юге борьба разгорелась с новою силою, и в руки гугенотов попадала одна крепость за другою ^[1698].

А между тем в области Пуату и соседних с нею, с которыми так недавно Екатерина Медичи заключила перемирие, начались вновь военные действия.

И здесь, как и во всех других случаях, само правительство побудило жителей взяться за оружие.

Перемирие, заключенное в Тере, не только не ослабило тех волнений, ареною которых была Рошель, а, напротив, еще более усилило их. Разлад и споры, с одной стороны, между теми, кто настаивал на заключении мира и поддерживал правительство, и теми, кто видел в этом перемирии ловушку, а с другой стороны, между партиею, враждебно относившеюся к знати, и дворянами, усиливалось все более и более. Похвалы, которые расточала партия монархистов двору, возбуждали сильное раздражение в защитниках войны во что бы то ни стало и заставляли их еще с большею горячностью протестовать против перемирия. «Теперь не время слагать оружия, — кричали они, — не время выслушивать предложения о мире, так как тот мир, в котором чувствуется надобность, может быть лишь результатом успешной войны. Конвенция в Тере дает только мнимые выгоды; ее продолжительность находится в полной зависимости от интересов двора, а условия ее послужат только покрывалом для подготовления втайне новых ударов, направленных против конфедерации» ^[1699].

При таком настроении умов малейший неосторожный шаг со стороны правительства мог повлечь за собою сильный взрыв негодования, мог возбудить вновь восстание, которое удалось прекратить лишь с большим трудом. А правительство сделало такой шаг, и как-то уже раз было, его вызвала партия монархистов. Новый мэр Тексье (Texier), заместивший Жака Анри, вошел в сношения с агентами регентши с целью сдать город в руки правительства и ввести в него ночью королевский гарнизон. Он мог вести дело заговора с большою надеждою на успех: его радикальный образ мыслей и радикальные речи побудили жителей Рошели избрать его мэром; они видели в нем энергического защитника вольностей города. Ни малейшее подозрение не могло, поэтому, возникнуть в умах рошельцев. Тексье воспользовался всеми выгодами своего положения. Он снял слепок с ключей от городских ворот и отправил его в Ниор к коменданту крепости, католику и роялисту. Но на дороге в Ниор посланный был схвачен и привезен в Рошель: один из сообщников Тексье выдал своего товарища. Страшное волнение началось в городе, и партия, стоявшая за войну, торжествовала победу: все ее предсказания сбылись. К мэру была приставлена стража, обязанная следить за всеми его действиями. Его уверениям, что цель его заключалась в том, чтобы привлечь обманом католиков к Рошели и затем истребить их, не поверил никто ^[1700]. Новые посольства и в Рошель, и к Лану, присылаемые регентшею, подкрепляли недоверие жителей Рошели, а тот факт, что Лану предлагали от имени регентши деньги, чтобы отвлечь от союза с Рошелью ^[1701], еще более увеличивал подозрительность, усиливал волнения.