Собиратель рая - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Чижов cтр.№ 29

– Где он, твой открытый подъезд? – спросил Кирилл. – Далеко еще?

– Да здесь он, здесь, куда ему деться? Сейчас пустырь будет, за ним сразу дом.

– Ты уверен?

Валера нехорошо посмотрел искоса:

– Ох, не зли ты меня… Не видишь, я и так сейчас дерганый.

Зачем я с ним связался, с досадой подумал Кирилл. Теперь так просто не отделаешься. А если этот подъезд окажется закрытым, что тогда? Куда дальше этого бугая тащить?

– Понимаешь, я мать ищу. У меня мать пропала. Ушла гулять и пропала. Давно уже должна была вернуться, а ее всё нет. Здесь где-то поблизости бродит. У нее с памятью беда.

– Это плохо, мать нельзя терять, – с угрюмой назидательностью сказал Валера. – Мать – самый главный человек. Все бабы тебя предадут, сдадут с потрохами, как моя, одна мать никогда тебя не предаст. Ты ее найди. Обязательно найди.

– Вот я и пошел искать. А вместо этого с другом твоим вожусь…

– Ладно, тут всего ничего осталось. Берем Витька, и пошли.

Мимо пустыря тащились почти бесконечно, хотя, наверное, это только казалось так от тяжести ноши. Пустырь растворялся в мутной белесой мгле, не просвеченной ни одним фонарем, не имеющей конца и края. Изредка в ней возникало кренящееся на ветру дерево или дрожащий куст. Московская окраина, казалось, граничила здесь с Сибирью, с тайгой или тундрой, уходящей в бесконечность севера, где люди пропадают навсегда и никогда не возвращаются, напрасно даже пытаться искать их следы или останки.

Подъезд был открыт, Витька свалили под лестницу; когда Кирилл поставил рядом с ним его сумку, снова что-то звякнуло, и, заглянув в нее, Валера извлек бутылку водки.

– А Витёк-то парень не промах! Запасливый. Прихватил с собой, не поленился. Будешь?

Кирилл хотел было отказаться: пока тащили Витька, он согрелся и даже вспотел, но тут в открытую дверь подъезда ворвался со снегом порыв ледяного ветра, Кирилл выглянул наружу и увидел, что там уже настоящая метель.

– Давай.

Валера открыл бутылку и приложился первым, запрокинув голову, – на худой шее заходил вверх-вниз кадык. Оторвался, передохнул, вытер губы, протянул бутылку Кириллу:

– Жаль, закусить нечем.

– Да она и так легко идет. Эй, эй, не увлекайся, мне-то оставь.

Водка и правда сперва пилась как вода, Кирилл не почувствовал обычного ожога, только тепло, разлившееся в животе, и заслякоченный подъезд с искорябанными надписями синими стенами показался уютным, подвернувшимся специально, чтобы он мог передохнуть и обогреться. Где-то наверху было, видимо, не закрыто окно, и подъезд с первого до последнего этажа полнился гулом и свистом ветра, из лифтовой шахты доносились тягучие стоны и жуткие завывания, но всё равно здесь было лучше, чем на улице. Уходить уже не хотелось. Когда, заворочавшись, захрапел под лестницей Витёк, его храп прозвучал совсем по-домашнему. Валера, выбрав место почище, сел на лестницу, притулился к стене, предложил Кириллу:

– Что ты там мнешься? Садись.

– Мне идти надо, мать искать.

– Допьем, и пойдешь, кто тебя держит? Мать найти нужно, без нее никак… Никому нельзя верить, только матери! Все обманут, все тебя предадут, кроме нее. На меня жена, представляешь, заяву в отделение положила, что убить ее грозился! Я ее еще пальцем не тронул, а она сразу заяву! Что я ей сделал? Грызет меня и грызет, прямо зубами нервы перепиливает. А чуть на нее цыкнешь, сразу к ментам бежит. Что за человек?!

Его маленький рот брезгливо скривился, глаза после каждого глотка из бутылки делались всё водянистее, всё более потерянно блуждали вокруг, точно не находили ничего, на чем могли бы остановиться без отвращения.

– Да сядь ты, не стой над душой!

Кирилл сел рядом, и Валера уперся плечом ему в плечо, положил руку на колено и крепко стиснул – он как бы устанавливал этим прямой надежный контакт помимо слов, которым не доверял.

– Вот ты мне скажи, как по-твоему, менты, они должны быть? Я сейчас не о себе. Меня обидели – ладно, я свой срок отмотал. Я в высшем смысле… в смысле целого, то есть вообще всего… должны они быть, как ты считаешь?

Мысль о целом, распиравшая Валеру, была так масштабна, что не вмещалась в слова, и он пытался изобразить “вообще всё” жестами, ощупывая перед собой корявыми коричневыми пальцами со сбитыми, вероятно, о чьи-то зубы костяшками незримую сферу.

– Ведь без них же никак, да? Мы же без них друг дружке глотки перегрызем, правда?

– Похоже на то…

– Вот и я так думаю… А всё равно не-на-ви-жу… Видеть их не могу. Как встречу, сразу на другую сторону перехожу. Зло у меня на них. Понимаю, что в высшем смысле без них нельзя, а попадись мне один на один – убью…

Последнее слово было произнесено сдавленно-тихо, но, будто в ответ, в каменной высоте подъезда с удвоенной силой взвыло и заскулило, словно кому-то там что-то прищемили, и длинным утробным стоном отозвалась шахта лифта. Распахнулась входная дверь, и в облаке снежного дыма вошел закутанный в шарф полный мужчина в пальто. Опасливо покосился на сидящих на лестнице, обойдя их, прошел к лифту.

– А ты как думаешь, – обратился к нему Валера, – можно человеку человека убить? Если иначе с ним не получается? Если по-другому он не понимает?

– Не знаю… – Мужчина обернулся, и над закрывавшим большую часть лица шарфом блеснули в тусклом свете очки. – Всякое бывает… – Пожал плечами и пробормотал в шарф: – Лучше, наверное, все-таки не стоит…

Валера разочарованно махнул рукой, точно ожидал услышать совсем другое. Подошел лифт, и мужчина торопливо втиснулся в него, не дождавшись, пока двери полностью откроются.

Когда он уехал, Валера сказал:

– Я знаю: нельзя. Грех. Но что же с ней делать, если она у меня всю кровь выпила?! А без нее тоже паршиво: тоска гложет. Вторую неделю пью, всё зря. Эх, вломить бы кому-нибудь от всей души, сразу полегчало б. В нормальной драке человеком себя чувствуешь, а так… тьфу! – Он сплюнул на ступеньки.

Валера был худ, невысок и немолод, лет, наверное, под сорок, в общем, совсем не походил на тех набитых мускулами ухарей, для кого драка – развлечение, но такая корежила его не находящая выхода ярость, что было ясно: тому, кто схлестнется с ним, не поздоровится.

– Ты, может, тоже по зоне скучаешь? – спросил Кирилл.

– А кто еще скучает?

– Да есть у меня один знакомый. На блошинке торгует. Он зону, где сидел, даже во сне видит. Что ни ночь, говорит, снится. Даже обратно хочет, только здоровье не позволяет. – Валера задумался, основательно приложился к бутылке. – В смысле целого зоны, конечно, должны быть…

Очевидно, любое явление представало ему “в смысле целого”, требуя обдумывания “в высшем смысле”, поэтому и ярость его, минуя находившееся под рукой, в частности Кирилла, была направлена на мир в целом, на никчемное устройство мироздания. Но нельзя было, конечно, поручиться, что он не захочет вдруг обратить ее на то, что поближе. Для этого достаточно было неверной интонации, одного неудачного слова.