– Я же говорю, для украинцев главное – сэкономить, а как – совершенно не важно!.. – повторил капитан Соболев. – А работа машинистом на таких «атомных локомотивах» является чуть ли ни единственной легальной и высокооплачиваемой работой. Это вы еще не видели «атомные бронепоезда» боевых отрядов бандеровцев! Но это дальше – в Карпатах. Россия этих монстров к своим границам не подпускает, а вот на «кордоне» с Польшей они не только курсируют, но иногда и устраивают вооруженные провокации.
Между тем «атомный паровоз», или, как он назывался по-украински, «паротяг», прогрохотал по рельсам, таща за собой вереницу тяжело груженных полувагонов с углем. Локомотив дребезжал и надрывался, клубы радиоактивного пара вырывались из-под колес. Доктор Лена рассказывала, как в Сибири и на Крайнем Севере мчатся по специальным цельносварным рельсам русские атомные локомотивы-турбовозы, разрезая мощными прожекторами морозный сумрак суровой ночи. А вот на Украине все дело в том, что для рейсов «атомных паротягов» использовалась обычная, да к тому же – еще и порядком изношенная колея. Все это следствие «эффективного менеджмента», который активно внедряли поляки, прибалты и прочие руководители «Укрзализныци». Так по-украински называется национальная компания по железнодорожным перевозкам.
При этом от вибрации и частых жестких ударов сцепок неизбежно разбалтывались соединения трубопроводов с радиоактивной водой первого контура атомного реактора. Нарушалась герметичность, что приводило к постоянным утечкам радиоактивного пара и воды. Электрическая система постоянно коротила, от чего происходили частые срабатывания аварийной защиты. Атомный реактор от этого просто «вырубался». Но украинские машинисты решили проблему, что называется, «в национальном стиле» – систему аварийной защиты попросту отключали, соединяя электрические цепи напрямую, без предохранителей. Получался эдакий «железнодорожный Чернобыль», бахнет не бахнет, авось доедем!..
Кстати, работа машиниста «атомного паротяга» хоть и считалась высокооплачиваемой, но, по сути, это был билет в один конец. «Тяни лямку – пока не выроют ямку!» Постоянный повышенный радиационный фон вместе с ужасным уровнем медицины на территории Украины очень быстро приводили машинистов таких локомотивов к мучительной смерти от лейкемии или от различных злокачественных опухолей. Но на место одних живых мертвецов приходили другие отчаявшиеся найти нормальную работу. Так что в данном случае кадровый вопрос решался естественным отбором – в прямом соответствии с теорией так называемого социал-дарвинизма. Это учение стало официальной политикой продажных киевских властей после страшной и кровавой зимы 2014 года.
Парадокс «незалежной и достойной» Украины нового времени: чтобы элементарно согреть такие города, как Киев, Днепропетровск, Запорожье, приходилось возить купленный за валюту у ДНР уголь из Донбасса на атомных поездах! Было заметно, что, даже несмотря на атомную тягу, локомотив с трудом тащит длиннющий и явно перегруженный состав с углем. К тому же радиоактивный пар оседал на самом угле, а потом он сжигался на ТЭЦ в Киеве, Днепропетровске, Запорожье, Житомире, Виннице. А дым от сгоревшего «уголька с приправой» из радионуклидов оседал «фонящим» смогом на эти и другие украинские города. Такова была цена «майданной» свободы и демократии.
После того как стальная сколопендра, гремя стальными сочленениями и дыша ядом, скрылась за дальним поворотом, бронированный донецкий «Носорог» выдвинулся из засады. Никто из экипажа наружу не выходил, броневик прошел на некотором расстоянии от железнодорожного полотна, определяя с помощью дозиметрических приборов безопасный уровень радиации.
– Вот тут более-менее нормально, – решил Александр Соболев и отметил место на карте. – Нужно проскочить этот участок на максимально высокой скорости, чтобы не «хватануть» лишних рентген.
– Машину нужно будет в какой-нибудь пруд отогнать и хорошенько покататься по воде, чтобы смыть лишние радионуклиды, – заметил Сергей Бродяга.
– А как же, так и сделаем, – согласился капитан Соболев.
По пути «Носорог» форсировал вброд несколько небольших речушек. Течение смыло лишние рентгены с корпуса броневика. Остановились на небольшой привал, сняли противогазы и герметичные комбинезоны.
Медик отряда неожиданно процитировал по памяти довольно внушительный отрывок:
– «Он остановился, прислушиваясь. Где-то в глубине чащи раздавался монотонный глухой рокот, и Максим вспомнил, что уже давно слышит этот рокот, но только сейчас обратил на него внимание. Это было не животное и не водопад – это был механизм, какая-то варварская машина. Она храпела, взрыкивала, скрежетала металлом и распространяла неприятные ржавые запахи. И она приближалась… Максим пригнулся и, держась поближе к обочине, бесшумно побежал навстречу, а потом остановился, едва не выскочив с ходу на перекресток. Дорогу под прямым углом пересекало другое шоссе, очень грязное, с глубокими безобразными колеями, с торчащими обломками бетонного покрытия, дурно пахнущее и очень, очень радиоактивное. Максим присел на корточки и поглядел влево. Рокот двигателя и металлический скрежет надвигались оттуда. Почва под ногами начала вздрагивать. Оно приближалось. Через минуту оно появилось – бессмысленно огромное, горячее, смрадное, все из клепаного металла, попирающее дорогу чудовищными гусеницами, облепленными грязью, – не мчалось, не катилось – перло, горбатое, неопрятное, дребезжа отставшими листами железа, начиненное сырым плутонием пополам с лантанидами, беспомощное, угрожающее, без людей, тупое и опасное – перевалилось через перекресток и поперло дальше, хрустя и визжа раздавливаемым бетоном, оставив за собой хвост раскаленной духоты, скрылось в лесу и все рычало, ворочалось, взревывало, постепенно затихая в отдалении». Вот, вспомнилось, что-то, – вздохнул Вежливый.
– Это Стругацкие? – поинтересовалась доктор Лена.
– Да – «Обитаемый остров». С некоторых пор цитаты из этого романа гениальных фантастов удивительно подходят к нынешней Украине, – усмехнулся эскулап.
– «Он брезгливо отряхнул пальцы и вытер их о песок, потом присел на корточки, задумался. Он попытался представить себе жителей этой планеты, вряд ли благополучной. Где-то за лесами был город, вряд ли благополучный город: грязные заводы, дряхлые реакторы, сбрасывающие в реку радиоактивные помои, некрасивые дикие дома под железными крышами, много стен и мало окон, грязные промежутки между домами, заваленные отбросами и трупами домашних животных, большой ров вокруг города и подъемные мосты… Хотя нет, это было до реакторов. И люди. Он попытался представить себе этих людей, но не смог. Он знал только, что на них очень много надето, они были прямо-таки запакованы в толстую грубую материю, и у них были высокие белые воротнички, натирающие подбородок…» – в ответ, улыбаясь, процитировала Елена Глинкина. И добавила: – «Максиму вдруг пришло в голову, что край настолько запущен и дик, что людей может не оказаться поблизости, что добираться до них придется несколько суток. Дремучие инстинкты пробудились и вновь напомнили о себе…»
– О, да вы, Елена, просто знаток фантастики! – расцвел обычно немногословный и погруженный в себя военный медик отряда.