Советистан - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Фатланд cтр.№ 97

Население Советского Союза росло быстрее, чем хлопковые поля Узбекистана, которые были уже не в состоянии насытить рынок. Хлопка не хватало. Уровень требований плановой экономики, выдвигаемый Москвой, был неосуществим, и вместо того, чтобы приноровиться к требованиям, узбекские власти начали мухлевать с цифрами, что помогало мелким и крупным функционерам оставлять гигантские суммы выручки от фиктивного хлопка в своих карманах, одновременно устраивая так, что Узбекистан ежегодно выполнял свою квоту – разумеется, лишь на бумаге.

Весь Советский Союз был пронизан коррупцией и кумовством, но более всего страдала от этого Центральная Азия: Центральный комитет в каждой республике на самом деле был не чем иным, как советом старейшин доминирующих кланов. Все кланы объединялись родственными связями и имели общие деловые интересы. В Узбекистане должность Генерального секретаря – или, если будет угодно, великого визиря – занимал Шараф Рашидов, пробывший на своем посту 24 года. Он счастливо отошел в мир иной в 1983 г., вскоре после того, как Московское Политбюро стало проявлять интерес к несоответствиям между указанным в отчетах общим количеством тонн хлопка и фактическими объемами поставок из Узбекистана. В итоге через все 80-е вплоть до распада Советского Союза в 1991 г. пронесся коррупционный скандал, получивший известность под названием «хлопковое дело». В результате признаний подозреваемых 3000 милиционеров потеряли работу и 4000 партийных оказались на скамье подсудимых и получили приговор. Когда к власти пришел Горбачев, он вынужден был заменить большую часть руководства коррумпированной партии. Несмотря на возражения узбеков, места отстраненных от должности лидеров заняли в основном русские, что позволило Горбачеву практически полностью сменить весь состав совета старейшин.

Первый секретарь, Ислам Каримов, был родом из Самарканда. Первое, что он сделал, когда Узбекистан получил независимость, это реабилитировал большинство лиц, осужденных по хлопковому делу. Многие из них даже вернулись в прежние должности.

Вывеска с изображением большой синей рыбы до сих пор встречает приезжающих в Муйнак посетителей, словно напоминание о былой славе. До 1970-х годов Муйнак, расположенный в трех-четырех часах езды от единственного портового города Узбекистана, Нукуса, был окружен пляжами с морскими волнами и неутомимыми рыбацкими лодками. Сегодня море находится от него в двухстах километрах. В наши дни Узбекистан не только страна, не имеющая морского побережья, но к тому же находится в окружении стран, у которых также нет морских берегов. Вот так и произошло, что Узбекистан потерял свой единственный выход к морю.

Во времена открытия Савицким своего художественного музея в Нукусе в 1960 г. Каракалпакстан в буквальном смысле слова процветал. Благодаря строительству новых каналов повсюду рос хлопчатник и не было ни одного безработного: местные жители были задействованы либо на посевах и сборах хлопка, либо на строительстве каналов, либо в сфере рыбной ловли. Если верить советской статистике, семь процентов съедаемой в Советском Союзе рыбы было выловлено в Аральском море. Только в Муйнаке более 30 тысяч человек было занято в отрасли рыболовства и переработки рыбы, осуществлявшейся на фабриках, выпускавших продукцию в вакуумной упаковке. Даже когда море начало исчезать, пока наконец не исчезло совсем, вахтенные рабочие на полную мощность продолжали трудиться на рыбокомбинатах. Когда рыбаки перестали привозить улов, власти начали поставлять туда для обработки замороженную рыбу из далекого Мурманска.

Остатки былой славы придают Муйнаку еще более удручающий вид. В центре города стоят полуразрушенные советские правительственные здания, где-то на окраине сохранился построенный из земли и глины кинотеатр, когда-то, по всей видимости, сверкавший свежими, яркими цветами, но сейчас не разобрать даже висящие на нем постеры с рекламой фильмов. В Муйнаке нет ресторанов и совсем ничтожное количество магазинов. Единственная городская гостиница настолько обветшала, что лишь немногие туристические компании рискуют отправлять сюда туристов. Перед бетонными блоками пасутся козы, а на улицах валяются груды песка. В школе, где половина классов пустует, на импровизированном футбольном поле мальчишки играют в футбол. У них запылены волосы и одежда, но они этого даже не замечают. Старый рыбный завод, который когда-то был сердцем Муйнака, теперь напоминает дом с привидениями. Окна разбиты, краска облезла, входная вывеска болтается.

Мой водитель Борис замедлил скорость, чтобы я могла сфотографировать его через закрытое окно.

– Здесь везде стоят охрана и полиция, – пояснил он. – Сразу после распада Советского Союза в Каракалпакстане начались небольшие выступления борцов за независимость, но они вскоре были довольно жестоко подавлены людьми Каримова. С тех пор здесь больше нет никакого организованного движения за независимость, но власти все еще напуганы до смерти возможностью его возобновления и в связи с этим принимают всевозможные меры. Тут повсюду рыщут информаторы, которые при малейших признаках подозрительных или нежелательных форм деятельности тут же предупреждают ташкентские власти.

– А фотографирование рыбозавода также считается нежелательной формой деятельности?

– Совершенно верно.

Кажется, Борис был последним русским, оставшимся в Каракалпакстане. После распада СССР его жена с детьми отправились первым самолетом в Москву, а Борис решил остаться, женившись на казашке.

– Я не мог покинуть свою пожилую мать, – сказал он. – Кроме того, умирать нужно там, где ты родился. Таково мое мнение.

Первое впечатление, произведенное Борисом, было довольно сомнительным. Одет он был в полинявший трикотажный спортивный костюм, который, несмотря на свою эластичность, все же был не в состоянии полностью прикрыть его объемистый живот. Хотя ему совсем недавно исполнилось всего 57, выглядел он лет на 20 старше. В прошлом году он получил инвалидность из-за хронической почечной недостаточности, которая в этих краях довольно распространенное заболевание. Будучи на пенсии, он подрабатывает, отвозя туристов к местам катастрофы на берега Аральского моря. Перед выездом из Нукуса он успел запастись местной водкой, которая, по его утверждению, была самой лучшей во всем Узбекистане.

Несмотря на эти зловещие признаки, Борис проявил себя как самый замечательный водитель, который мне попался за время всей поездки. В отличие от своих младших коллег, которые, едва завидев вдали полицейский патруль, тут же жали на тормоза, Борис сохранял прежнюю скорость, которая, впрочем, редко превышала сто километров в час, в рамках дозволенного. С водкой он тоже повременил до вечера, пока мы не припарковались.

На выезде из Муйнака находился единственный городской аттракцион: кладбище кораблей. Там, сомкнув свои ряды, стояли в песке 11 ржавых корпусов различных форм и размеров, – от небольших рыбных суденышек до крупных траулеров, на которых многочисленные парочки нацарапали свои имена и инициалы. Я поняла, что в этом месте я была уже не первой представительницей Норвегии: на одном из них крупными белыми буквами красовалась надпись: «Оле + Йорген». Позади лодок, насколько хватало взгляда, по всем направлениям простирался коричневый песок пустыни.