Советистан - читать онлайн книгу. Автор: Эрика Фатланд cтр.№ 71

– Мне не нравится город, – поделилась она. – И моим детям тоже. Пробыв в городе всего неделю, они стали проситься обратно. Им не хватает свежего воздуха, природы, свежей домашней стряпни. Здесь мы делаем все сами, ничего не покупаем. Людям помогают выжить их яки и рыба в озерах. Здесь не так много работы, поэтому большинство молодежи уезжает на пару лет в Россию, чтобы немного подкопить. А затем они снова сюда возвращаются. – Она улыбнулась теплой улыбкой.

– Разве это не трудно для женщин и детей, которые остаются здесь совсем одни? – поинтересовалась я.

Директор школы была самым позитивным человеком, встреченным мной за всю поездку, однако я почувствовала, что верю ей с трудом. Куда бы я ни поехала, я повсюду слышала либо жалобы о бытовых проблемах, либо подневольное славословие в адрес диктатуры, как это было, например, в Туркменистане. Да и разве могла жизнь быть настолько идиллической в этом месте, в трех тысячах метрах над уровнем моря, на расстоянии множества километров до ближайшей деревни, с землей, на которой ничего не растет, со снежными зимами, где термометр опускается до отметки минус 50 градусов?

– Да это не так уж сложно, – возразила с улыбкой директор школы. – У нас здесь все друг другу помогают. К примеру, когда прошлой зимой мой муж уезжал на пять месяцев, мне все соседи помогали по хозяйству, гостей принимать и по разным подобным делам.

– Можно сказать, что вы живете как истинные коммунисты?

Она кивнула и рассмеялась.

– Я все время работаю, – добавила она. – Если выдается свободные четверть часа, то использую их для шитья или вязания. Отдыхаю, только когда сплю. По воскресеньям занимаюсь стиркой. Времени на телевизор совсем не остается, но это не так уж и важно. Я люблю работать.

Сама она родом из далекой деревни на западе Памира, а в Булункуль переехала 17 лет назад сразу после замужества.

– Мужа мне подыскали родители, – объяснила она, – У нас здесь так принято.

– А вы им довольны?

– О, да! – Она широко улыбнулась, снова осветив все вокруг. – Но даже если бы я не была им довольна, то все равно бы с ним осталась. Для нас, исмаилитов, первый брак является единственным. Если уж первый разваливается, то что тогда говорить о втором или третьем?

Позже она вызвалась провести меня на свадебное торжество на краю деревни. В переполненном зале уже толпилось множество народа и вовсю играла музыка. Закрыв уши, дети заходились в рыданиях. Рядом со мной пристроился юноша в кожаной куртке и сообщил мне, что недавно развелся и теперь ищет себе новую жену.

Никто в Булункуле не следовал установленным президентом свадебным правилам, и пиршество длилось до самого утра, но мы решили уйти оттуда пораньше. Музыка продолжала звучать в ушах, пока мы спешили к дому школьного директора, избрав самый короткий путь через деревню. Ночь была безлунной; было так темно, что нам едва удавалось разглядеть приблизившуюся к нам стену дома. Внезапно моя хозяйка остановилась.

– Смотрите, – сказала она, подняв голову вверх. – Ну разве не красота?

Я взглянула на небо. Никогда раньше я не видела такого количества звезд, как здесь, на Крыше Мира. Разбросанные по черному ночному небу, они были подобны светящимся песчинкам.

* * *

После длительной зимовки на Памирском посту, первом русском военном форпосте на Памире, капитан Серебренников заскучал. Летом 1894 г. он изложил свою печаль в дневниковой записи:

«Мы все были внутренне истощены в этой огромной монотонной стране, которая могла бы быть идеальной для пессимиста, если бы зачем-то ему вообще понадобилась. На самом деле сложно себе представить более меланхоличную картину, чем пессимист, проводящий время на Памире за чтением Шопенгауэра. Эта безнадежная страна»^[10].

Еще долгое время после того, как Таджикистан уже приобрел независимость, вплоть до 2005 г., русские солдаты оставались тут, помогая охранять границу с Китаем. Когда после столетнего пребывания здесь они наконец покинули страну, то вместе с ними для местных жителей исчезла выплата регулярных месячных зарплат, а заодно и последняя надежда на будущее для жителей Мургаба, как теперь называется Памирский пост. Расположенный прямо на Памирском плато, в 3650 м над уровнем моря, Мургаб по сей день остается дырой, представляя собой невероятный контраст по сравнению с находящимся всего в нескольких часах автомобильной езды Булункулем. В Мургабе скопилось около 7000–8000 бедных, больных, страдающих от алкогольной зависимости жителей, да и живут они здесь только потому, что им больше некуда идти. Те, кто мог, уже давно уехали куда глаза глядят – в Душанбе, в Киргизстан, в Россию. Туда, где лучше, чем здесь.

Домишки в Мургабе невысокие и бедные. Редко какие из серых бетонных стен дождались покраски или побелки. Длинный ряд украшенных по-спартански коробочек вмещают в себя базар, торговые улицы и пивные. В этих же самых контейнерах с узкими скамейками, официантками с кислыми лицами и бутылками с прозрачной жидкостью находятся несколько городских кафе. После наступления вечера улицы заполняет голубоватый дымок от выбросов из множества генераторов. Нужно немало времени, чтобы этот дымок, смешавшись с автомобильной пылью, наконец осел. Женщины покрывают лица краями шарфа, чтобы защитить себя от токсичного воздуха. Когда они вот так передвигаются по городу, обмотанные ярко окрашенными полосками хлопчатобумажной материи с узкой прорезью для глаз, они напоминают ниндзя. И хотя до границы еще несколько часов, вы в некотором смысле уже в Киргизстане. Лица местных жителей отличаются от таджикских более мягкими, персидскими чертами, и ростом они гораздо ниже, чем гордый народ Памира. У них широкие, острые скулы и узкие монгольские глаза. Они – киргизы.

Сквозь толстый слой пыли и дыма не видно звезд. Темнота наступает довольно быстро, потому что уличного освещения здесь тоже нет. В вечернее время в Мургабе нет электричества, поэтому город и покрывает дым от генераторов, смешанный со зловонием дизельного топлива и бензина. Каждый должен заботиться о себе сам. Энергии от генераторов недостаточно для зарядки мобильника или работы электроприборов, но ее хватает на матовый свет от лампочек без абажуров, горящих внутри домов.

– Я хочу как можно скорее перебраться в Киргизстан, – бормочет Ибрагим, хозяин единственного в городе дома для постояльцев, где я остановилась. – Здесь нет будущего.

На этот вечер назначена свадьба племянницы Ибрагима, и, не успев опомниться, я уже в числе приглашенных гостей. Меня приводят в длинную комнату. Вдоль стен, тесно прижавшись друг к другу, сидят люди. Женщины в платках на головах сидят по одну сторону, а мужчины в высоких белых войлочных шляпах – по другую. На большом куске материи посреди комнаты разложена еда в совершенно немыслимых количествах: сотни круглых караваев хлеба, небольшие вазочки с разнообразными салатами, джемы, фрукты и соки. Вскоре на пороге появляются хозяева, держа в руках гигантские блюда с пловом. Затем по кругу пускают суп. После того как суп съеден, появляются огромные миски с бараньим жиром. Еда подносится молча и съедается также в полнейшей тишине. Когда наконец опорожняются миски с жиром, вносят новые блюда продолговатой формы, заполненные до краев бараниной. Присутствующие накладывают себе большие горки мяса, после чего по кругу пускается тарелка с домашним маслом. Гости зачерпывают себе щедрые порции, располагая масло рядом с мясом. Девушка, что сидит рядом со мной, не разрешает мне передавать дальше масленку, прежде чем я не положу себе большой кусок сливочного масла.