Кока-гола компани - читать онлайн книгу. Автор: Матиас Фалдбаккен cтр.№ 45

— О… Ну что мне сказать… разумеется! Было бы глупо ответить иначе… Вольфганг… Разумеется, я хочу выставить свои работы в твоей галерее!

— Отлично… отлично… Ты об этом не пожалеешь.

— Нет… о! Это все так быстро получилось, я даже не в силах осознать… Спасибо тебе огромное! Это всегда так быстро делается?

— Мне спасибо огромное? (слыша свои слова, Симпель закусывает губу и пытается проглотить кислую отрыжку): — Это не меня надо благодарить… Это… тебе… спасибо…

Моника снова опускает глаза, и Симпель спешит воспользоваться преимуществом.

— А знаешь что, Моника? Мне кажется, нам надо сходить посидеть в БАЛЬЕРИНОС, ты же знаешь, где это? Перекусить, распить бутылочку хорошего винца, отметить нашу удачу. Заодно обсудим детали, я могу дать тебе кое-какие адреса, номера телефонов и всякое такое… договоримся о точных датах… давай?

— БАЛЬЕРИНОС?.. А, БАЛЬЕНТИНОС! Я обожаю это место, но я там так редко бываю, к сожалению!

«Да уж как трудно было догадаться, пиздорванка ты моя предсказуемая!» думает Симпель, улыбаясь и произнося:

— Ну, тогда, значит, мы договорились, куда пойдем, да? Как-то мы с тобой по большей части сходимся во мнениях.

— Я вот только… мне нужно позвонить мужу и сказать, что я попозже приду домой, чтобы он не волновался. Он из-за меня нервничает по пустякам, понимаете?

— Ну конечно, валяй, звони… я не тороплюсь… хе хе хе…

— Хе хе хе… смеется Моника, идя к студийному телефону. С расстояния в три метра Симпелю видно, что она набирает номер, который вторым номером занесен в его список десяти самых ненавистных номеров телефонов, составленный за последние несколько лет. Если сложить все то время, что он просидел перед телефоном с зажатым в руке клочком бумаги, на котором записан этот номер, собираясь его набрать, получатся часы. Но так и не набрал. По той простой причине, что план еще не был готов. Лишь совсем недавно он понял, как нужно подступиться к этому делу. Это Мома-Айша натолкнула его на эту мысль, когда она в той или иной связи говорила о «нипрямом аспекте, которий нужна инагда использует… иии ни фсегда фсегда лезти на пролом… виии должен что-нибудь учиться у нааас, женчин… ви мужииики… а не делать что с бухти барахти неуклюжи и шито белими нитки». И вот тут-то решение задачи предстало перед Симпелем ясно, словно обелиск. Непрямая акция! Он ругал себя за то, что не додумался до этого раньше.

— Привет, это я, говорит Моника в телефон.

— Да… из студии… нет… я сегодня немножко задержусь… ко мне тут пришли… я же объясняю, ко мне пришли…

— ПРИШЛИ!?! слышит Симпель писк (на самом деле крик) на другом конце провода, и нет никакого сомнения в том, кому принадлежит отстойный прононс. «Акция уже начинает окупаться», думает он, «это же к чертям собачьим самое прекрасно организованное наступление на человеческой памяти. Сорри, детский психиатр сучий Берлиц-хуй, но твоя супруга отпрашивается у тебя, чтобы отправиться в царство некроромантики». Симпель так широко улыбается своим мыслям, что ему приходится отвернуться к двери.

— …это очень важно …, жалобно просит Моника у того, кого она когда-то считала мужчиной своей жизни. — Ко мне пришел один… галерист посмотреть… она с улыбкой поворачивается к Симпелю, но тот стоит лицом к двери (улыбаясь).

— …Это может стать… переломным моментом!.. Здесь нечего обсуждать!.. нет… нет, я не могу точно сказать, когда, но я буду позже… да… пока… да, я знаю, что тебе не нравится, когда… но это важно для МЕНЯ… прошу тебя, не надо так… да… пока… да нет же… пока… (клац).

Стоя среди комнаты в своем доставшемся по наследству доме в стиле модерн, держа в руке беспроводной телефон, Берлиц шипит «чччерт» себе под нос; он все еще в жениных панталончиках под костюмными брюками. «Если ей взбрело сегодня ночью шляться, то вот провались оно все, если я тоже не повеселюсь», бормочет он с ожесточением и выуживает парочку черных видеокассет с полки в домашнем кабинете.

Симпель сидит в БАЛЬЕНТИНОС и распинается перед Моникой Б. Лексов о галерейном бизнесе куда как дольше двух часов. Он понял, что весь проект развивается в нужном направлении, и беззастенчиво ложная информация о датах открытия выставок, публикации каталогов, объемах продаж и числе посетителей так и льется из него. Моника кивает, и Симпель, запихивая в себя какую-то дрянь типа песто-паста, видит по ее глазам, что она воистину счастлива. Моника заказала «тапас» (произнесенное на самом тошнотворном квази-испанском, какой Симпель когда-либо слыхивал).

Симпель, воспользовавшись тем, что Моника перевозбуждена, подливает в ее бокал так часто, как только возможно. По большей части будни Моники складываются из того, что она ковыряет ту-другую фигню в своей студии, а потом остаток вечера кукует дома в супружестве с Берлицем, вдвоем, без друзей. А сегодня она со своей офигительно скучной 49-летней душой вырвалась на волю! и Симпель старается изо всех сил, чтобы закружить ее в вальсе. В конце концов он подбирается к тому, что он называет «сухим деловым разговором», расспрашивает ее о том, как она пришла в искусство и проч., и Монику не приходится долго уговаривать, она с готовностью выкладывает самые что ни на есть жидкие экзопсихологические объяснения того, почему она работает так, как она работает, и почему она стала той, кем она является, и т. д., и т. д. Симпель кивает и понимающе улыбается, в то время как думает он только о предстоящем насильственном акте и только дожидается подходящего момента, чтобы сказать: «Моника, у меня с собой в сумке пара бутылочек вина, может, поднимемся к тебе в студию и разопъем их? Мы просто не можем сейчас прервать этот разговор!» И когда он, наконец, встревает с этим вопросом, слово «нет» давно уж исчезло из репертуара Моники. И они поступают именно так. Рука под руку они поднимаются в студию, Моника, прыская, слегка пошатывается в коридоре под дверью студии. Она неловко возится с ключами и прыскает еще более не к месту и призывно. Войдя, она театрально бросается на какую-то похожую на диван бандуру и восклицает:

— А ты? Теперь ты про себя расскажи!

— Да что же тут рассказывать, говорит Симпель, разыгрывая скромность и смущение. — Я всего лишь посредник. Это у тебя есть что рассказать, разные истории, а мне нечего рассказывать.

— Ой, ты мне льстишь, хихикает Моника, строя из себя маленькую девочку — неудачно.

— Проявлять интерес не значит льстить, говорит Симпель.

— …Ты… ты …нет, даже не знаю, что сказать… У тебя на все есть ответ… Я… должна подумать… ну, о том, что же рассказать… Ну ты извини меня… я тут только выскочу в коридор на минутку… туалеты у нас там… понимаешь…

Симпель пользуется моментом и спрашивает:

— Конечно… а еще вот что, Моника? У тебя тут нет открывашки, случайно? Я бы, пока ты ходишь, разлил вино…

Она показывает, где в ящике лежит открывашка и где в шкафчике кухонного уголка стоят бокалы, а потом говорит, что уже вряд ли сможет много выпить, и не ручается за то, что ей может прийти в голову, если она выпьет еще, и семенит в коридор. «Теперь или никогда!» думает Симпель, кидается к своей сумке, выхватывает бутылки с вином, назад к кухонному уголку, рывком выдвигает ящик, хватает открывашку, крутит изо всех сил, открывает одну бутылку, несется к шкафчику, выхватывает два стакана, наполняет их вином, моментально разворачивается, снова к сумке, хвать снотворное, назад к кухонному уголку; две-три пилюли в один из стаканов, тут он слышит «уже вряд ли смогу много выпить» внутренним слухом; вываливает туда четыре-пять-шесть-семь штук, сует снотворное в карман костюма, жидкость в стакане пузырится фонтаном, в коридоре семенит Моника, она возвращается, стакан все пузырится, хрен, блин, пузырится как сволочь, таблетки так и скачут вверх-вниз. Симпель перебегает на другой конец комнаты и ставит оба стакана на ее дебильный столик с акварелями, опирается обеими руками о столешницу и делает вид, что изучает этюды. Моника Б. Лексов танцующей походкой проходит в дверь и видит Симпеля склонившимся над эскизом, и он, прежде чем двинуться к ней навстречу, притворяется застигнутым врасплох: